Плохо быть мной - Михаил Найман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я же говорила, Лилу! — повернулась к ней с переднего сиденья старушка. — О чем ты думала, когда отправлялась путешествовать на автобусе, нацепив на себя кусочек нитки и назвав его юбкой? Видишь, даже этот тебе говорит…
— Этот ничего не говорит! — запротестовал я. — Этот, наоборот, говорит, что клево!
Лилу повернула ко мне пьяные глаза и заговорила нарочито добреньким голоском:
— Я ведь верю в Бога, мальчик мой. Я очень верующий человек, — она взяла меня за руку.
— Я тоже верю в Бога, — перебил я ее. — Но сейчас я говорю, что на вас классная юбка.
Лилу поправила прическу.
— Не знаю, что это Хелен окрысилась на мою юбку, — провела она по ней рукой. — Знаешь, я была очень ничего в молодости.
— Вы и сейчас.
— Нет, ты не видел меня молодой. Вот тогда я выглядела на все сто. Жаль, у меня нет фотографии, чтоб тебе показать. Или нет, подожди. — Она извлекла из сумки буклетик и передала его мне. — Там в центре. На развороте.
Буклет был банальной рекламой для девушек по вызову и секса по телефону. Эта Лилу правда выглядела намного лучше, чем сейчас. Думаю, буклету было лет восемь, не меньше. Но татуировка на груди с разбитым сердцем и надписью под ним «Ники» уже была. В общем, Лилу не врала, когда говорила, что была очень ничего в молодости. Кроме туфель на высоких каблуках, на ней ничего не было, только на животе татуировка «Это всегда будет принадлежать тебе, Бобби» и стрелочка, ведущая вниз.
— Можешь забрать себе, — сказала Лилу. — Там есть мой телефон. Обойдется немного дороже, чем стандартный звонок. Но ведь мы друзья, а чего ради дружбы не сделаешь? Мы с тобой здорово сблизились за это время, а можем стать по-настоящему близкими. Нам есть что обсудить, у нас много общего. — Она опять отпила из бутылки. — Я всегда даю людям эти буклеты, когда они спрашивают мой телефонный номер.
— Бобби? — спросил я. — Как он?
— Бобби — это самый большой из подонков, которые есть на этом свете. Уговаривал меня бросить улицы и начать вести нормальную жизнь. Из-за этого мерзавца я больше месяца не притрагивалась к спиртному. Не говоря о наркоте. Эта свинья предлагал мне устроиться на нормальную работу! Нормальную, представляешь? Кассиршей в супермаркете, что-то вроде того. Бобби — это шрам в моем сердце, который вряд ли когда-нибудь заживет.
— Судя по фотографии, не только в сердце…
— Шрам? Ха-ха! Это ты хорошо сказал: шрам. Никто еще так не называл… — она произнесла непечатное слово.
Я никак не мог расстаться с мыслью, что у нее под юбкой этот самый Бобби. Нас было трое сейчас — я, Лилу и Бобби. Он колбасился, как маленький ребенок, и тыкался носом в ее коленки. Лилу к этому времени уговорила уже почти полбутылки. Она стала петь тихим голосом. Я сначала не очень слушал, а потом прислушался.
— Мама уехала путешествовать, — напевала Лилу. — Не волнуйся, мой малыш! Мама просто взяла отгул. Скоро она вернется и заберет тебя с собой. И уже никому тебя не отдаст. Особенно никакому Джейми или тем более в приют.
— Что это за песня, Лилу? — спросил я.
— Это моя предсмертная песня, мальчик. Еду в Техас на слушание. Завтра они собираются отсудить у меня моего ребенка…
Мне стало жалко Лилу. Мне было хорошо и хотелось, чтобы всем было так же.
— Лилу, послушай, — заговорил я. — Там сзади мои друзья, прекрасные люди. Эстер, флибустьер и мой новый черный друг. Он совсем недавно нашел для себя Бога. Они будут рады познакомиться. — Я видел, что Эстер, флибустьер и Эскобар с радостью смотрят на Лилу. Мною руководила навязчивая идея сделать ее счастливой. — Они тебя поймут. Мы будем пить виски, сидеть разговаривать, и будет отлично.
— Ты иди, а я приду.
Я шел к своим друзьям. Жизнь все еще была хороша, мозг омыт «Тичерс». Я смотрел на моих трех друзей и был уверен, что им так же замечательно, как мне. Мне не терпелось рассказать им о новой знакомой. Я не сомневался, что они будут благодарны за нашу замечательную встречу и идею пригласить ее.
— Там Лилу. Замечательная женщина. Она сейчас придет сюда. У нее столько проблем! Собираются отнять ребенка, представляете? Ну не классно?
— Что классно? — спросил Эскобар.
— Что она идет с вами знакомиться! У нее бутылка. Будем сидеть и пить виски! Вы ее поймете. Вы ее оцените. Класс!
— Черт! — выругался Эскобар. — Не надо мне никакого виски!
Тут я понял, что никто, кроме меня, не думает, что это классно. Выражение их лиц меня обескуражило. Я даже начал надеяться, что Лилу не придет. Но было поздно — силуэт возник в проходе, ее слегка пошатывало. Рубашка на ней была расстегнута почти до пупа.
— Это Ники! — представил я грудь Лилу. — Мой лучший брайтонский друг! Грустно, что он не с нами! Ники так любил выпить!
Лилу уселась впереди нас. Не поздоровавшись. Она подносила бутылку к губам и делала по несколько глотков кряду. Дышала, вытирала подбородок и губы, переводила дух и выдавливала из себя матерное ругательство. Как комментарий к происходящему. Флибустьер и Эскобар угрюмо наблюдали за ней. Я с некоторым трудом вспомнил, что всех люблю, и что Лилу здесь, и надо, чтобы ее пожалели.
— За дружбу! — крикнул я. — И, несмотря на то, что сейчас у Лилу очевидные проблемы, она не должна падать духом. Она должна знать, что все мы рядом! За Лилу!
Лилу резко повернулась ко мне, ее лицо исказилось гневной гримасой, и она наотмашь ударила меня по щеке.
— Что ты орешь, сука? У меня ребенок! Ты понял — ребенок! А ты орешь. — Она бы ударила меня еще раз, если бы Эскобар не перехватил ее руку и не отвел ее на место.
Дальше мы ехали молча. Эстер посмотрела на меня с грустью. И, кажется, с обидой. Словно говорила: вот видишь! Я ощущал, как огромное пятно расползается по правой половине моего лица, но стеснялся спросить Эстер, так ли это.
* * *Эскобар с флибустьером шутили и смеялись. Радовались жизни, как дети. Это вызывало у меня восхищение. Чтобы один человек, едущий из такого страшного прошлого, и другой, направляющийся в несомненно непроглядное для него будущее, могли быть такими веселыми! Я огляделся. Я и не заметил, когда у мрачных пассажиров успело так радикально исправиться настроение. Все шутили и смеялись. Весь автобус был таким.
Толстая тетка лет сорока о чем-то взахлеб болтала с пареньком лет четырнадцати со сверкающим взглядом. В ней был такой напор, что я начал опасаться за благополучие парня. Девушка с наушниками танцевала, не отрывая зад от сиденья, так шикарно, что взгляд было не отвести. Вечеринка в автобусе! Рейв! Люди перегнулись через кресла и перебрасываются фразами. Я прислушался, о чем они говорят. Там религия, тут религия. Я и забыл, что Америка одна из самых верующих стран в мире, особенно в этих краях. Пассажир там, пассажир тут, каждый исповедует свою веру, и по тому, как они заведены, видно, как это им важно.
Пятиминутная остановка. Я и флибустьер курим у автобуса. Его глаза горят.
— Знаешь, что мы делаем? Выходим несколько тысяч человек в пустыню, вывозим мощнейшие колонки, заводим музыку, танцуем и приносим хвалу Богу!
Ну что это, если не рейв?
Идем обратно. Вжжжжум! — взревывает двигатель. Молодой сосед толстой тетки — паренек со сверкающим взглядом — поворачивается к нам.
— Знаете что? Я всю жизнь прожил в Техасе. И могу сказать одно: не так уж он и плох. — Нет места на земле, где бы было плохо таким, как он.
Девушка продолжает танцевать сидя и корчит гримасы, подпевая. Ей очень нравится эта песня — вот и все, что она хочет показать.
За ней сидят два парня.
— Я с тобой согласен, — говорит один собеседнику. — Совершенно с тобой согласен…
— Все строится на доверии, чувак! — учит его уму-разуму второй. — Если бы я начал подозревать мою девушку, это бы разрушило наши отношения. Ну и что, что она с Диззи уехала на выходные? Пока я не подозреваю измену, нет и измены.
— Про что я и говорю, — соглашается первый.
— А вообще, так все бабы шлюхи. О каком доверии может идти речь, если все, что у них на уме, — это деньги и замес с лучшим другом своего ухажера?
— Я как раз и пытался тебе об этом сказать, когда мы начали этот разговор…
— Доверие, чувак! — возвышает голос сосед. — Без доверия никуда!
— Именно!
— Но я скажу тебе: любой мужик — кобель. Бегает мордой к земле и тычется носом в каждую юбку.
— Чувак, я очень рад, что мы с тобой так разговариваем! Когда мы были еще в Нью-Джерси, я не ожидал, что у нас с тобой получится такой дельный разговор.
Студенческого вида парень выворачивает душу наизнанку отпадной негритянке. Абсолютно правильно делает — только ради таких и стоит выворачивать.
— Мои родители погибли, — говорит он уверенно, как на интервью. — Оба в автокатастрофе. Мне было тогда девять лет. С ними еще был наш пес Руди. Купили его мне на восьмилетие. И года не успел с нами прожить. Как я плакал, когда узнал, что мой Руди умер! Моя сестра сейчас в розыске, — продолжает он. — Она в какой-то подпольной группировке. Недавно позвонили из ФБР, спросили, не знаю ли, где она. К сожалению, я не знал. Признаться, я был страшно расстроен, что упустил шанс помочь своей стране.