Проклятие визиря. Мария Кантемир - Зинаида Чиркова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он давно уже не заходил к ней, не ложился с ней — сравнение её с Марией всегда держало его в отдалении от супруги...
Екатерина послала сказать губернатору, что государь «обмыслился» и готов снова принять Артемия в свою милость, и едва Волынский встал на ноги, как отправился на флагманский корабль Петра.
Рюмка токайского завершила дело прощения и милости...
Кантемир не был при разборке с Волынским, но придворные сплетники передали ему со всеми подробностями эту ужасную сцену.
И Дмитрий Константинович вновь задумался о том, что весь он, и жена его, и старшая дочь находятся всецело во власти неистового, самолюбивого, не знающего удержу своим чувствам государя.
От дочери же до сих пор не было никаких известий...
А Мария между тем наслаждалась безмятежным существованием в губернаторском доме. Больше всего любила она читать, устроившись где-нибудь на скамейке в тени дерева, или прогуливаться по тенистым аллеям губернаторского сада. Доктор не оставлял её без внимания ни на минуту — постоянно расспрашивал о самочувствии, о шевелениях ребёнка, прикладывал ухо к животу, чтобы различить сердцебиение младенца.
Шёл седьмой месяц беременности Марии, когда она немного простудилась на сквозняках при всех открытых дверях и окнах дома.
И Поликала понял, что наступил благоприятный момент для выполнения сурового задания Толстого...
Каждый день Поликала осматривал Марию, давал ей пить отвары из трав и приправ, остужая горькое питьё.
Она морщилась, кривилась, но боялась лихорадки, слегка встряхнувшей всё её тело, и потому послушно пила настои.
Травы, вызывающие преждевременные роды, употреблял Поликала, но давал их небольшими дозами, чтобы успеть всё сделать до семи месяцев, пока преждевременные роды не вызовут ни у кого подозрения...
Этот «добрый» лекарь поселился в губернаторском доме вместе со всеми домочадцами Кантемира, чтобы в случае чего быть наготове.
В одну из ночей он совершенно не смыкал глаз: по его расчётам, всё должно было произойти именно сегодня — и седьмой месяц беременности закончится, и питьё обнаружит свою действенность.
И верно: ближе к полуночи Мария вдруг проснулась от жаркой боли внизу живота.
Едва застонала, боясь разбудить домочадцев.
Но Поликала тут же возник на пороге её спальни, освещённой лишь лампадой под образами да одинокой свечой в жестяном шандале, стоящей на прикроватном столике.
— Что? — только и спросил он, подойдя к постели Марии.
— Горю вся, — сухими губами прошелестела Мария, — и боль сильная в низу живота. Неужели пришло время?
Поликала покачал головой.
— Всего-то семь месяцев, — нетвёрдо произнёс он, — вроде бы ещё и не должно рожать.
И тут Мария не выдержала, закричала в полный голос, на весь дом.
Но никто не откликнулся на этот громкий крик — первый сон был силён в губернаторском доме.
Лишь Анастасия, мачеха Марии, слегка заворочалась на своей мягкой постели: то ли привиделось что во сне, то ли глухой стон донёсся...
Мария извивалась, боль внизу живота разрывала ей внутренности, она заливалась испариной и чувствовала, что вот-вот отдаст Богу душу.
Поликала стоял над ней, готовый ко всему.
Он знал Марию с детства, принимал её у Кассандры, жены Кантемира, любовался этой девочкой, словно сухонькой вышедшей из лона молдавской господарши, тогда ещё просто жены заложника, дипломата и посла в Стамбуле.
Видел, как она росла, хорошела, как становилась не по годам разумным и резвым ребёнком.
Все её недуги лечил он, все её слабости знал наперечёт.
Его и в Россию взял с собой Кантемир, зная, что не найдёт лекаря лучше, чем этот высланный с острова Кипр грек, приютившийся в доме семейства Кантемиров, обласканный и облагодетельствованный.
Его же и рекомендовал Петру Кантемир как доктора толкового, умелого, и со временем Поликала стал вхож и в царское семейство, лечил девочек Екатерины от озноба и горячки, сыпи и красноты.
А вот теперь Кантемир и сам царь доверили ему наблюдение за беременностью Марии как самого драгоценного для них обоих существа.
И Поликала знал, что царь обещал признать за сыном Марии, если будет мальчик, право наследования и даже, может быть, женится на самой Марии.
Сколько лет уже длится их связь, а Екатерина только молча сжимает зубы, улавливая отголоски этой связи.
И прекрасно понимал Поликала, отчего Пётр Андреевич Толстой посулил ему немалые деньги, чтобы избавить Марию от плода этой опасной для царицы связи.
Всё понимал Поликала, но рассуждал так:
«Выкидыш или преждевременные роды на седьмом месяце нисколько не повредят здоровью Марии, она сможет родить ещё много мальчиков, а вот ему, Поликале, вряд ли достанется ещё когда-нибудь такая сумма...»
И теперь он в нетерпении и ужасе ждал, когда кто-то придёт на крик Марии, откроет дверь её комнаты и увидит эту картину — её, Марию, корчащуюся в родовых муках, и его, доктора, стоящего над ней и ласково уговаривающего её потерпеть...
Но, благодарение Богу, никто не приходил.
Видно, слишком крепко спала повитуха, призванная в дом заранее, не могли пробудиться служанки, а мачеха и губернаторша, которым был поручен строжайший присмотр за Марией, не спешили просыпаться.
Боль разрывала Марию, кровь кусками сыпалась из её лона, и голова её запрокинулась — она потеряла сознание, но и в бессознательном состоянии продолжала кричать и стонать.
Поликала следил за ней, он первым заметил головку ребёнка, появившуюся между ног Марии. Ребёнок был весь в крови, глаза его ещё не открывались, и горло было сжато, но своим опытным глазом Поликала увидел, что ребёнок жив, что он родился, что хоть и семимесячный, но обретёт вскоре и волосы на лысом сейчас черепе, и ноготки на судорожно сжатых пальчиках рук и ног и скоро крик его уже известит весь дом, что мальчик жив, что он родился...
И Поликала с бьющимся сердцем, дрожащими руками схватил этот кровавый клубок человека и сжал пальцы на его коротенькой, ещё безвольной шейке. И только тут снова взглянул на Марию — она лежала, откинув голову в забытьи, и лишь холодный пот стекал по её вискам...
И тут дверь скрипнула, и в комнату влетела Анастасия в ночном чепце и белоснежной широченной рубашке, бледная, с трясущимися губами.
Она вымолвила лишь одно слово:
— Что?
Поликала обратил к ней взволнованное и красное от напряжения лицо:
— Родила семимесячного, мальчика, но мёртвого...
Анастасия едва не упала, закричала, и спальня Марии сразу наполнилась людьми: прибежала снизу повитуха, принялась хлопотать возле тела Марии, сыпать ей под нос нюхательную соль, прикрывать сброшенным одеялом кровавые простыни.
Мария пришла в себя, тусклым и ничего не понимающим взглядом обвела многочисленных служанок, бестолково суетящихся возле её ложа, взглянула на Поликалу, всё ещё стоящего с растопыренными окровавленными руками.
— Бедная госпожа, — вздохнул Поликала, — как вы страдаете, как мучаетесь. Но ваш сын мёртв, он родился уже мёртвым.
Он тут же приказал принести горячие тазы с водой, свежие полотенца и сухие простыни, переложить Марию на чистую постель, а сам окунул руки в таз и тщательно вымыл их...
Не скоро ещё закончилась суета возле постели Марии, но, когда она обессиленно закрыла глаза, чтобы погрузиться в успокоительный благодатный сон, Поликала тихонько сказал ей:
— Госпожа, у вас ещё будет не один мальчик...
Но Мария уже не слышала его, лихорадка била её и терзала, и прошло несколько недель, прежде чем она смогла встать с постели. Она даже взглядом не проводила крохотный гробик с телом её сына, положенный в ограде Астраханского собора...
Едва минуло несколько дней и Мария немного оправилась, как Поликала бросился в ноги Анастасии:
— Госпожа княгиня, дозвольте отлучиться на несколько дней!
Анастасия изумлённо взглянула на домашнего доктора.
— Мария ещё больна, да и я на сносях! — возмущённо воскликнула она. — Как же вы оставите нас в такое время!
— Позвольте объяснить, сиятельная госпожа! Не сносить мне головы, коли князь Кантемир и русский царь узнают об этой новости через кого-то другого. Наплетут, наскажут, потом и не поймёшь, где истинные причины, а где враки! Поеду к князю, всё сам ему доложу, в точности расскажу, как было Дело, чтобы и тени подозрения не закралось, что я в чём-то не угодил его сиятельству и его величеству. Головы мне это стоит, сами знаете, как скор на расправу и лют русский царь. Умоляю, дозвольте объяснить мне самому все причины и следствия, чтобы никто не посмел сказать, что лекарь Поликала не обладает запасом знаний и умений, что он никудышный доктор, раз не сумел сохранить богоданное царское дитя...
— Да ты откуда знаешь, что это дитя было царским? — недоумённо задала вопрос Анастасия.