Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Буквальное закрытие британской торговли, полный отказ от бананов за завтраком, использование гораздо большего количества хлопка для нижнего белья дома, полное отсутствие пшеницы во время голода - это не то, о чем идет речь. Вопрос в том, была ли торговля стимулом роста в том простом, меркантилистском виде, который обычно рассматривается в литературе? По всей видимости, нет. Является ли она, по всей видимости, вторичной причиной как желательный контекст для изобретений? Возможно, хотя до XVIII в. Индия (повторимся) была центром крупнейшей торговой сети, но не занималась инновациями. Шотландский вердикт кажется более мудрым: не доказано.
Услуги
(доставка, врачи, прислуга, транспорт)
Вот как экономист излагает проблему торговли, перераспределения, огораживания, инвестиций, полной занятости и всякого рода "шухера". Представьте, что объем производства товаров (одежда, еда, дома) и услуг (финансирование, судоходство, врачевание, преподавание, военное дело) на душу населения в 1780 г. в Великобритании измерялся по двум осям (вспомните школьную алгебру и геометрию). Возможности в 1780 г. представляют собой кривую, вдоль которой реальная Британия 1780 г. могла бы занять неторговую точку, которую мы назовем Self-Sufficiency (fig. 1). Неэффективность, неправильное распределение, упущенные возможности, вносимые искажения обычного статического рода связаны с нахождением внутри или на этой кривой. Обратите внимание на пункт "Массовая безработица". Находиться там было бы глупо, поскольку можно выйти на кривую и иметь больше как товаров, так и услуг на душу населения. Действительно, можно немного выйти за пределы кривой, торгуя с иностранцами. Но только немного, до такой степени, как торговля.
Ни один из статических аргументов и ни один из ди-намических не имеет шансов объяснить то, что произошло в современном экономическом росте. Никакое статическое улучшение обычных экономических факторов в 1780 или 1700 годах не может даже отдаленно приблизиться к кривой "сейчас". Вот почему это величайшее из светских исторических событий не может быть объяснено статическим перераспределением. А если объяснять его "динамическим" накоплением, то придется объяснить и то, почему более раннее накопление не привело к такому же взрывному результату. Динамическое объяснение - например, внешняя торговля, вызывающая инновации в масштабах от 1780 г. до наших дней, - настолько динамично, что не имеет смысла как история, во всяком случае, в рамках лишенной языка и открытий, условно самуэльсоновской экономики. Та же проблема поражает модели, в которых, например, "Черная смерть" используется для объяснения европейской исключительности. Конечно, всегда можно разработать модель, которая "объясняет" что угодно. Но это математическая, а не научная истина. Существует огромное количество моделей, которые "объясняют" любое теоретическое событие. Большинство из них применимо как к Китаю в 213 г. до н.э., так и к Британии в 1760 г. н.э. Уголь. Торговля. Наука. Рациональность. Иначе говоря, такое модельное объяснение - это не объяснение. Оно требует (но не дает) ответа на вопрос, почему именно тогда, почему динамизм охватил британскую экономику в XVIII и XIX веках. Правильное объяснение, утверждаю я, требует научного внимания к буржуазному достоинству и свободе.
Глава 26.
Из неважности внешней торговли следует, что и отдельные ее части были неважны - во всяком случае, для объяснения удвоения реального дохода на душу населения за восемьдесят лет с 1780 по 1860 г. и особенно для объяснения последующего взрыва на пути к шестнадцатикратному коэффициенту. Например, торговля рабами, составлявшая весьма незначительную часть торговли Великобритании или Европы, не могла быть причиной британского или европейского процветания. Как показали историки-экономисты Стэнли Энгерман и Патрик О'Брайен, вопреки мнению Иникори, так называемые "происки" были слишком малы. Приписывание огромного значения крошечной торговле сделало бы каждую маленькую торговлю важной - мы возвращаемся к латунной промышленности как причине современного мира.
По словам другого ведущего историка работорговли, Дэвида Ричардсона, "сравнение доходов от работорговых рейсов [которые Ричардсон сам исследовал в широком масштабе] с общими оценками британских инвестиций XVIII в., как правило, почти без исключения, показывает, что работорговые прибыли могли внести в лучшем случае лишь небольшой вклад в финансирование ранней британской промышленной экспансии". "Экономическая аргументация, подкрепляющая кропотливо собранные Ричардсоном факты о конкретных плаваниях работорговцев, заключается в том, что вход в торговлю был свободным, и поэтому маргинальные участники могли рассчитывать не более чем на обычную норму прибыли. Кроме того, поскольку навыки и оборудование для работорговли были очень широко доступны, внутримаргинальная "рента" также была невелика. Любое торговое судно могло заняться работорговлей, как ранее любое вооруженное судно могло заняться пиратством, или, более того, как любое судно, учитывая свободу морей, могло совершать арбитраж между этим рынком труда или тем, или этим рынком капитала и тем. К 1750 г.
В работорговле можно было захватить лишь несколько немаргинальных позиций и получить лишь небольшую ренту или сверхнормативную прибыль.
И действительно, ввоз вытеснил бы любые сверхнормативные профициты в цепочке поставок на всем пути от внутренних районов Сьерра-Леоне до невольничьих рынков Чарльстона. (Между прочим, существовала гораздо более древняя цепочка поставок от Танзании до Стамбула, и по объему она была не меньше, а то и больше, не говоря уже о массовой торговле из славянских земель. Однако "плюсы" от работорговли через Сахару, Индийский океан или Черное море не вызвали промышленной революции в арабских или османских землях). Давным-давно Роберт Пол Томас и Ричард Бин убедительно доказали, что единственные сверхнормальные доходы от торговли, скорее всего, были получены африканцами, а именно специалистами по насилию во внутренних районах, которые захватывали рабов в первую очередь. Именно им пришла в голову светлая, ужасная и выгодная идея захватить своих собратьев-африканцев по дешевке и продать их арабам или европейцам.
Поэтому неудивительно, что к концу XVIII в. совокупные доходы от торговли составляли незначительную часть даже общих британских инвестиций, не говоря уже о совокупном доходе. И в любом случае мы видели, что "британские инвестиции в целом" только приспосабливали инновации, но не вызывали их. Капитальный фундаментализм работает для Британии XVIII-XIX веков не лучше, чем для Ганы конца XX века. Как заключили Дэвид Элтис и Стэнли Энгерман в 2000 г., проведя тщательный анализ возможных факторов влияния: "Если сравнить добавленную стоимость
