Пуанкаре - Тяпкин А.

Значение дела было раздуто до общегосударственных масштабов, а общественное мнение накалено до предела, чему немало удивлялся великий русский писатель Л. Н. Толстой. "…Событию этому, подобные которым повторяются беспрестанно, не обращая ничьего внимания и не могущим быть интересными не только всему миру, но даже французским военным, был придан прессой несколько выдающийся интерес",[41] — писал он. И несколькими строчками ниже заключал: "…Только после нескольких лет люди стали опоминаться от внушения и понимать, что они никак не могли знать, виновен или невиновен, и что у каждого есть тысячи дел, гораздо более близких и интересных, чем дело Дрейфуса".

Есть еще один немаловажный факт, объясняющий столь необычную активность вокруг этого «дела». Кампания в защиту Дрейфуса началась осенью 1897 года, то есть сразу после того, как в августе месяце в Базеле состоялся первый международный съезд сионистов и была основана Всемирная сионистская организация. Совпадение это вовсе не случайно, поскольку один и тот же источник питал и международною сионистское предприятие, и кампанию дрейфусаров — деньги барона Эдмонта Ротшильда. Не случайно, как только Дрейфус был оправдан, все банкиры, буржуа и коммерсанты тотчас же прекратили субсидирование тех демократических и прогрессивных организаций, которые вместе с ними участвовали в этой борьбе.

Симпатии Пуанкаре не принадлежат ни одной из сторон, но, безусловно, он за справедливость и беспристрастность, которые не являются привилегией какой-либо из этих партий. Единственным его вождем была совесть, и единственное стойкое неприятие у него было только ненависти. "…Ненависть тоже есть сила, сила очень мощная, — однажды скажет он. — Но мы не можем ею воспользоваться, поскольку она унижает, поскольку она как зрительная труба, в которую все можно видеть только в преувеличенном виде. Даже между народами ненависть пагубна: не она делает настоящих героев". И вот на процессе начинает фигурировать его мнение не о самом деле и не о приговоре, а о методах поиска истины, которые претендуют на научность. К тому времени дело уже пересматривалось военным судом в Ренне.

Сонная и тихая столица Бретани в августе 1899 года приковала к себе внимание не только всей Франции, но и всей Европы. Улицы, непосредственно примыкающие к зданию лицея, где заседал суд, предосторожности ради перегорожены рядами солдат и жандармов. Возбужденная, волнующаяся толпа заполняет зал. Здесь можно увидеть много знаменитостей — журналистов, литераторов, художников, политических деятелей. Живая портретная галерея. Над длинным столом, за которым сидят судьи, сплошной ряд блестящих пуговиц, белых перчаток и расшитых золотом воротничков. Состав суда подобран исключительно из артиллерийских офицеров, бывших воспитанников Политехнической школы, а председательствует полковник инженерных войск Жуо. Заслушивается Альфонс Бертильон, возглавляющий бюро в полицейской префектуре.

Имя Бертильона всем хорошо известно, это он разработал метод идентификации преступников по набору антропологических измерений. Метод основан на том, что если размеры двух каких-нибудь частей тела могут случайно оказаться одинаковыми у двух людей, то вероятность того, что у них будут совпадать размеры сразу пяти частей тела, ничтожно мала. Вероятностные расчеты были давним увлечением господина Бертильона, и сейчас с их помощью он пытается научно доказать, что пресловутое письмо написано именно Дрейфусом, а не кем иным. Извлекая из огромного портфеля одну бумагу за другой, эксперт заваливает суд замысловатыми диаграммами и листами, исписанными непонятными письменами.

Судьи в растерянности, и не только от заумных терминов и туманной фразеологии господина Бертильона. Правильность его выводов в самой категоричной форме оспаривает горный инженер Бернард, в свое время окончивший Политехническую школу и работающий инспектором шахт. И вот тут на помощь им приходит Пуанкаре. На реннском процессе зачитывается его письмо, заканчивающееся следующим резюме: "…расчеты господина Бернарда точны, а расчеты господина Бертильона неточны. Даже если бы эти расчеты оказались точными, в любом случае не было бы справедливого заключения, потому что применение исчисления вероятностей к моральным наукам является скандалом для математики, поскольку Лаплас и Кондорсэ, которые умели хорошо считать, дошли до результатов, лишенных всякого здравого смысла!" Пуанкаре выносит приговор, но не обвиняемому, а эксперту, вернее, его методу, "…не имеет научного характера".

На этом авторитетнейший представитель точных наук считает свою миссию выполненной, все остальное — дело судей. Он всего лишь математик, который в силу своих профессиональных познаний может предостеречь их от ошибочных мнений, являющихся издержками небывало возросшего авторитета науки и научных методов в самых широких слоях общества. "…Не знаю, будет ли обвиняемый осужден, но если так, то на основании других доказательств, — пишет он в том же письме. — Невозможно, чтобы такая аргументация произвела впечатление на людей, свободных от всех предрассудков и получивших прочное научное образование".

Пятью голосами против двух Дрейфус был снова признан виновным, но, найдя смягчающие вину обстоятельства, суд приговорил его к 10-летнему тюремному заключению. Менее чем через месяц Дрейфус был помилован декретом президента республики. Это решение считалось французским правительством идеальным выходом из создавшегося положения. Стране нужно было вернуть спокойствие и стабильность. Монархистские и антиреспубликанские силы за это время настолько активизировались, что республике стала угрожать вполне реальная опасность. Борьба переросла уже вопрос отдельной судьбы, и на улицах замелькали совсем другие, зловещие лозунги. В воздухе снова ощущалось смутное ожидание буланжизма, которому недоставало лишь всадника на вороном коне. В этот критический для республики момент социалисты повели рабочий класс Франции на борьбу с шовинистическими и милитаристскими вылазками.

В ноябре 1903 года Дрейфус потребовал пересмотра дела. Во время этого последнего расследования кассационный суд решил получить авторитетные научные заключения о выводах Бертильона и о некоторых других сомнительных вопросах. Была составлена комиссия из трех экспертов-математиков: А. Пуанкаре, бывшего в то время президентом Академии наук, Г. Дарбу, непременного секретаря Академии наук, и П. Аппеля, декана Факультета наук Парижского университета. После того как эксперты в присутствии генерального прокурора произнесли клятву перед членами кассационного суда, им вручили все дело, и они начали проводить свои исследования. По предложению Пуанкаре был произведен даже сеанс точных измерений в Парижской обсерватории с инструментами, используемыми для скрупулезных промеров фотографий звездного неба. После того как три математика пришли к единому мнению по каждому вопросу, они представили суду полученные ими результаты, предварительно отредактированные Пуанкаре. Вместе с другими материалами эта научная экспертиза послужила основанием для решения объединенных департаментов Кассационной палаты, аннулировавших решение рейнского военного суда.