Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Кимам Уилбер - Кен Уилбер

Позволю себе закончить эти рассуждения повторением исходного утверждения: при лечении любого заболевания прилагайте все усилия, чтобы определить, от какого конкретно уровня исходят причины заболевания, и используйте средства лечения, относящиеся к тому же уровню. Если вы определите уровень более или менее точно, предпринятые вами действия окажутся эффективными; если же вы ошибетесь, то получите только чувство вины или безнадежности.

— Они ведь невероятно красивые, правда? В смысле эти образы, эти идеи. Ощущение такое, что они живые, что у них есть разум. Это так? — я действительно задаю этот вопрос Фигуре.

— Прошу вас, вам сюда.

— Подождите минутку. Разве я не могу пойти прямо туда? Звучит глупо, но кажется, что все ответы на все вопросы, которые у меня когда-либо были, находятся в этой комнате. Вы только посмотрите на них: эти идеи живые. Понимаете, я все-таки философ.

Я осознаю, насколько глупо это звучит.

— В общем, неважно, — продолжаю я, — это шанс, который дается раз в жизни. Если мне суждено затеряться в сновидении, то вы также легко можете позволить мне досмотреть это кино до конца.

Неужели я и правда это говорю? Всерьез собираюсь туда зайти? Но ведь они там, эти идеи, они манят к себе, они так хотят взаимодействия. Ну согласись, говорю я себе, мало где можно встретить подобные идеи.

— Но ведь вы ищете Эстрейю?

— Трейю? Что вы знаете про Трейю? Вы ее видели?

— Прошу вас, проследуйте сюда.

— Я больше не сделаю ни шага в этом идиотском месте, пока вы не объясните мне, что происходит.

— Прошу вас. Вы должны следовать за мной. Прошу вас.

Приближался срок очередного обследования Трейи, и, думаю, мы оба были немного напряжены, в основном из-за ее зловещих снов. Но вот ей сделали сканирование костей, и… все чисто!

Я получила результаты годового обследования: впервые год прошел без единого рецидива! Как же я рада! Правда, при этом я стараюсь не сосредотачиваться только на физическом уровне, ведь если я буду понимать «здоровье» только в этом смысле, что же со мной станет, если случится еще один рецидив? Не получится ли, что я проиграла?

Факт в том, что я все равно ощущаю свою жизнь полноценной и здоровой. Я чувствую себя такой счастливой! Общаться с Кеном, заново обретать связь с землей, работать в моем маленьком садике, заниматься изделиями из стекла — это чистота новорожденного, та часть моей жизни, которая приносит мне больше всего радости. Я — Трейя, художница, я исполнена мира и связана с землей. Теперь мои корни уходят очень глубоко…

Я продолжаю визуализировать круг любви, иногда по нескольку раз в день: представляю, что меня окружают любящие люди, и я вдыхаю их любовь. Сначала это давалось мне нелегко, но потом все легче и легче. А два дня назад мне приснился сон, и это был самый хороший в моей жизни сон обо мне. Мне приснилось, что друзья устраивают в мою честь большую вечеринку, и все говорят, какая я замечательная, Кажется, у меня не возникало никаких сложностей с тем, чтобы принять эти слова, я не протестовала из скромности, а без сомнений соглашалась даже с тем, с чем была несогласна. Нет-нет, я выслушивала все и все впускала в свое сердце. Самый позитивный сон, который я вообще могу вспомнить.

Иногда во время визуализации круга любви я представляю себе, что любовь окружает меня в виде золотого сияния. Однажды, представляя себе яркий, интенсивный золотой свет, окружающий меня, я увидела, что по более узкому диаметру вокруг меня протянулась тонкая синяя линия. Я поняла, что этот голубой свет — моя досада по поводу трудностей, через которые пришлось пройти нам с Кеном. И вдруг обе светящиеся полосы слились, и получился очень яр кий свет, зеленый, дрожащий, наэлектризованный, очень мощный. Я чувствовала, что купаюсь в этом целительном свете, чувствовала, что любовь находится не вовне, а внутри, и она останется со мной навсегда, У меня есть несколько аффирмаций, которые я периодически практикую. Сейчас — такую: «Путь Вселенной безупречен». Моя вечная проблема — в том, чтобы научиться доверять и обуздать свое желание всем управлять. Эта аффирмация помогает мне еще и не зацикливаться на том, что я не сделала чего-то необходимого, — в любом случае это послужило для меня уроком, который я не забуду никогда.

Все это я называю иммунной системой духа, Т-клетки, В-клетки и белые тельца этой системы — позитивное мышление, медитация, аффирмация, Сангха, Дхарма[105] сострадание и доброта. Если влияние этих факторов на протекание физической болезни 20 %, то я хочу использовать эти 20 % на полную!

Другая медитация, которой я сейчас занимаюсь, — тонглен. Когда почти год назад я впервые приступила к ней, то первое, о чем я стала думать, — это Кен и Тахо. Я думала, что почувствую грусть, бешенство или досаду, но вместо этого ощутила лишь сострадание. Сострадание ко всему, через что нам пришлось пройти с Кеном, — ко всем нашим стычкам, ссорам, страхам. Мне было странно чувствовать это мягкое сострадание к двум измученным, истерзанным, перепуганным людям, которые пытались сделать все, что могли. Тонглен очистил меня от малейшего раздражения. Теперь, когда я занимаюсь этой практикой, это дает мне ощущение связи со всеми живыми существами. Я уже больше не чувствую себя изолированной, не чувствую себя одинокой. Страх сменился чувством мира и спокойствия.

Иногда я просто сижу, как принято в дзен, с ощущением открытости, свободного пространства, устремленная к небу. Я постоянно возвращаюсь к методу Сузуки Роси: медитация для меня — способ выразить нечто такое, что сидит у меня внутри и находит выход, если я приношу в жертву свое время и свою внутреннюю энергию. Это что-то вроде моего подношения некоей высшей силе. И вот я сижу и чувствую, что совершаю подношение, и это приносит удовлетворение и укрепляет мистическую сторону моей души, описать которую невозможно. Если совершаются какие-то изменения, то это не потому что я стремлюсь к ним или рассчитываю на них. Если ничего не меняется — прекрасно. Мое жертвоприношение остается, и только то, что я его совершаю, дает мне чувство спокойствия и мира.

Как я сейчас воспринимаю свою болезнь? Иногда у меня в голове проносятся мысли о том, что я буду делать, если снова попаду в больницу, соглашусь ли на химиотерапию, если снова дойдет до этого, — но я вовсе не поглощена этими мыслями целиком. Болезнь маячит где-то на заднем плане. Я вовсе не рассматриваю это как какой-то «знак» — ни хороший, ни плохой. Слишком много я наслушалась историй про людей, которые, толкуя «знаки», считали, что они вылечились, а потом у них обнаруживались, к примеру, метастазы в костях. Нет, я все-таки рада, что рак занимает в моей жизни уже не такое большое место и уже не так пугает.

Первые месяцы после обследования нам с Трейей стало казаться — впервые за последние три года, — что жизнь вполне может вернуться в относительно нормальное русло. Мы были рады этому, мы позволяли этим надеждам крепнуть. Я возобновил не только свое писательство, но и медитации, сочетая дзенские практики с тонглен и йогой Божества, которой учил Калу Ринпоче.

Главным образом благодаря тонглен я перестал бояться своего страха, своего беспокойства, своей депрессии. При всяком болезненном или пугающем воспоминании я глубоко вдыхал, думая: «Могу ли я вобрать в себя весь этот страх?», — а потом, на выдохе, выпускал его из себя. Я начал разбираться со своими стрессами — и перестал всякий раз отступать перед ними в страхе, гневе или раздражении. Я стал прорабатывать свои болезненные переживания, переживания предыдущих трех лет, которые я долгое время не умел или не хотел прорабатывать.

Рождество мы с Трейей, как и последние четыре года, встретили в Ларедо. Мы прекрасно провели время; все строили планы на новый год, исходя из той радостной мысли, что Трейя здорова.

Но, когда мы вернулись в Боулдер, Трейя заметила, что «волны» в левом зрительном поле не исчезают. Она обнаружила их где-то месяц назад или около того, но в последнее время они стали проявляться все сильнее.

Мы пошли на прием к нашему денверскому онкологу, который отправил Трейю на компьютерную томографию мозга. Я сидел в комнате для посетителей, когда зашел доктор и отвел меня в сторонку.

— Похоже, что в мозге у нее две или три опухоли. Одна из них довольно большая, сантиметра три. Мы собираемся проверить еще и легкие.

— Вы уже сказали Трейе? — Я даже не успел толком испугаться, словно разговор шел о ком-то другом, не о ней.

— Нет, не сказал. Лучше подождать, пока будет готова томограмма легких.

Я сажусь, бессмысленно уставившись в пространство. Опухоль мозга? Опухоль мозга? Опухоль мозга… да… дело серьезное…