Фея придёт под новый год (СИ) - Лакомка Ната

— Что же главное для жены?

— Доброта, терпение, скромность, — он отвернулся от окна ко мне. — Или вы считаете, сударыня Элизабет, что главное — красивое лицо и ясные глаза?

Он опять шутил, но теперь меня невозможно было сбить с толку шутками. Теперь я понимала, что он шутит, чтобы скрыть разочарование и боль, которые были в его прошлом, и которые до сих пор давали о себе знать.

— Нет, я тоже считаю, что красота — не главное, — ответила я. — Но если бы вы любили свою бедную супругу, то её предательство не стало бы для вас таким болезненным.

— Откуда вы знаете? — тут же спросил хозяин. — Предательство любви ещё больнее, можете мне поверить. Когда предаёт любовь, начинаешь совершать глупости.

— Например, женишься кому-то назло.

— Например, да, — согласился он. — Но не могу сказать, что я очень об этом сожалею. Карина была неплохой женой… какое-то время. Она была именно такой, какой в то время я хотел видеть женщину — скромной, терпеливой, не привлекающей к себе внимания. Она была дочерью священника, и я считал, что лучшей жены мне не найти. Карина занималась домом и детьми, довольствовалась малым, терпела мужа-моряка, которого вечно носило где-то за горизонтом.

— Что же произошло? — произнесла я тихо. — Почему всё было… неплохо, а потом разладилось?

— Кто же знает, что происходит в человеческой душе? — очень философски спросил господин Тодеу. — Но близнецы родились уже в этом доме, и с тех пор моя семья уже ни в чем не нуждалась. Карине стоило только пожелать — у неё появлялось всё. У неё был личный экипаж, она научилась ездить верхом, её стали приглашать наши местные аристократы, — он усмехнулся, — понадобились красивые наряды, драгоценности… Ей понравилось так жить. Но, думаю, все женщины любят наряды и украшения. Это у них в крови. А потом я получил то, что получил, — он с усмешкой постучал себя пальцем по макушке, — не самое приятное, когда весь город, и даже собственные дети знают, что ты — рогоносец.

— И Логан…

— Логан — мой сын, — перебил меня хозяин. — Он ведь носит мою фамилию, не так ли?

— Так, — тут же согласилась я. — Но с вашей стороны не было ничего, что могло заставить госпожу Карину решиться на… такой шаг? Вы были примерным мужем, мужчиной без упрёка?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Старался быть таким, — сказал он серьезно.

— Получалось?

— Об этом надо спрашивать не у меня.

— Увы, больше спрашивать не у кого, — заметила я. — Но сомневаюсь, что для женщины было бы огромным счастьем получить в мужья Тодо-колобродо. Само прозвище обо всём говорит.

— Хэмстер разболтал, — сразу понял хозяин.

— Скажем — проговорился, — вступилась я за моего кавалера по танцам. — Значит, вы потерпели крушение на любовном фронте, назло госпоже Хизер подыскали себе удобную жену, а потом наведывались домой по большим праздникам, чтобы сделать ребенка и снова уйти в море?

— Когда вы так говорите, всё звучит очень страшно, — сказал он.

— Но очень похоже на правду.

— Вы не знаете моей жизни, — покачал он головой.

— Не такая уж она и загадочная, — возразила я. — Но теперь я вижу, что Ванесса не права. Не женщины виноваты в том, что вам сейчас невесело живется. Вы сами виноваты. По-моему, вы не любили ни госпожу Хизер, ни госпожу Карину. Потому что если бы любили, то не обижались бы на них. А так в вас говорят старые обиды. Они-то и мешают вам жить настоящей жизнью. И поэтому вы не понимаете, что кто-то может любить вашу дочь по-настоящему. И поэтому лишаете её права на счастливую жизнь. Потому что счастье — это свобода выбора. И свобода в любви — тоже. Нельзя сделать счастливым по принуждению.

— Вы говорите, будто вещаете истину, — господин Тодеу, похоже, не впечатлился моей речью. — Но что, если вы ошибаетесь? И Берт не любит Ванессу великой искренней любовью, и их брак будет ошибкой?

Я могла бы поклясться, что чувства мастера Этана искренние и сильные, но это выглядело бы ещё большим безумием, чем когда служанка взялась распекать хозяина, который только что её страстно целовал.

— Тогда… — я глубоко вздохнула, — тогда вы раскроете объятия своей любимой дочери, утешите её, и скажете, что жизнь на этом не кончается. И что за несбывшимися мечтами всегда приходят другие мечты. А разбившаяся любовь может обернуться благом. Она поплачет и переживет это, как пережили вы расставание с госпожой Хизер, и как пережили измену госпожи Карины. Жизнь на этом не прекращается, верно?

Он молчал довольно долго, и я уже решила, что позволила себе слишком многое, но тут господин Тодеу заговорил:

— Вы прямо проповедник в чепчике, сударыня Элизабет. Разложили всё по полочкам, отделили корицу от имбиря, так сказать. Мне и возразить нечего, кроме одного…

— Что же вас смущает? — ответила я, готовая отстаивать свою правоту.

— А вот что, — хозяин скрестил руки на груди и встряхнул головой, отбрасывая со лба непокорную прядь. — Вы так прекрасно указали мне на мои недостатки…

— Не недостатки, а ошибки, — быстро поправила я его.

— Ах, ну да, — кивнул он. — Это совсем другое, не так обидно слышать. Но вы немного увлеклись и позабыли о своих ошибках.

— О своих? — насторожилась я, потому что разговор повернулся совсем в другую сторону. — Простите, господин Десинд, но мои ошибки — это моя жизнь и…

— И счастье в том, чтобы самому совершать ошибки в жизни, — подхватил он. — Я помню, не повторяйтесь. Но стали ли вы от этого счастливее? От своих ошибок?

— Прошу прощения, но то, что я оказалась в вашем доме без средств к существованию…

— Вы не поняли, — он был уже рядом со мной, и снова воспоминания о поцелуе закружили меня штормовым вихрем. — Вы совсем ничего не поняли, сударыня Элизабет. Ваша ошибка в том, что вы не доверяете людям. Я вижу перед собой самую красивую женщину в королевстве, но вместо того, чтобы любить и быть любимой, вместо того, чтобы носить шелк и бархат, она зачем-то прячется под чепцом и грубой кофтой, и хранит, хранит свои тайны. Не пора ли и вам проявить немного откровения? Или вы боитесь меня? Не доверяете? Не пора ли вам вылезти из своей раковины?

Все мои доводы, которые я готовила, чтобы защитить право Ванессы выйти замуж по своему усмотрению, все мои заготовленные фразы улетучились, будто их выдуло ветром из головы.

Всё верно. Я решила, что могу раздавать советы этим людям, как жить правильно, и как поступать, чтобы обрести счастье, а сама? Просто сбежала, спряталась, действительно, как в раковину…

— Пресноводный моллюск, — сказала я.

— Что? — не понял хозяин.

— Позвольте мне остаться пресноводным моллюском, — повторила я.

Господин Тодеу расхохотался так неожиданно, что я вздрогнула. Но он смеялся — и это был настоящий смех, не язвительный, не горький, это был просто смех… Весёлый… Глядя на хозяина, засмеялась и я — тихо, несмело, не совсем уверенная, что разговор закончится хорошо.

— Идите отдыхать, сударыня проповедник, — сказал господин Тодеу, отсмеявшись. — Можете передать Ванессе, что её пожелания относительно выбора мужа будут учтены.

— Значит ли это… — начала я осторожно.

— Пусть выходит за этого Берта, если он ей по душе. Но не думайте, что теперь он мне стал по душе.

— Что вы, даже не предполагала, что такое возможно, — я замялась, а потом сказала: — Не сердитесь, что я говорила с вами резко. Но когда я увидела, что происходит, я просто не смогла промолчать.

— Я не сержусь на вас, сударыня, — сказал господин Тодеу. — Но неужели вы и правда думаете, что я не способен полюбить?

— Этого я не говорила. Ответ на этот вопрос знаете только вы сами. А в благодарность, что вы решили быть более внимательным к Ванессе, — я поспешила переменить тему разговора, — обещаю сделать кое-что для вас.

— Для меня?

— Да, только для вас, господин Десинд.

— И что же?.. — он перевёл взгляд на мои губы, и мне стало смешно.

— Научу вас танцевать, — сказала я и не смогла сдержать улыбки.