Книга Ночи - Холли Блэк

– Вели Реду меня поцеловать.

Реми и сам был далеко не трезв, но даже в таком состоянии понимал, что это плохая идея.

– Давай, Аделина! Садись уже и поиграй с нами.

Ее тень метнулась к соседнему столику и так сильно ударила по голове одну из девушек, что та прокусила стакан, из которого собиралась сделать глоток.

Реми вскочил с места, пока подруги девушки пытались остановить кровотечение с помощью салфеток. Он не хотел думать об окрасившихся в розовый цвет зубах девушки. О том, как осколок стекла упал на стол, поблескивая от слюны.

– Пойдем-ка домой. Уже поздно.

– Или это ты Реду не разрешаешь? – вопила Аделина, когда он тащил ее через людный клуб к выходу.

Реми не ответил.

– Скажи ему, что он должен делать то, что я говорю. – Они уже вышли на улицу. – Или я сообщу отцу, что большую часть времени он проводит в обличье мрака.

Реми застонал.

– Завязывай уже со своими угрозами. Это становится утомительным. Ты сегодня меня утомила.

– Скажи ему, – настаивала она.

– Хорошо, – солгал он. – Я только что это сделал, – добавил он, понимая, что Ред все и сам прекрасно слышал.

– Похоже, это из-за тебя он так ужасно со мной обходится, – заметила она.

Реми не потрудился отрицать очевидное. Они оба были пьяны и рисковали ввязаться в глупый спор. В последние несколько месяцев они слишком много времени проводили вместе, слишком тесно общались и зависели друг от друга, что определенно не являлось нормальным. У них было слишком много общих ужасных секретов, и они то и дело грызлись.

Аделина все еще дулась, когда они, пошатываясь, ввалились в особняк Солта, но Реми было все равно. Он планировал лечь в постель и проспать поздний завтрак.

Однако мгновенно протрезвел, когда увидел, что их ожидает дед.

Солт сидел на диване, освещенный светом единственной лампы, придававшей его лицу жутковатое выражение.

– Вы когда-нибудь слышали о Клеофесе Йоркском? – обратился он к ним так, будто продолжая начатый ранее разговор.

– Нет, – нерешительно отозвался Реми. Такова была цена денег Солта: жить на его условиях и уделять ему время.

– Это очень старый мрак, – пояснил Солт. – Который был привязан к новому хозяину пять лет назад. Кажется, я придумал способ поговорить с ним без ведома хозяина. Для этого мы проведем эксперимент.

– Какой? – нахмурилась Аделина.

– Со старым добрым лекарством. – Солт взял с журнального столика пузырек с жидкостью и встряхнул его. – Я вколю его Эдмунду, и мы посмотрим, позволит ли это Реду манипулировать им.

– Я слишком пьян, – запротестовал Реми. – От смешения выпивки и наркотиков рок-звезды обычно отбрасывают коньки.

– Не льсти себе, – фыркнул Солт. – А теперь садись на диван и закатывай рукав.

– Серьезно, – сказал Реми. – Лучше завтра.

– Нет, сейчас, – поправил Солт. – Ты поймешь, что я предельно серьезен.

Реми умоляюще посмотрел на Аделину, но она намеренно избегала его взгляда, пялясь в окно с безучастным видом, словно мысли ее бродили где-то далеко. Она перестала перечить отцу много лет назад, поскольку цена непослушания была слишком высока.

«Я мог бы овладеть тобой без всякой иглы, – услышал Реми шепот Реда у себя в голове. – Если бы ты мне позволил».

Но Солт не хотел знать, на что способен Ред, – его интересовало только действие препарата.

«Тогда разреши мне убить его».

«Больше никаких убийств», – машинально подумал Реми. Все, что ему нужно было сделать, это пережить нынешний неприятный опыт, а потом забыть о нем. Запихнуть в Реда еще больше страха и злости. И если иногда Реми казалось, что он отдал так много себя, что у самого мало что осталось, ни одну из альтернатив он рассматривать не хотел.

Реми плюхнулся на диван, скинул пиджак и начал расстегивать пуговицы на рукавах рубашки.

Солт достал иглу из пластиковой упаковки и, сняв защитный колпачок, воткнул ее в верхнюю часть флакона и набрал в шприц прозрачную жидкость. Реми с трудом различал, где его мысли, а где – Реда. И те и другие были охвачены паникой.

Если Реми перестанет дышать, никто не поверит, что препаратом он укололся не в клубе. В этом и заключался гениальный план деда – подстроить все так, чтобы, как бы события ни повернулись, сам он всегда был вне подозрений.

Реми почувствовал укол и взглянул на Аделину. Она наблюдала за ним, и выражение ее лица смягчилось. В следующее мгновение на него накатило ощущение, схожее с падением.

Во рту появился привкус крови, как будто прикусил язык.

Последнее, что он запомнил, был звук собственного голоса, вдруг сделавшийся совершенно незнакомым:

– Реми больше нет. Теперь есть только Ред.

27

То ужасное, что я люблю

Когда Чарли съехала от матери, она решила, что наконец-то избавится от страха и чувства вины, преследовавших ее в подростковом возрасте. Однако они возвращались всякий раз, как она приезжала в гости, наполняя воздух удушающей недосказанностью.

Чарли ненавидела эти чувства. Как ненавидела и мотель, в котором мама обосновалась надолго – из-за невозможности позволить себе иного жилья (работала она лишь время от времени и имела плохую кредитную историю). Кроме того, Чарли подозревала, что однажды ей самой придется жить в схожем месте.

Многие люди лгут своим матерям; поэтому в том, что и Чарли поступала так же, не было ничего особенного. Проблема заключалась в другом: мама никогда не простит ее, если узнает. Чарли заставила маму поверить, что Вселенная заботится о ней и что в трудную минуту ее защищают духи. Если бы кто-то отнял у нее эту уверенность, она бы возненавидела его. Даже будь это тот самый человек, который веру ей и внушил. Особенно учитывая то, что ложь сделала ее мать восприимчивой к еще большей лжи от еще больших лжецов.

Ощущая теснение в груди, Чарли завела свою «Короллу» на стоянку для постоянных жильцов и объехала ее с той стороны, где находилась комната матери. К концу ноября листопады в Долине прекратились, и сезонные рабочие перестали прибывать из Коннектикута на сбор яблок, поэтому отели по большей части пустовали. Места, чтобы поставить машину, было хоть отбавляй, и никаких причин задерживаться.

Вынимая ключ из замка зажигания, Чарли заметила, что к связке прилипла какая-то маленькая металлическая штучка. Она не сразу вспомнила, что выудила ее со дна сумки Винса, приняв за батарейку для часов. Очевидно, она оказалась магнитной.

Нахмурившись, она бросила ключи обратно в сумку – вместе с магнитом.

Поузи постучала, и дверь открыл