Сборник новелл «На полпути в ад» - Джон Кольер

— О чем пишешь? — спросил он как-то вскоре после этого молодого человека, когда они сидели в тени фигового дерева.

Дарли честно принялся пересказывать содержание своего романа.

— Как ни банально это звучит, — сказал он, — но стиль решает многое.

— Стиль? К черту стиль, — осклабившись, заметил орангутан.

— Я знал, что вы это скажете! — воскликнул его благодетель. — В вас есть та самая нутряная сила, которой мне так не хватает. Насколько я представляю себе ваш роман, он напоен жизненными соками — грубыми страстями, обнаженной похотью, необоримыми желаниями; в нем все — неистовство, мощь, динамичность, первозданное животворное начало.

— Ну, — сказал орангутан.

— Фраза, — заливался его собеседник, — сжата до мыслимого предела, искусно сведена к хрипу, стону и визгу самок с огромными первобытными сосками, а мужчины…

— Точно, — согласился орангутан.

— … они сбивают друг друга с ног, — продолжал поклонник его дарования. — Ощутив на губах солоноватый привкус крови либо заметив, что женское тело становится податливым под градом апперкотов, хуков справа и прямых слева, они внезапно испытывают доселе неведомое им чувство…

— Ага! — с воодушевлением гаркнул орангутан.

— … и с криком, больше похожим на рыдание…

— Ну ты даешь! — заревел орангутан.

— … они прыгают, цепляются, стискивают друг друга в объятиях и в экстазе, который сродни мучительной, непереносимой, обжигающей, душераздирающей боли…

Будучи не в силах больше сдерживаться, орангутан вгрызся в лучшую ветку на фиговом дереве мистера Дарли.

— Факт! Это моя книга, сэр! — замычал он набитой щепками пастью.

После этого орангутан, как ни грустно говорить об этом, бросился в дом и стиснул миссис Дарли в своих железных объятиях.

— У меня творческий зуд, — прохрипел он. Миссис Дарли по натуре была женщиной восторженной. Она поверила мужу на слово, что орангутан до неприличия гениален. Она всегда восторгалась его фигурой и глазами, к тому же на себе испытала его железную хватку.

Вместе с тем она была необычайно благовоспитанной молодой особой.

— А как же быть с Дэннисом? — говорила она. — Мне бы не хотелось обижать его.

— Да ну? — вскричал бесстыжий антропоид. — Эту мелкую сошку? Бездарность? Ничтожество? Не бери в голову. Я ему задам, детка! Я…

Миссис Дарли с достоинством перебила его. Она была из тех по-настоящему благородных женщин, которые если и способны изменить мужу, так только поддавшись неподдельной страсти, да и то заручившись самым трогательным к себе отношением.

— Пустите меня, Эрнест, — сказала она с таким видом, что наглый зверь вынужден был подчиниться. Как и всякий выскочка, он крайне болезненно реагировал, когда его ставили на место. — Унижая Дэнниса, вы не выигрываете в моих глазах, — продолжала она. — Это лишь доказывает, что вы плохо разбираетесь не только в мужчинах, но и в женщинах.

— Ладно тебе, Джоанна, — униженно заскулил орангутан. — Ну забылся, бывает. Сама знаешь, гений есть гений.

— Не будь вы гений, — сказала Джоанна, — я бы выставила вас из дома. А так у вас еще есть шанс.

У орангутана не хватило ума истолковать ее последнюю реплику так же вольно, как ее восприняли бы иные. Очевидно, он чересчур долго просидел за решеткой и понимал не больше, чем какой-нибудь подсудимый, окончательно озверевший со страху. Перепуганный зверь не усмотрел кокетства в улыбке миссис Дарли и пришел в ужас от мысли, что может лишиться крыши над головой.

— А ты не расколешься, сестричка? — пробормотал он.

— Нет-нет, — успокоила его миссис Дарли. — Пустяки, дело житейское. Но впредь ведите себя приличнее.

— О чем речь, — сказал он, заметно приободрившись. — А сейчас пойду поработаю.

Он тут же пошел к себе, посмотрелся в зеркало и, странным образом, вновь обрел ущемленное было чувство собственного достоинства. «Я им покажу! Что там плела эта мразь? „Прыгают, цепляются, стискивают друг друга в объятиях…“ Отлично! Моя книга разойдется, как горячие пирожки».

Сам дьявол не сочинял бы так лихо, как он. Почерк у него был ужасающий, но что с того? Стилист он был далеко не самый лучший на свете, зато жизнь изображал без прикрас. Он писал о железных объятиях, вроде тех, какие недавно вынужден был ослабить, о бешеных конвульсиях страсти, о нападениях, избиениях, перемежавшихся яростными нападками на изнеженную цивилизацию и неуемными восторгами по поводу грубой силы.

— Они у меня попляшут, — приговаривал он. — Узнают, что почем.

Спустившись к ужину, он заметил, что миссис Дарли держится с ним сдержаннее обычного. Причиной тому, безусловно, было проявленное им днем малодушие. Он никому не доверял и теперь ужасно боялся, как бы она не рассказала о случившемся мужу. Еще и поэтому он хотел поскорее закончить книгу, ведь тогда он не будет от них зависеть и сможет отомстить. Сразу же после ужина он поднялся к себе и трудился до полуночи с таким вдохновением, будто изливал душу воскресной газете.

И вот, когда после долгих дней упорного труда книга наконец подходила к концу, Дарли с еле сдерживаемым волнением объявили ему, что у них обедает самый знаменитый из современных прозаиков. С не меньшим, чем они, нетерпением ждал вечера и орангутан: дельный совет ему был абсолютно необходим.

Мэтр прибыл, его автомобиль был верхом совершенства. За столом обезьяна глазела на него с величайшим подобострастием. После обеда, как и все простые смертные, пили кофе.

— Я слышал, — сказала знаменитость, обращаясь к Дарли, — вы заканчиваете роман?

— Так, безделица, — скромно отвечал молодой человек. — Вот Симпсон — другое дело, от него можно многого ждать. Боюсь, моя проза слишком легковесна. Это своего рода социальная сатира. Касаюсь церкви, войны, мира, фашизма — всего понемногу, но все это как-то невыразительно. Я бы хотел создать что-нибудь более приземленное: чувственные женщины, голос похоти, кровная месть — в таком духе.

— Помилуйте, дорогой мой! — вскричал мэтр. — Вот что значит жить вдали от мира. Право же, надо перебираться поближе к свету. Вкусы нынче меняются. Уверяю вас, ваша книга еще не выйдет из печати, когда мистер П. (он назвал имя очень влиятельного критика) женится на одной молодой особе внушительных размеров, с которой сейчас помолвлен. Неужели вы думаете, что после медового месяца, проведенного в обществе этой бесподобно сложенной дамы, бедный П. станет читать про голос похоти? Нет, нет, голубчик, занимайтесь-ка лучше социальной сатирой. Если найдется место, вставьте что-нибудь про феминизм. Пройдитесь по поводу культа сильного мужчины и его воздействия на обманутых женщин — и успех вам обеспечен. Вас будут носить на руках.