Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весь этот решающий день Хейнрици ждал новостей. Он предчувствовал, что Гитлер позволит 9-й армии отступить. Войска Буссе, окруженные и отрезанные от соседей на флангах, были близки к полному уничтожению. Однако Кребс продолжал настаивать на том, чтобы они не покидали свои позиции. Он пошел еще дальше: предложил некоторым подразделениям 9-й армии пробиваться на юг для соединения с армией фельдмаршала Шернера. Сам Буссе осложнял свое положение. Хейнрици пытался заставить его отступить без приказа, а Буссе отказывался даже думать об этом без особого приказа фюрера.
В 11 утра 22 апреля Хейнрици предостерег Кребса: к сумеркам 9-ю армию расколют на несколько частей. Кребс уверенно заявил, что фельдмаршал Шернер исправит ситуацию, начав наступление на север, чтобы соединиться с Буссе. Хейнрици так не думал. «Для подготовки наступления Шернеру понадобится несколько дней, — сказал он Кребсу. — К тому времени от 9-й армии уже ничего не останется». Час за часом ситуация становилась все безнадежнее, и Хейнрици неоднократно убеждал Кребса что-нибудь предпринять. «Вы говорите, что я должен сделать все возможное и невозможное, чтобы не допустить позора окружения фюрера в Берлине, и в то же время закрываете моим войскам путь к отступлению, — бушевал генерал. — Против моей воли, несмотря на просьбу освободить меня от моих обязанностей, мне не позволяют вывести единственные войска, которые можно использовать для защиты фюрера и Берлина». Штаб фюрера не только создавал сложности Буссе, он еще требовал, чтобы 3-я армия фон Мантейфеля отбросила армии Рокоссовского за Одер — приказ столь невыполнимый, что Хейнрици едва не задохнулся от ярости, получив его.
Через десять минут после полудня Хейнрици снова предупредил Кребса: «Я убежден в том, что наступил последний момент, когда еще можно отвести 9-ю армию». Через два часа он позвонил снова, но Кребс уже выехал на совещание к фюреру. Генералу Детлефзену Хейнрици сказал: «Мы должны принять решение». Без десяти три Кребс позвонил Хейнрици сам и сообщил, что фюрер согласился сдать Франкфурт и передислоцировать некоторые части 9-й армии на северный фланг внешнего обвода. Хейнрици только фыркнул. Это была полумера, и вряд ли она сможет улучшить ситуацию. Он не стал напоминать Кребсу, что город упорно защищал Билер, человек, которого Гитлер назвал «не Гнейзенау». Теперь Бил еру будет трудно оторваться от противника. В любом случае приказ пришел слишком поздно. 9-я армия окружена.
Почти два часа спустя Кребс позвонил снова. На этот раз он сообщил Хейнрици, что на совещании у фюрера было принято решение отвести 12-ю армию генерала Венка с Западного фронта, чтобы начать наступление на восток на помощь Берлину. «Я удивлен, — сухо заметил Хейнрици. — Они будут очень кстати». Однако 9-я армия до сих пор не получила приказ отступить. Хотя войска Буссе находились в окружении, Хейнрици верил, что им хватит сил для продвижения на запад. А еще Кребс кое-что сообщил ему о Венке, и эти новости открывали совершенно новые возможности. Как сказал позже Хейнрици: «Эти новости дали надежду на то, что 9-ю армию еще можно спасти». Генерал позвонил Буссе: «Кребс только что сказал мне, что армии Венка приказано повернуть в вашем направлении. Ваша самая боеспособная дивизия должна прорвать русское кольцо и направиться на запад навстречу Венку». Буссе возразил, что таким образом лишь ослабит свои позиции, но у Хейнрици лопнуло терпение и он решительно закончил спор: «Итак, приказ для 9-й армии: отведите одну самую сильную вашу дивизию и направьте ее на соединение с Венком».
* * *Ночное небо отсвечивало пламенем пожаров, полыхавших во всех районах города, артобстрел не прерывался ни на минуту, однако в подвале Лехртерштрасской тюрьмы царило ликование. Днем освободили двадцать одного человека, позже некоторым из оставшихся узников вернули их ценности. Охранники утверждали, что начальство приказало ускорить процесс освобождения, и заключенные верили, что в любой момент их могут выпустить на волю. Некоторые полагали, что будут дома еще до утра. Даже Герберт Косни думал, что избежал казни. В подвал спустился один из охранников со списком в руке и начал зачитывать фамилии. Люди напряженно слушали. Вызвали одного коммуниста, одного русского военнопленного и нескольких человек, которых, как знал Косни, подозревали в заговоре против Гитлера в 1944 году. Охранник продолжал выкликать фамилии: «…Мунзингер… Эозинов… Косни… Молль…» Вдруг до Герберта дошло, что вызвали и его, и его захлестнула надежда.
Его и еще пятнадцать человек гуськом вывели из подвала. Затем охранник пересчитал их и отвел к кабинету начальника охраны. Они ждали перед дверью, пока их одного за другим вызывали в кабинет. Когда наступила очередь Косни, он увидел в кабинете шестерых абсолютно пьяных эсэсовцев. Один из эсэсовцев нашел в списке его имя и выдал личные вещи, отобранные во время ареста. Их было ничтожно мало: армейская чековая книжка, карандаш и зажигалка. Герберт расписался за свои вещи в бланке, где говорилось о его освобождении. Один из эсэсовцев сказал: «Ну, скоро ты увидишься с женой». Всем велели вернуться в подвал и собрать вещи. Косни едва верил в свою удачу. Он быстро собрался, тщательно сложил выходной костюм, который жена подарила ему на четвертую годовщину свадьбы. Закончив сборы, он стал помогать своему приятелю Хаусхоферу. У того оказалось немного еды, включая бутылку вина и буханку хлеба из непросеянной ржаной муки. Буханка не влезала в рюкзак, поэтому Хаусхофер отдал ее Косни. Ждать пришлось долго. Почти через полтора часа шестнадцать человек выстроили парами и вывели в неосвещенный вестибюль. Вдруг дверь за ними захлопнулась, и они оказались в кромешной тьме, но почти сразу же вспыхнул электрический фонарик. Когда глаза Герберта привыкли к полумраку, он понял, что фонарик висит на поясе офицера СС. Это был подполковник в каске и с пистолетом. «Вас переводят, — сообщил он. — При малейшей попытке побега вы будете расстреляны. Вещи сложите в грузовик и пешком пойдете на железнодорожный вокзал Потсдама».
Надежды Косни были разбиты. На мгновение он подумал, не метнуться ли в одну из ближайших камер. Он не сомневался, что русские будут здесь через несколько часов, но тут же понял, что по всему периметру помещения стоят эсэсовцы с автоматами. Заключенных вывели из тюрьмы и погнали в сторону Инвалиденштрассе. Шел дождь; Герберт поднял воротник куртки и покрепче затянул на шее полотенце, которым пользовался вместо шарфа. Вскоре заключенных остановили и обыскали и снова забрали все личные вещи, которые вернули ранее. Колонна снова отправилась в путь, рядом с каждым заключенным шел эсэсовец с автоматом за спиной и пистолетом в руке. Когда дошли до Инвалиденштрассе, сержант СС предложил пройти напрямик через разбомбленное здание выставки. Пробираясь по строительному мусору, они вошли в руины огромного здания с торчащими, как скелеты, бетонными колоннами.
Вдруг каждого заключенного схватил за шиворот находившийся рядом охранник. Часть пленников потащили влево, часть — вправо. Их подвели к стене и расставили на расстоянии шести-семи футов друг от друга, и тогда они поняли, что их ждет. Некоторые начали умолять сохранить им жизнь. Человек рядом с Косни закричал: «Сохраните мне жизнь! Я ничего не сделал». В этот момент Герберт почувствовал прикосновение холодного дула пистолета к загривку. Когда сержант скомандовал «Огонь!», Герберт чуть повернул голову. Эсэсовцы выстрелили вразнобой. Косни почувствовал резкий удар, упал на землю и затаился. Подполковник направился вдоль шеренги упавших людей, стреляя в голову каждому. Дойдя до Герберта, он произнес: «Этой свинье достаточно… Пошли, парни. Надо спешить. У нас сегодня еще много работы». Косни не знал, сколько пролежал неподвижно. Через некоторое время он очень осторожно коснулся рукой шеи, потом щеки. Кровь текла ручьем, но в то мгновение, повернув голову, он спас себе жизнь, однако не чувствовал ни правой руки, ни ноги. Он медленно пополз через развалины до Инвалиденштрассе, там встал, но обнаружил, что не может идти. Покрепче затянув полотенцем рану на шее, он медленно, с трудом преодолевая боль, потащился к больнице «Шарите». Несколько раз Герберт падал, один раз его остановила группа подростков из гитлерюгенда и потребовала документы, но, увидев, что он тяжело ранен, его пропустили.
Он снял башмаки, потому что «они казались слишком тяжелыми». Потом он попал под сильный артиллерийский огонь. Сколько он шел почти в бессознательном состоянии, он так никогда и не вспомнит, но наконец он добрался до своего дома за Францискиштрассе. Затем в последнем усилии Герберт Косни, единственный живой свидетель бойни в Лехртерштрасской тюрьме, заколотил в свою дверь. Хедвиг, его жена, открыла дверь и не узнала человека, стоявшего на пороге. Его лицо и куртка были залиты кровью. «Кто вы?» — в ужасе спросила она. И перед тем как потерять сознание, Косни прошептал: «Я Герберт».[56]