Пой, Менестрель! - Максим Огнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это конец, — произнес стоявший рядом Скрипач.
Произнес, к ужасу Плясуньи, чуть ли не с облегчением — все, больше не нужно бороться, мерзнуть, голодать, трудиться, все тревоги остались позади.
«Нет! Не может быть такого конца!» — едва не закричала Плясунья.
Флейтист толкнул ее к фургону, закрывая собой: покончив с грабежом, вояки могли заняться женщинами. Окоченев от страха, Плясунья качнулась назад, отыскивая глазами вожака. Увидела. И тотчас узнала — раз встретив, этого человека нельзя было забыть, нельзя спутать с кем-то другим. «Драйм! Побратим Артура. Значит, это его люди. Люди короля творят бесчинства».
Один из воинов перерезал запутавшиеся постромки, испуганная лошаденка храпела и прижимала уши.
— Бери как есть, чего копаешься? — орал кто-то из нападавших приятелю, рывшемуся в актерском добре, и сам уже волочил к телеге узел.
Менестрель шагнул вперед. Схватил под уздцы Лихого.
— Драйм!
Драйм опустил к нему глаза. У Плясуньи сердце оборвалось. В один миг представила, как собьют певца с ног, накинут веревку, поволокут по снегу в лагерь, к Артуру — желанную добычу. Флейтист бросился на выручку.
Драйм узнал Менестреля. И вовсе не злобное торжество — неожиданная, невозможная, но совершенно искренняя радость отразилась в его глазах. Поднимая руку, чтобы остановить кинувшегося к Менестрелю дружинника, Драйм скользнул взглядом по лицам актеров. И увидел Плясунью. Хриплый, сорванный голос ударил в уши:
— Назад!
Плясунья прижалась к стенке фургона. Драйм уже не смотрел на нее. Бросив вперед Лихого, огрел мечом плашмя воина, тащившего упиравшуюся, встававшую на дыбы актерскую лошаденку. Воин обернулся — в лице была смесь злобы и удивления, — но поводья не выпустил. Меч Драйма вновь взвился над головой, и воин, отскочив, выпустил лошадь.
— Назад! Прочь!
Драйм развернулся к ворошившему тряпье дружиннику. Тот едва успел швырнуть на снег украденную куртку. Драйм чуть не отсек ему пальцы.
— Не сметь! В седло!
Драйм обезумел от страха. Измученные, озлобленные люди выйдут из повиновения, а тогда… Что будет с девушкой?
Он посылал вперед Лихого, оттесняя дружинников от фургона. Воины были ошеломлены, миг — и удивление сменится яростью.
— В седло! Приказ короля!
Отряд возвращался с добычей. Только это спасло актеров. Не будь воины сыты, Драйм не сумел бы их удержать. Голод оказался бы сильнее страха перед братом короля. Огрызаясь, дружинники направились к лошадям. Драйм не спешил прятать меч в ножны.
— Рох! Ты за старшего. Веди отряд в лагерь. Я нагоню.
Рох попытался было возразить и получил зуботычину. Вытер кровь с разбитой губы. Взглянув на Драйма, понял: еще слово — и лишится головы. Погнал коня к лагерю. Разгневанные, недоумевающие дружинники последовали за ним.
Драйм соскочил с коня и подошел к Плясунье.
Флейтист не стал вмешиваться, но взгляда с Драйма не спускал. Менестрель знаком показал актерам, чтобы собирали разбросанное добро, сам ласковым голосом и жестами подзывал лошадей. Актеры поднимали втоптанные в снег парики, раздавленные коробки с гримом, оглядываясь на Драйма с Плясуньей. Девушка так и стояла, привалившись к стенке фургона.
У Драйма было совершенно опрокинутое лицо. Помнить девушку веселой, беззаботной, кружащейся в вихре танца… И встретить ее зимой, в разоренном войной крае, бездомной, плетущейся пешком за жалким фургончиком, в плохонькой обувке, с людьми, которые ее и защитить-то не в силах. Не было дня, чтобы он не думал о ней, но разве мог представить голодной, по колено в снегу, жертвой разбойничьего нападения… Что теперь делать? Оставить ее здесь, на дороге, — немыслимо. Привезти в лагерь? Там тоже голодают, и потом, ударили морозы, и каралдорцы, отчаявшись, могут попытаться вырваться из окружения. Случайная стрела… Но бросить Плясунью без помощи… Ему даже нечего дать ей. На этой войне они совершенно обнищали.
— Не бойся, — наконец сказал Драйм. — Они не вернутся.
Плясунья осторожно переступила с ноги на ногу. Теперь, когда худшее миновало, удушающая слабость разлилась по всему телу. Потеряв равновесие, девушка села прямо на снег. Драйм хотел ее поднять, но, почувствовав, что ему не хватит сил, опустился на корточки рядом с ней.
— Откуда ты здесь?
Прежде чем Плясунья ответила, Флейтист шагнул к ней, схватил за шиворот и рывком поставил на ноги. Драйм остался сидеть. Глядя на нее снизу вверх, повторил:
— Откуда ты здесь?
— А где мне быть? — шепотом спросила Плясунья: голос еще не вернулся. — В городах выступать запретили.
— Кто запретил?
— Ну, не запретили — велели платить столько, сколько нам вовек не заработать.
— Кто?
Драйм поднялся, обхватил себя за плечи. Он весь взмок от испуга, а теперь начал застывать. В двух шагах кто-то из актеров, боязливо поглядывая на него, выкапывал из снега уродливый остроносый башмак. Актер, опрокинутый дружинниками в сугроб, прыгал на одной ноге, выгребая из-за шиворота снег.
— Магистр или король. Не знаю, — враждебно откликнулась Плясунья.
Менестрель, проходя мимо, накинул ей на плечи одеяло.
Драйм ни о каком запрещении не слышал, подобные дела его не касались.
— А зачем ты пришла сюда? — сердился Драйм.
Обвел взглядом суетившихся актеров. Двое лопатами расшвыривали снег из-под колес фургона, еще двое связывали перерезанные постромки. Высокая красивая женщина плакала, дуя на красные потрескавшиеся пальцы. Менестрель вел лошадей.
— Подкову потеряли, — сообщил он Овайлю.
— Что, не знаешь: война, голод, — повысил голос Драйм.
Плясунья глядела на него во все глаза: «Так он же меня еще упрекает!»
— Ладно, садись на коня, — скомандовал Драйм. — Отвезу тебя в лагерь.
Плясунья отпрянула.
— Отвезу тебя к Артуру.
— Я не поеду.
— Ты что, боишься меня? — резко спросил Драйм.
Худшей обиды она не могла ему нанести.
— Нет, просто не хочу ехать в лагерь.
— А чего ты хочешь? — озлился на нелепое упрямство Драйм. — Чтобы на вас опять напали, обобрали до нитки, спасибо, если не убили?
Снова взглянул на актеров — почти с ненавистью. Все они были заняты делом, и в то же время все как один наблюдали за ним и Плясуньей.
«Это из-за них! Из-за этих оборванцев она отказывается. Не желает их оставлять».
— Чего ты хочешь?
— Прежде всего, не хочу есть краденый хлеб, — отчеканила Плясунья.
Драйм отступил.
— Я думал, ты любишь Артура.
Флейтист, прислушивавшийся к разговору, плюнул, развернулся и ушел помогать актерам.
— Люблю Артура? — спросила Плясунья, наступая на Драйма. — А какого Артура? Которого видела в таверне — щедрого, веселого, дружелюбного? Или предателя и убийцу?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});