Шепот тьмы - Келли Эндрю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помогите, – сказал Ричард Уайтхолл, пытаясь встать. – Помогите мне.
Она отошла за пределы его досягаемости. Вне его прямой видимости. Лейн пыталась, как и последние несколько минут, вспомнить, как она сюда попала. Здесь она впервые столкнулась с Нейтом. Здесь, где она написала свое имя на стене. Здесь, в этом месте, в конце всех событий.
Она знала, чего оно хочет от нее. Оно хотело, чтобы она умерла.
«Я не хочу, чтобы ты умерла, – возразил вечно присутствующий голос. – Просто ты умрешь, прежде чем наступит конец. Ты сильна, Делейн Майерс-Петров, но кости смертных гнутся лишь до тех пор, пока не сломаются. И работа, которую я должен сделать, сломает каждую из них».
– Почему? – Она задала этот вопрос вслух, снова и снова поворачивая пенни в руке. Цепляясь за него. – Почему ты здесь? Зачем вообще пришел?
Двери были открыты слишком долго. Путь через ад не был предназначен для живых людей.
– А как же Колтон? – Его имя было едким на вкус на ее языке. Оно что-то перевернуло внутри нее. Колтон Прайс, которого она ненавидела. Колтон Прайс, которого она любила. Колтон Прайс, который взял ее руки и поцеловал, когда недра загробного мира трещали вокруг них. Он провел ее через ад и обратно, и глазом не моргнув.
Колтон Прайс, который был чем-то другим.
«Этот мальчик сделан из ада, – прозвучал голос. – И он из него. Он давно выменял частичку себя. Этим он заслужил право пересекать наши поля невредимым».
Асфодельные поля. Елисейские поля. В желудке у нее был камень. Ее мечты сбывались и сбывались.
«Покончи с этим», – шептала темнота.
Покончи с этим, покончи с этим.
На фоне клубов дыма фигура Ричарда Уайтхолла застыла неподвижно. Его слабые крики затихли. Делейн пощупала себя, ожидая что-то почувствовать. Боль. Ужас. Но в груди была лишь тупая пульсация пустоты. Только онемение. Только имя, бьющееся как пульс.
Колтон. Колтон.
Колтон, полный секретов. Колтон, который держал свою истинную сущность в тайне. Он вырезал части самого себя. Мертвые подхватывали ее мысли эхом, звук отпечатывался на их пелене. Колтон. Колтон. Колтон. Они скрежетали зубами. Они рвали свои скальпы. Они мерцали и гасли в истошных, одержимых криках. Она осталась неподвижной и уставилась на тело на полу.
– Он мертв? – спросила она. – Уайтхолл?
Смех пронзил ее, как дрожь.
«Мой брат перешел из своего старого тела в это. Он приспосабливается не так хорошо, как ты. Он уже начал увядать. Он уже начал истощаться. Мой брат не из милосердных. У него голод, который невозможно утолить. Он любит играть в игры».
Сапоги волочились. Ногти скребли пол. Выбравшись из своей груды, Уайтхолл поднялся на ноги. В слабом свете, исходившем из пульсирующего разлома перед ними, она увидела вялые черты лица своего профессора, немигающую темноту его глаз. Руки безвольно свисали по бокам. Рот открывался и закрывался, как будто существо внутри него примеряло его по размеру, проверяя новый диапазон движений.
И теперь – теперь – новый голос присоединился к другому. Там, где его присутствие ощущалось как вода, плещущаяся о камень, этот был другим, с зазубренными краями. Как первобытное рычание. Как нечто, поднимающееся из глубины. Что-то, что не должно быть услышано смертными ушами.
Но ее уши никогда не работали.
«Кин, – произнесло оно тем же голосом, что говорил с ней в студии Уайтхолла. – Я прекрасно провожу время среди людей. Неужели ты и вправду пришел за мной так скоро?»
– Да, – услышала она свои слова, хотя и не собиралась говорить. – Нам пора идти. – Затем, потянувшись за осколком кости в кармане, она воскликнула: – Подожди.
«Времени нет. Мальчик идет».
– Подожди, – повторила Делейн, на этот раз более настойчиво, чем раньше. Вокруг них тени падали на землю жутко, абсолютно неподвижно. Оставался только треск пламени, дым наполнял ее легкие. Пот стекал по коже скользкими серебристыми дорожками. В ее левой руке кость была острым лезвием. В правой руке пенни грелся о кожу. Она закрыла глаза. Она надеялась, что не совершает ошибку.
– Сначала мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, – сказала она мягко.
53
Они стояли лицом к лицу. Уайтхолл и Лейн. Лейн и Уайтхолл. Разлом в эфире находился прямо за ними, плоское зеркальное отверстие, достаточно тонкое, чтобы быть невидимым для неподготовленного глаза. Вокруг них клубился дым, густой и горький. Пламя охватило стену имен. Пламя поглотило диван лососевого цвета в огненном реверансе. Пламя пожирало книги, страницы сгорали, превращаясь в хрустящую корочку, которая танцевала в воздухе.
И посреди всего этого Уайтхолл и Лейн говорили на одном языке.
В дверях стоял Колтон Прайс, неподвижный, как Персей, и слушал, как слова льются из Лейн. Древние слова. Мертвые слова. Он чувствовал отпечатки ее пальцев на изгибе своих ребер. Мягкое прикосновение ее пальцев. Нежное нажатие ее большого пальца. Ее рука была в кармане, она поворачивала кусочек его тела, как талисман. Ощущение этого пронзило его – бальзам на его душу, в чужих руках ставший позором. Вместо извращения – припарка.
На ее глазах Уайтхолл уже наполовину оказался в могиле. Колтон видел тусклый блеск этих глаз. Он сразу же узнал его. Это была та же бессмертная штука, которая проделала дыру в Нейте Шиллере. И в других. В братьях Приората, которые думали, что Уайтхолл научит их жить вечно.
В мальчиках, погибших за неправое дело.
Он хотел побежать к Лейн. Встряхнуть ее, чтобы она очнулась. Вспомнить все слова и обороты речи, которые он знал. Чтобы изгнать то, что было внутри нее, и отправить его туда, где ему место. Туда, где был он. Среди мертвых. Подальше от живых.
Смерть уже пыталась забрать его однажды. Возможно, если бы он позволил ей, все было бы правильно. Может быть, если бы он не обманул ад, Лейн оставили бы в покое.
Лейн.
Она выглядела как святая, ее волосы рассыпались вокруг белыми волнами, лицо было трансцендентным, руки были обращены вверх. Невесомая, словно она могла в любой момент оторваться от земли. Святая, безнадежная девушка. Все, что с ней произошло, было его виной, его ошибкой.
И все потому, что он не смог удержаться.
– Лейн, – сказал он. Он не хотел. Он ничего не мог поделать. Когда-то он пообещал себе, что больше никогда не произнесет ее имя вслух. Теперь это был единственный обрывок здравого смысла, который у него еще оставался. – Лейн, – позвал он снова, достаточно
