Шепот тьмы - Келли Эндрю
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Использовать, – шипел этот одиозный голос, явно раздраженный. – Меня нельзя использовать. Я, у которого нет имени. Я, который был здесь до появления людей. Я, кто останется, когда они превратятся в прах».
– Заткнись, – сказала она, сама того не желая. – Заткнись.
Напротив нее энергия Уайтхолла заметно изменилась, перейдя от разочарования к любопытству, его глаза засияли.
– Оно говорит с тобой, – сказал он. – Не так ли?
Она зажала рот. Ей потребовались все силы, чтобы не закричать. Не закричать так, как кричали мертвецы, корчась на слезниках.
– Мисс Майерс-Петров. – Уайтхолл пододвинул свой стул ближе. – Мы, вы и я, находимся на грани власти над смертью. Я прошу вас оказать мне любезность. Что оно говорит?
«Скажи ему, – прошелестел голос, – мы говорим: “Сдохни, старая свинья”».
Она прикусила язык. Она заставила голос замолчать. Она заставила слезы высохнуть. Горло охрипло, она спросила:
– Чего вы хотите? Из всего этого.
В плоских линзах очков Уайтхолла ярко вспыхнуло пламя. На мгновение он выглядел невыносимо печальным.
– Я хочу вернуть свою жену, – сказал он.
– Ваша жена мертва. – Ей было все равно, что это было жестоко. Это была правда.
– В этом мире, – согласился Уайтхолл. – Не в других. И пока она есть во всех других мирах, есть шанс. Теперь есть причина, по которой вы не иссохли под нагрузкой игры в хозяина. Мы собираемся выяснить почему.
В груди у Делейн защемило. Было трудно дышать. Веревки до крови натерли ей запястья. Монеты впивались в кожу. Как могла, она зачерпнула пенни в руку и спрятала подальше от его глаз.
– Скажите мне, – приказал Уайтхолл, – что говорит это существо, когда обращается к вам.
Она не успела сформулировать ответ. В один момент свечи потухли. Что-то разбилось о камень. В наступившей темноте мертвецы облепили ее, как мухи. Она слышала их жужжание между своими ушами, их крики накладывались друг на друга и казались непонятными. Сжатый и пронзительный, звонкий свист проникал в ее череп.
А затем, под ним, смех, похожий на хруст бумаги.
– Мой дорогой, мой дорогой, мой Дикки, – раздался голос, который она узнала, – голос, который она слышала, пробираясь сквозь сумрак студии Уайтхолла на втором этаже. Голос принадлежал лицу, пораженному разложением, ухмылке скелета, взгляду трупа. – Ты оставил меня дома. Ты знаешь, как я презираю, когда меня оставляют дома.
«Ах, – пробормотало нечто в ее венах. – Мои собратья».
По комнате пронеслось шарканье. Это был звук теней, перебегающих из одного угла в другой. Это был скрежет чего-то неестественного, волочащегося по камню.
– Убирайся, – услышала Делейн приказ Уайтхолла. – Я тебя не приглашал.
– Я иду туда же, куда и ты, старый друг. Ты, я и мы.
Свечи разом вспыхнули, пламя взметнулось ввысь. Это повергло комнату сначала в яркий контраст, а затем в хаос.
Освещенный снизу, Уайтхолл внезапно показался скелетом, впадины его были погружены в тень, рот был открыт от ужаса.
На стене загорелось первое из имен.
«Я считаю, – пропел зверь в ее костях, – что нам пора завершить эту главу».
51
Эрик Хейс никогда не интересовался бессмертием. Он никогда не стремился обмануть загробную жизнь. Он жил вполне нормальной жизнью. В его доме не разрешали смотреть фильмы ужасов. Никаких видеоигр, никаких историй о привидениях. Его заставляли чистить зубы и ложиться спать в разумное время. Каждый вечер он читал молитвы, как учила его бабушка. Он получал хорошие оценки в школе. У него была хорошая компания друзей. Он играл защитником в футбольной команде своей средней школы, пока в младшем классе не попал в такое ужасное столкновение в середине игры, что попал в больницу с травмой позвоночника, из-за которой не мог ходить несколько недель.
– ДжиДжи говорит, что ты видел Иисуса, – пропела ему сестра, когда он проснулся. Она сидела на краю его кровати, маленькие ножки пинались, волосы были уложены бантиком, толстая голова ее любимого медвежонка покоилась на выпирающем животе. – Я слышала, как она сказала твоему тренеру, что тебе больше нельзя играть.
У него было несколько встреч с сверхъестественным. Однажды, когда ему было одиннадцать лет, бабушка застала его и сестру за спиритической доской и так сильно ударила его по костяшкам пальцев, что у него несколько часов болела рука.
– Это зло, – сказала она мягким, непоколебимым тоном, каким она говорила все вещи. – Вон. Я не потерплю этого в своем доме.
Он вырос, посещая церковь. Не страстно, но послушно. Каждое воскресенье он бесплодно пытался уместить свои быстро вытягивающиеся конечности на слишком тонкой деревянной скамье. Голова опущена, Библия открыта, пуговицы на клетчатой рубашке застегнуты так близко к горлу, что он был уверен: бабушка хотела задушить его. Он открывал рот вместе с остальными прихожанами, когда они пели гимны. Упираясь локтем в бабушкин бок, он бормотал слова доксологии:
– Слава Ему, слава Ему, слава Ему, слава Ему, слава Ему, Иисус, благословенный Спаситель, Он достоин хвалы.
Иногда – после несчастного случая, – когда прихожане склоняли головы для молитвы, ему казалось, что он видит, как за кафедрой двигаются большие стеклянные иконы. Капли крови. Шелест одеяний. Как его манил чей-то палец. Это было лишь краем глаза. Это был лишь обман света.
И все равно его знобило.
Его никогда не искушали те вещи, которые искушали Ричарда Уайтхолла. Обмануть смерть, направить в нужное русло то, чему нет названия.
– Играешь с дьяволом, – говорила его бабушка. Она перекрестилась бы и заставила его произнести покаяние. Она бы грела ему миску супа и снова рассказывала, как Христос провел сорок дней и сорок ночей в пустыне.
Он поставил все, что у него было, на шанс получить обучение в футбольной школе. Но потом произошел несчастный случай. Скауты перестали звонить. Счета за лечение стали накапливаться. Его бабушка стала забывать о мелочах. Она оставляла конфорки на плите зажженными. Она позволила дому наполниться дымом. И вот он записался на вступительные испытания в день, когда ему исполнилось семнадцать. Если бы не травма, сказал его проктор, его могли бы записать в профессионалы.
Он был чертовски хорошим защитником.
Вместо этого его письменная работа, его когнитивный экзамен – все это привело его в Годбоул. Чудо, назвал его Уайтхолл, восхищенный его способностью видеть движение дверей краем глаза. Только мельком. Совсем немного. Когда он шагнул через разрыв во времени и пространстве, он почувствовал удар всем спинным мозгом. Хруст костей. Скрежет зубов.
