Император Александр III - Владимир Петрович Мещерский

не замеченною, так как взоры всей Европы были устремлены на дела в Египте. Но в начале 1885 года Англия была объята чувством паники после того, как движение русских войск приняло направление на Герат; англичане сильно опасались, чтобы русские не овладели ключом Индии. Британское правительство командировало в афганистанскую армию, находившуюся в Пенджабе, генерала Лэмсдена, и, невзирая на состоявшееся с Россией соглашение относительно поддержания status quo, Гладстон распорядился так, как будто война уже была объявлена; он просил парламент дать разрешение на пополнение армии чинами запаса. Тут впервые Император Александр III показал миру, насколько тверды и непоколебимы Его политические взгляды и убеждения. Приближенные Императора советовали Ему вступить с Англией в переговоры, но Он не внял подобным советам, сказав приблизительно следующее: «Всякие переговоры бесполезны. Займем то, что принадлежит нам по праву, и оставим их кричать. Из этого крика ровно ничего не выйдет». Последующие события показали, насколько прав был Император.

Александр Баттенбергский. Неизвестный фотограф. XIX в.

30 марта генерал Комаров переправился через реку Кушку и нанес поражение афганцам. Гладстон потребовал, чтобы генерал Комаров был отозван, исходатайствовал перед парламентом значительный кредит на военные надобности, искал союза с Турцией и занял порт Гамильтон. Но Царь пожаловал генералу Комарову золотое оружие, и, несмотря на то, что в это время правительственная власть Великобритании перешла в кабинет лорда Салисбюри, в Лондоне был заключен договор, в силу которого Пенджаб остался за Россией. Событие это значительно подняло престиж Императора Александра III.

Лишь только было улажено это дело, как князь болгарский Александр, по собственному произволу, не спросив предварительного разрешения России, освободившей и покровительствовавшей Болгарии, присоединил Восточную Румелию к Болгарии. Это послужило началом болгарского вопроса. С возникновением помянутого вопроса, направление внешней политики Императора Александра III резко переменилось. В поведении России в первой фазе болгарского вопроса заметно было, что Император Александр III не совсем еще освоился с великими вопросами дипломатии; Он еще не научился владеть Собою. В своем прекрасном труде об Императоре Александре III Флуранс напрасно доказывает на блестящих фразах, что политика Александра III и в первой половине болгарского вопроса была вполне ясна и правильна. Император, конечно, имел слишком серьезные основания быть недовольным неблагодарностью Александра Баттенбергского и вместе опасаться, что предпринятый болгарским князем поход на Филиппополь был задуман по совету врагов России. Но когда принц Баттенбергский вновь вернулся в Болгарию после временного изгнания и в своей телеграмме, адресованной Императору Александру III, отдал себя и свою корону в распоряжение России, тогда, собственно, уже не было основательных причин к непризнанию Александра Баттенбергского, который, после ответа Императора Александра III, навсегда должен был оставить Болгарию. Последующие события показали, что Александр Баттенбергский действовал искренно. Когда Болгария вновь предложила ему княжескую корону, он ответил, что согласится на принятие таковой только под условием полного примирения с Россией, и после этого ответа всякие переговоры были прекращены. В это время циркулировали слухи о том, что Император Александр III был лично не расположен к Своему двоюродному брату будто бы вследствие того, что Александр Баттенбергский, получая от России субсидии, передавал таковые в другие карманы, ничего общего с Болгарией не имеющие. Последние события в Болгарии также заставляли думать, что Император Александр III, если бы не так строго придерживался своих принципов, легко бы мог вернуть России то положение, какое занимала она в Болгарии и затем потеряла таковое исключительно лишь вследствие политики Стамбулова.

Между прочим, из слов, сказанных Стамбуловым корреспонденту Frkf. Zeit о твердости Императора, можно вывести заключение, что болгарский диктатор желал войти в переговоры с Россией.

С другой стороны, болгарский вопрос был школою, в которой Император Александр III почерпнул те богатые сведения относительно ведения дел внешней политики, которые создали Ему впоследствии славу великого государственного деятеля и так прекрасно увенчали все Его начинания. К этому времени, – приблизительно совпавшему с моментом отречения принца Баттенбергского от болгарского престола, – в Европе установилось крайне натянутое положение. Все ожидали, что болгарский вопрос поведет к общеевропейской войне, и в то время, как осторожный Греви, мечтавший о том, чтобы жизнь Франции текла подобно мирному и тихому существованию Швейцарии, всеми силами старался отвратить возможность возникновения войны, – известная, с каждым днем увеличивавшаяся французская партия с надеждою взирала на генерала Буланже как на представителя политики реванша. В это же время князь Бисмарк навестил в Франценсбаде русского министра иностранных дел Гирса, чтобы выяснить политическое положение Европы. Гирс, в свою очередь, сделал 3 сентября визит германскому канцлеру в Вильгельмштрассе. Но, несколько дней спустя, Император Александр III так отличил Каткова, что всем стало ясно, что прошли те времена, когда предложениям князя Бисмарка придавали в Петербурге особенное значение. Зима 1886–1887 года прошла среди всеобщего беспокойства и приготовлений к войне, а Бисмарк, воспользовавшись всеобщею лихорадкой, сломил упорство немецкого рейхстага относительно закона о септеннате.

Среди этих приготовлений к войне, на страницах русского органа Le Nord, в номерах от 19 и 27 февраля 1887 года, появились две статьи, возвестившие о новом направлении внешней политики России. Во время опасных кризисов, упорно повторявшихся, Император Александр III успел основательно изучить положение, после чего Он остановился на известной программе, вполне ясной и точной, и от этой программы Он уже не отступал до конца Своих дней. В коротких словах программа эта сводится к следующему: Россия желает сохранения мира и установления европейского равновесия. Для сохранения мира необходимо, чтобы Россия избегала всяких конфликтов; для установления европейского равновесия на случай войны нужно, чтобы политика России не давала никому никаких надежд, но вместе с тем и не затрагивала бы никого. Таким образом, Россия не может заключать союзы, ни брать на себя какие бы то ни было обязательства; нужно также, чтобы она тщательно избегала вооруженного столкновения с Австро-Венгрией, которое связало бы ей руки во время франко-германской войны; – другими словами, Россия должна тихо и спокойно оставаться зрительницею событий, разыгрывающихся в Болгарии.

Восемь дней спустя после того, как газета Nord опубликовала эту программу, на ее же страницах появилась статья, гласившая, что Россия окончательно убедилась в корректности собственной политики, а также в том, что она держит в своих руках судьбы Европы. Тогда еще трудно было объяснить себе этот победоносный тон, теперь зато он стал вполне понятен. При берлинском дворе, а также и среди германской армии, была сильная партия, полагавшая, что настал решительный момент для нанесения окончательного удара. Князь Бисмарк, однако, не разделял этого мнения. Он желал, конечно, войны между Россией и Австро-Венгрией в