Сборник новелл «На полпути в ад» - Джон Кольер

— Живая? — не без некоторого интереса спросил Хартпик.

— Mus domesticus, домашняя мышь, — пояснил Дэвис. — Водится в любом доме. Итак, следите за ним. Сам забрался в аппарат! Смотрите, идет по центральному стержню! Видите — прямо к приманке. Под его весом…

— Бултых! — вскричал Хартпик, явно оживившись.

— А мышеловки тем временем, — торжествующе воскликнул Дэвис, — автоматически переключилась на следующую мышь. Утром вам остается только выбросить утонувших мышей.

— Неплохо! Смотри-ка, он пытается плыть. В этом что-то есть.

— Что я вам говорил, мистер Хартпик, — улыбнулся Дэвис. — Усовершенствованная мышеловка!

— Ничего подобного! Чушь собачья! Впрочем, я всегда говорю, на всякую чушь найдется свой покупатель. Сыграть на человеческих чувствах… Какая-нибудь старая дева… глядишь, и клюнет.

— Вот и прекрасно! — оживился Дэвис. — А то я уж думал… Не важно! Извините, я только вытащу его.

— Минуту, — сказал Хартпик, сжав запястье Дэвиса своими толстыми пальцами.

— Боюсь, он уже немного выдохся…

— Так вот, — сказал Хартпик, по-прежнему не сводя глаз с мыши. — У нас есть типовой контракт на такие патенты. Стандартные расценки. Можете, если хотите, запросить своего адвоката. Он вам скажет то же самое.

— Это не важно, не беспокойтесь, позвольте мне только….

— Успеете, ведь у нас с вами серьезный деловой разговор, не так ли? — Да, конечно, — неуверенно сказал Дэвис, — но он устал. Понимаете, это показательная мышь.

Дэвису почудилось, что пальцы мистера Хартпика еще крепче сдавили его руку.

— А у нас сейчас что? — грозно спросил тот. — Не показ, что ли?

— Показ? Ну да, — подчинился Дэвис.

— Или вы пытаетесь что-то скрыть от меня? Откуда я знаю, что мышь в конце концов не вылезет из воды? Я хотел предложить вам зайти завтра утром к нам в контору, мы бы подписали контракт. Если, конечно, это вас интересует.

— Естественно, интересует, — сказал Дэвис. Он весь дрожал. — Но…

— Ну а раз интересует, оставьте свою мышь в покое. — Боже, но ведь он тонет! — закричал Дэвис, пытаясь вырвать руку.

Мистер Хартпик повернулся к нему своим массивным лицом — и Дэвис перестал вырываться.

— Заплыв продолжается, — гаркнул Хартпик. — Ну вот, смотрите, смотрите! Захлебнулся! — Он выпустил руку Дэвиса. — Захлебнулся раз! Захлебнулся два! Готов!!! Бедняжка. О'кей, мистер Дэвис, итак, завтра утром, скажем, в половине одиннадцатого. Идет?

И он огромными шагами вышел из комнаты. Некоторое время Дэвис стоял совершенно неподвижно, потом подошел к Механической кошке. Он было протянул руку к банке с водой, но порывисто отвернулся и зашагал по комнате. Когда через некоторое время опять раздался стук в дверь, он все еще ходил из угла в угол. Сам того не замечая, Дэвис, должно быть, сказал «Войдите», потому что в номер вошел коридорный с прикрытым тарелкой блюдом в руках.

— Простите, — сказал он, широко улыбнувшись. — Это бесплатно, сэр. Кукуруза в масле для президента Джорджа Симпсона!

СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

В этой жизни Эдвард Лекстон не был обделен ничем, кроме возлюбленной, невесты или жены. У него был небольшой, очень изящный дом эпохи Регентства, который отражался белым фасадом в миниатюрном искусственном водоеме. Вокруг дома, под сенью ухоженных деревьев, раскинулся небольшой ярко-зеленый парк. За парком его владения простирались по густо заросшим холмам, каких не было во всей южной Англии. Небольшие пахотные поля были окружены громадными лесами. Над фермой и коттеджами вился в вечернем небе голубой дымок.

Вместе с тем доход его был невелик, зато природа наградила его хорошим вкусом, а потому он умел довольствоваться малым. Его обед состоял из свежезажаренной куропатки, бутылки «Эрмитажа», яблочного пирога и ломтика стилтонского сыра. Его коллекция картин — из крохотного пейзажа кисти Констебля, оставшегося ему от двоюродного дедушки. Его коллекция оружия — из старого отцовского охотничьего ружья «Холланд энд Холланд», которое казалось ему верхом совершенства. Его псарня — из двух охотничьих псов с вьющейся шерстью, одного — темно-каштанового, другого — черного. Такие собаки теперь давно вышли из моды, равно как — если верить близко его знавшим — и их хозяин. Сейчас ему было за тридцать, с недавнего времени он заказывал своему портному костюмы исключительно прошлогоднего покроя, а когда его старые друзья уезжали за границу, ему не приходило в голову обзавестись новыми.

С годами он все больше и больше предавался мирной красоте своего дома и пышной, грубой красоте окрестностей. Такого рода безоглядное увлечение порой бывает весьма опасным, ибо неодушевленная красота может быть ничуть не менее притягательной, чем любая другая. Представьте себе, что стоило Эдварду встретить девушку, которая ему приглянулась, как какой-нибудь поросший вековыми дубами холм, словно ревнивый пес, просовывал между ними свое огромное плечо. И сразу же становилось совершенно ясно, что девушка слишком легкомысленна и вдобавок злоупотребляет косметикой. На фоне простого, грубо сколоченного сруба, смотревшего неодобрительным взглядом старого слуги, веселая девушка могла показаться чересчур разбитной, а смутные воспоминания о какой-нибудь давно не существующей маленькой детской преображали всякую современную молодую женщину в кинозвезду.

В результате Эдварду ничего не оставалось, как в одиночестве коротать вечера, уговаривая себя, что он самый счастливый человек на свете. В один из таких «счастливых» вечеров он получил письмо от своего старинного друга, в котором тот приглашал его пожить у себя на ранчо в Нью-Мексико. Эдвард подумал, что никогда прежде ему не приходилось испытывать удовольствие видеть свой дом после долгого, томительного отсутствия. Он дал телеграмму, собрался и пустился в путь.

Он приехал в Нью-Мексико, и бескрайние просторы этого штата крайне ему приглянулись. Тем не менее вскоре он вдруг мучительно затосковал по какому-то повороту на какой-то проселочной дороге у себя дома — ничем не примечательному повороту, на который он раньше никогда не обращал внимания. Он попрощался со своим хозяином и отправился в Нью-Йорк, но не поездом, а на подержанной машине, которую купил, чтобы напоследок посмотреть страну. Путь его лежал по северной границе области, известной под названием «Район пыльных бурь», и спустя несколько часов он ехал уже совершенно вслепую, что может быть чревато серьезными последствиями, особенно если водитель замечтается в этот момент о далекой проселочной дороге. Дорога, находившаяся в четырех тысячах миль от него, плавно повернула, и Эдвард неожиданно обнаружил, что машина его — в узком проулке, рядом с ним на сиденье арбуз, у него острая боль в ребрах и чувство, будто он въехал в маленькую сельскую лавчонку. «Я попал в беду», — подумал Эдвард. Попал он, как вскоре выяснилось, еще и в Хиберс-Блафф, штат Арканзас, где ему предстояло, чтобы выплатить убытки и починить машину, задержаться на несколько дней.