Драмы и комедии - Афанасий Салынский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М а т ю ш е в. Можно, конечно…
Л о п а р е в а. Ладно, уж попробую сама.
М а р и я. Денечка за два-три до собрания позвоните мне в райком. Ну! В добрый час.
Л о п а р е в а. До свидания. Ой, что будет!.. (Уходит.)
Расходятся л ю д и.
М а р и я (положила руку на плечо пожилого человека, Тархова, второго секретаря райкома партии). Вы удачно выступили, Александр Владимирович, тонко, с большой остротой и не обидно.
Т а р х о в. Очень уж вопрос горячий.
М а р и я. Вашу стенограмму чуточку развернуть — и получится хорошая статья для газеты.
Прислушиваются к разговорам Марии работники райкома — К л а в д и я Н и к о л а е в н а и М а к с и м П е т р о в и ч.
К л а в д и я Н и к о л а е в н а. Поднимает она Тархова, второго секретаря поднимает, своего, можно сказать, сменщика, если что.
М а к с и м П е т р о в и ч. Да, нерасчетливая баба.
К л а в д и я Н и к о л а е в н а. Второго надо подбирать поглупей, чтобы не было конкуренции, держать в черном теле. А она, смотри, работает с умным человеком да еще расхваливает его!
М а к с и м П е т р о в и ч. Да, нерасчетливая баба.
Входит Т о м б а с о в, начальник районной милиции.
Т о м б а с о в (в милицейской форме, погоны майора, пожимает руку, протянутую Марией). Мария Сергеевна, происшествие…
М а р и я. Ну?
Т о м б а с о в. Труп в реке найден. Молодой, лет до тридцати человек. Вероятно, утонул зимой или под весну. Может быть, попал в прорубь. Теперь всплыл. Экспертиза им занимается, прокуратура. Документов нет, не опознан. Но в кармане полушубка, что был на покойнике, нашли две половинки красного холста, разорванное надвое полотнище.
М а р и я (в смятении). Неужели это тот парень?..
Т о м б а с о в. Какой парень? Вы его знали? Фамилия?
М а р и я. Забыла… (С болью.) Забыла!.. (Останавливает проходящего Добротина.) Анатолий Мартынович! Помните, парень приходил к вам в марте, просить комнату? В полушубке и в носках. Молодожен.
Д о б р о т и н. Все молодожены просят комнату.
М а р и я. Фамилию его, может быть, вспомните?
Д о б р о т и н. Нет, не помню. А почему, собственно, вы так волнуетесь?
М а р и я. Парень этот грозился в прорубь броситься. Просил комнату…
Д о б р о т и н. У меня есть заместители, хозяйственники, квартирная часть. Я не построю даже баню, а не то что гидростанцию мирового класса, если я буду с каждым молодоженом возиться.
М а р и я. Ладно, теперь, вот видите, возится прокуратура.
Д о б р о т и н. Пожелаем прокуратуре успеха. А также и милиции.
Т о м б а с о в (Добротину, с холодком). Благодарю вас. (Поклонился, уходит.)
Ушел Д о б р о т и н, потом сцену покидает М а р и я. Появляется Г а л ь к а.
Г а л ь к а (переполненная своими тревогами). Я, между прочим, Галина Миронова, а не какая-нибудь там Галька! (Бьет пальцем по губам.) Брень-брень-брень… (Садится на спинку скамейки, задирает голову к небу.) Между облаками голуба-а-ая лужица… Эй, а ты сможешь из этой лужицы напиться? (Соскакивает со скамейки, убегает.)
Входит Л и д и я С а м о й л о в н а.
Л и д и я С а м о й л о в н а. Излучинск — городок небольшой. Это сейчас его встряхнула стройка. А раньше тут жили так: на одном конце города чихнешь — на другом говорят «будьте здоровы». Ах, Маша, Маша! И в самом деле, как можно, первое лицо в районе — и вдруг роман, на виду у всех… С каким-то приезжим, да еще семейным.
«Интерес человека к миру — это просто переизбыток его интереса к самому себе»… Этот парадокс Бернарда Шоу взволновал меня, когда мы с Машей смотрели в нашем театре пьесу «Дом, где разбиваются сердца». А дочке было не до парадоксов… Да и смотрела она больше не на сцену, а в ложу, где сидел этот Бокарев. После спектакля, на улице, она мне его представила. (Укладывает в сумку семейный театральный бинокль.)
Входят М а р и я и Б о к а р е в.
М а р и я. Мама, познакомься, пожалуйста, Алексей Тихонович Бокарев.
Л и д и я С а м о й л о в н а. Лидия Самойловна. Спектакль вам понравился?
Б о к а р е в. Да, спектакль, в общем, неплохой. Но я видел эту пьесу в Англии, в постановке несколько лучшего театра.
Л и д и я С а м о й л о в н а. А чем вы занимаетесь, Алексей Тихонович, когда бываете не в Англии, а у нас, в Излучинске?
Б о к а р е в. Я? (Смутился.) Я, собственно, археолог.
М а р и я. Алексей Тихонович — руководитель экспедиции. Обрабатывает дно будущего водохранилища. Чтобы под водой не скрылись навечно какие-либо древние тайны человечества.
Л и д и я С а м о й л о в н а (оценивающе прощупала взглядом Бокарева и утопила подбородок в воротнике пальто). Я не знаю, как в Лондоне играют, но артист Арнаутов — капитан Шотовер — мой бывший ученик, между прочим. Я его всегда отмечала, он отлично знал литературу. Мне кажется, он играл превосходно.
Б о к а р е в (поспешно соглашается). Отлично играл, отлично.
Мария с улыбкой покосилась на Бокарева.
Л и д и я С а м о й л о в н а. До свидания. (Подает руку Бокареву и, видя, что Мария не торопится проститься, нетерпеливо посматривает на нее.) Маша?
Б о к а р е в. Мария Сергеевна, а не пройтись ли нам немножко?
М а р и я. Да, Алексей Тихонович, в самом деле, давайте хоть несколько минуток подышим свежим воздухом.
Л и д и я С а м о й л о в н а. Прощайте, Алексей Тихонович. (Уходит.)
Б о к а р е в (мальчишески озирается). Теперь тебя можно называть на «ты»?
М а р и я. Я только мамы боюсь.
Б о к а р е в (целует Марию). Здравствуй… Как я ожидал эту весну! Там, в Москве, каждый день, каждую минуту я думал: что с тобой, как ты тут… Это давало мне какие-то удивительные силенки. Я так много сделал за эту зиму…
М а р и я. А знаешь, я тоже очень хорошо, просто необыкновенно хорошо в эту зиму работала! Не знаю, как это казалось другим, ведь моя работа — незаметная, много ли толку, не сразу поймешь. Но работалось действительно хорошо в эту зиму. Видишь, какое совпадение?
Б о к а р е в. Серьезно?
М а р и я. Ну. (Утвердительно двинула подбородком.)
Б о к а р е в. Это твое «ну» — на все случаи жизни! (Ловит ее руку, обцеловывает.) Мозолистая ладошка.
М а р и я. Пойдем. (Уходят.)
Входит Л и д и я С а м о й л о в н а.
Л и д и я С а м о й л о в н а. Маша и Бокарев до рассвета бродили по берегу реки. А когда вышли к улице, ведущей в город, я встала со скамеечки у чужих ворот и двинулась им навстречу.
Появляются М а р и я и Б о к а р е в.
М а р и я. Мамочка!
Л и д и я С а м о й л о в н а. Скажите, какая неожиданность! (В хорошо поставленном голосе старой учительницы — деланное удивление.) А я вот, видите ли, тоже вышла прогуляться. Гуляю и гуляю, и дошла до самого конца города. Бессонница одолевает. (Обходит взглядом Бокарева, а встречаясь глазами с дочерью, многозначительно вздергивает брови.)
М а р и я. Тебе холодно, мама?
Л и д и я С а м о й л о в н а. Нет-нет.
Б о к а р е в. Позвольте, я накину вам на плечи свою куртку.
Л и д и я С а м о й л о в н а. Нет-нет, благодарю.
Мария обняла мать, укрыла ее плечи полой своего жакета.
Какой дорогой вы, Алексей Тихонович, обычно ходите домой? Я надеюсь, вы не испугаетесь добираться ночью по нашим улицам?
Б о к а р е в. Спасибо, я привык, я бываю в местах и поглуше. До свидания, Лидия Самойловна.
Л и д и я С а м о й л о в н а (демонстративно). Алексей Тихонович, прощайте.
Б о к а р е в. Маша, до свидания.
М а р и я (отошла с ним на несколько шагов и, как бы извиняясь перед ним за мать, поцеловала). Звони мне, Алеша.
Б о к а р е в. Сегодня, попозже, когда ты будешь на работе. (Уходит.)
М а р и я. Сегодня? Да, ведь уже утро, мамочка, раннее-раннее… Доброе утро, окошечки!
Л и д и я С а м о й л о в н а (осуждающе покачивает головой). Разум ты потеряла, что ли, или тебе восемнадцать лет?
Слышится четкий стук каблуков, и появляется Т о м б а с о в.
Т о м б а с о в (увидев Марию, еще издали отдает честь). Здравия желаю, Мария Сергеевна.