Феномен - Владимир Геннадьевич Поселягин

Что по моим давним знакомым, лейтенантам Семёнову и Бичурину, то Семёнов получил под командование «тридцатьчетвёрку» танкового батальона 1-й мотострелковой бригады. Командир танка был убит точным выстрелом в голову, когда, приоткрыв башенный люк, проводил осмотр во время боя в городе. А 1-я мотострелковая, кстати, прославилась во время взятия Минска, и ходит слух, что ей собираются дать звание гвардейской. У меня же все части с нуля созданы, дал номера от первого и дальше, знамён нет, вот в Генштабе и собираются исправить это упущение. Некоторые дивизии получат знамёна погибших частей, станут частями второго формирования.

А Бичурина я поставил на немецкую самоходку «Артштурм». Двадцать шесть штук их захватили на платформах железнодорожной станции, две, правда, спалили в бою за станцию, но остальные как новые. Правда, в бою самоходка Бичурина не поучаствует, его задача – перегнать её под Минск и сформировать там очередной самоходно-артиллерийский полк, но уже противотанкистов. Для захваченных самоходок формировались экипажи из командиров и бойцов освобождённого здесь лагеря. К слову, да, в батальоны ушли не все, ценные специалисты – лётчики, авиационные механики, танкисты, артиллеристы и миномётчики – направлялись в соответствующие части.

Всю ночь летали все наличные транспортные самолёты, успели сделать по два рейса. Бой за Люблин был серьёзным: безвозвратно потеряли двенадцать танков, погибли шестьсот бойцов и командиров, полторы тысячи были ранены. Самых тяжёлых, прошедших через золотые руки наших врачей из медсанбатов и санрот, отправили в Минск. Лёгких хватало, но дорогу они выдержат. Некоторые даже не покинули строй.

Парней похоронили на окраине Люблина, утром был прощальный воинский салют, я там был, сказал слова на братской могиле. Военные корреспонденты (их с нами шестеро было, у моей армии две свои армейские газеты) фиксировали и фотодокументировали происходящее. Местным пригрозили по возвращении устроить геноцид, если тронут могилу.

За день мы дошли до Бреста и снова навели мост в месте, удобном мне, а не там, где нас ждут. Причём место не самое широкое, сначала один мост навели и, пока переправа шла, второй, что ускорило переброску сил с одного берега на другой. Ночевали между Кобрином и Брестом. Шли прямо по полям, потому что дороги были минированы. Расход топлива, соответственно, подскочил, но не страшно.

Оставив Кобрин позади, мы разделились. Тылы корпуса, а самое главное – пять тысяч шестьсот автомобилей с захваченными трофеями, десантной бригадой и самоходками, плюс ценные пленные из освобождённых, под прикрытием десятка броневиков направились по трассе в сторону Минска, через Барановичи. А мы повернули на Слуцк. Сюда по другой дороге вышла автоколонна порожних грузовиков из Минска, предназначенных для следующей добычи. Тысячу двести автомашин набрали.

Колонна, отправленная нами с трофеями, благополучно дошла до Минска. Там уже активно заполняют хранилища и отстроенные склады, создают склады ГСМ. Как освободят машины, по тысяче грузовиков в колонне будут направлять к нам под охраной манёвренных групп, а мы будем отправлять новые колонны с трофеями – запасами на зиму. Может, я и перестраховываюсь, но как вспомню о блокаде Ленинграда, так мороз по коже. Мои бойцы и командиры голодать не будут, и жители Минска – тоже. Для них и стараемся.

Через четыре дня, пройдя Борисов, мы направились к Минску и под вечер благополучно пересекли передовую. Всё, закончился наш десятидневный рейд. Запасов взяли изрядно, до нового года точно хватит, а там новый рейд устроим. Самое главное – это уникальный опыт, приобретённый бойцами и командирами в этом рейде. Причём комкору Сумину я приказал готовиться: через две недели снова пойдёт ближние станции чистить, но уже без меня.

Ветку Пинск – Гомель пока бомбить не будем: мы разбомбим – немцы за день восстановят, и снова по кругу. Я понимаю, что мосты уничтожать надо, но как раз нам это не требуется, планы на эту линию есть. А когда составы пойдут, начнём грабить те, что со свежим урожаем и которые немцы в Германию отправляют. Наши агенты, имеющиеся среди служащих железной дороги, передадут нам, какие грузы везут, и мы будем брать всё ценное.

Наш рейд прошёл более чем удачно и наделал немало шума. Мне прислали личное поздравление от товарища Сталина. Что по общим фронтам, за эти неполные десять дней есть свежие новости. Юго-Западный окружили, шесть дней назад замкнули колечко и теперь переваривают в котле. Перешеек в Крыму немцы перешли, давят, почти до Джанкоя дошли. На остальных фронтах без изменений. В нескольких местах пытались наступать, кое-где даже немного продвинулись, но это особо на ситуацию не влияет. Всё равно огромная дыра была в сторону Москвы, без передовой.

Что меня заинтересовало, так это срочный вызов в Москву. Я только добрался от линии обороны, которую ещё пересекали части корпуса, до штаба армии и начал входить в курс дела. Здесь же находился первый секретарь Минска, благодарил меня: трофеи радовали, мельницы работали круглосуточно, перемалывая зерно на муку. И тут шифровальщик принёс сообщение. Меня срочно требовали в Москву.

Пока готовили самолёт, двухместный истребитель, я общался с Васильевым, отдавал ему приказы, запланированные на ближайшую неделю, а также ввёл его в курс дела по мехкорпусу: мол, пусть ещё раз прогуляется через две недели, но готовиться нужно уже сейчас. Ну и передал конверт с планом операции «Удар».

Я решил повторить высадку диверсантов с транспортных самолётов, с миномётами, и ударами из них по вражеским аэродромам в разных местах. Но сначала необходима воздушная разведка, чтобы выявить эти аэродромы. Немцы их особо не прячут, так как авиации у РККА мало. Выполнение операции возлагаю на бригаду ВДВ, миномёты с расчётами пусть берут в отдельных батальонах тяжёлых миномётов. Пусть штаб армии проработает детали, и через неделю начинают. Подготовку нужно организовать уже сейчас.

Покинув здание штаба, я поговорил у машины с первым секретарём Минска, он ожидал меня снаружи, не слышал, какие задачи я ставлю: эта информация не для чужих ушей. Секретарь был назначен из Москвы, из местных подпольщиков товарищ, был вторым секретарём в Барановичах, высоко взлетел. Уфимцев его фамилия. Обсудили с ним добытое и что ещё планируется добыть. Картошки и пшеницы будет немало, почти весь город сейчас на стройке овощехранилищ и продовольственных складов.

Потом я покатил на аэродром, а оттуда сразу же вылетел на Москву. Летели полтора часа, даже поспать успел. Проснулся от тряски, когда самолёт, притормаживая, катил по бетонной полосе аэродрома.

Пока я выбирался на крыло и спускался на бетон, передав шлемофон и парашют лётчику,