Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В час ночи 23 апреля в штабе командующего 12-й армией генерала Вальтера Венка, расположившемся в Визенбургском лесу, затрезвонил телефон. Самый молодой генерал вермахта, не сняв мундира, дремал в кресле. Его командный пост, «Старый ад», в 35 милях к востоку от Магдебурга, раньше был домом егеря. Венк сам снял трубку. Один из его командиров доложил, что фельдмаршал Вильгельм Кейтель только что пересек позиции и направляется в штаб. Венк вызвал своего начальника штаба, полковника Гюнтера Рейхгельма. «К нам едет гость, — сказал он. — Кейтель». Венк всегда сильно недолюбливал начальника гитлеровского штаба, и Кейтель был последним человеком в мире, с которым он хотел бы сейчас разговаривать.
В последние несколько недель Венк видел больше горя, лишений и страданий, чем за всю свою боевую жизнь. По мере того как сжимались границы Германии, его район все более походил на огромный лагерь беженцев. Бездомные немцы были повсюду: вдоль дорог, в полях, деревнях и лесах; они спали в телегах, палатках, разбитых грузовиках, железнодорожных вагонах и под открытым небом. Все подходящие здания — дома, церкви, даже деревенские танцзалы — Венк приказал превратить в укрытия для беженцев. «Я чувствовал себя священником, инспектирующим свой приход, — вспоминал он. — Каждый день я совершал обход, пытаясь как можно больше сделать для беженцев, особенно для детей и больных. И все время мы задавались вопросом, как скоро американцы начнут наступление со своих плацдармов за Эльбой».
Его армия кормила теперь более полумиллиона человек в день. Поезда со всего рейха съезжались в эту узкую полоску земли между Эльбой и Берлином, а дальше пути им не было. Груз, который они везли, был для 12-й армии и благом и бременем. Здесь было все — от частей самолетов до сливочного масла. В нескольких милях от Венка на Восточном фронте танки фон Мантейфеля останавливались из-за дефицита горючего, а Венка чуть ли не затопило горючим. Он докладывал в Берлин, однако до сих пор не было принято никаких мер, чтобы вывезти излишки. Никто даже не подтвердил, что получил его донесения.
Сейчас, ожидая Кейтеля, Венк с некоторой тревогой думал, что если начальник штаба ОКБ узнает о его общественной деятельности среди беженцев, то вряд ли это будет одобрено. По моральному кодексу полководца Кейтеля, подобные действия были просто немыслимы… Венк услышал, как подъехал автомобиль, и один из его офицеров сказал: «А теперь посмотрим, как Кейтель сыграет роль героя». В полной маршальской форме (вплоть до жезла), в сопровождении адъютанта и ординарца Кейтель вошел в домик, занимаемый штабом. Высокомерие и показной блеск Кейтеля и его окружения показались Венку омерзительными. Фельдмаршал вел себя так, будто только что взял Париж, и это в то время, когда все вокруг говорило о позоре и страданиях потерпевшей поражение Германии. Кейтель отсалютовал, коснувшись маршальским жезлом фуражки, и Венк заметил, что, несмотря на педантичное соблюдение формальностей, посетитель встревожен и взволнован. Адъютант расстелил на столе карты, и без всяческих преамбул Кейтель наклонился над столом, ткнул пальцем в Берлин и произнес: «Мы должны спасти фюрера».
Затем, словно почувствовав, что слишком резок, он сменил тему и попросил коротко охарактеризовать положение 12-й армии. Венк не стал упоминать ни о беженцах, ни об участии в их судьбе своей армии. Вместо этого он в общих словах заговорил о положении на Эльбе. Даже когда принесли кофе и бутерброды, Кейтель не расслабился, да и Венк не помогал гостю почувствовать себя непринужденно. «Дело в том, — впоследствии объяснил Венк, — что мы чувствовали свое огромное превосходство. Ну что такого, чего бы мы уже не знали, мог сообщить нам Кейтель? Что пришел конец?»
Кейтель вдруг встал и зашагал взад-вперед по комнате. «Гитлер, — мрачно сказал он, — совершенно расклеился. Хуже того, он сдался. И поскольку сложилась такая ситуация, вы должны развернуть свои войска и направиться к Берлину вместе с 9-й армией Буссе». Венк молча слушал, и Кейтель напыщенно продолжил: «Битва за Берлин началась. На карту поставлена ни много ни мало судьба Германии и Гитлера. Ваш долг — броситься в атаку и спасти фюрера». И вдруг Венка посетила совершенно неуместная мысль: вероятно, впервые в жизни Кейтель оказался так близко к передовой. Давным-давно, общаясь с Кейтелем, Венк понял, что, «если с ним спорить, получается одно из двух: либо два часа приходится выслушивать гневную речь, либо теряешь должность», поэтому он автоматически ответил: «Разумеется, фельдмаршал, мы выполним ваш приказ».
Кейтель кивнул и указал на два маленьких городка примерно в 12 милях серверо-восточнее передовых позиций 12-й армии: «Вы начнете наступление на Берлин из сектора Бельциг — Тройенбрицен». Венк знал, что это невозможно. Кейтель раскрывал план, основанный на боеспосбности армии с полным личным составом и танками. Подобная армия была давно уничтожена или просто никогда не существовала. Практически без танков и самоходных орудий, с ничтожным количеством солдат, Венк не мог одновременно удерживать фронт на Эльбе против американцев и двигаться к Берлину на спасение фюрера. В любом случае, подобное наступление на северо-восток было бы чрезвычайно сложным: слишком много озер и рек по пути. С такими ограниченными силами Венк мот войти в Берлин лишь с севера, и он предложил Кейтелю другой вариант: «12-я армия направится на Берлин севернее озер через Науэн и Шпандау. Я думаю, что смогу начать наступление дня через два». Кейтель помолчал пару секунд и холодно произнес: «Мы не можем ждать два дня». И снова Венк не стал спорить, так как не мог терять время, и быстро согласился с планом Кейтеля. Уже покидая штаб, фельдмаршал обернулся: «Желаю вам полнейшего успеха».
Когда автомобиль Кейтеля скрылся из вида, Венк созвал свой штаб. «А теперь, — обратился он к офицерам, — вот как мы поступим на самом деле. Мы подойдем как можно ближе к Берлину, но не оставим наших позиций на Эльбе. Оставив фланги на реке, мы сможем удерживать открытый путь отхода на запад. Было бы глупо наступать на Берлин только для того, чтобы русские нас окружили. Мы попытаемся соединиться с 9-й армией, а потом выведем из кольца на запад каждого солдата и каждого гражданского, которые смогут идти».
Что касается Гитлера, Венк лишь сказал: «Судьба одного человека больше не имеет никакого значения». Пока он отдавал приказы для наступления, ему вдруг пришло в голову, что за все время долгой ночной беседы Кейтель ни разу не упомянул гражданское население Берлина.
Когда над Магдебургом занялась заря, три немца проскользнули через Эльбу и сдались 30-й дивизии США. Одним из них был 57-летний генерал-лейтенант Курт Дитмар, офицер вермахта, который ежедневно передавал последние вести с фронта, и был известен всему рейху как «голос немецкого Верховного командования». Вместе с ним в плен сдались его 16-летний сын Эберхард и майор Вернер Плускат, ветеран, чья артиллерия сражалась против союзников, высадившихся в Нормандии в день «Д», и пушки которого в Магдебурге сыграли важную роль в том, чтобы помешать 9-й американской армии генерала Симпсона форсировать Эльбу. У Дитмара, считавшегося самым точным из немецких военных радиодикторов, было много внимательнейших слушателей не только в Германии, но и среди сотрудников станций радиоперехвата союзников. Его немедленно отправили в штаб 30-й дивизии для допроса, и ему удалось удивить офицеров разведки одной очень важной новостью: он уверен, что Гитлер находился в Берлине. До тех пор никто точно не знал, где находится фюрер.[57] Союзники полагали, что Гитлер может находиться в «Национальной цитадели», однако Дитмар твердо стоял на своем. Он не просто утверждал, что фюрер в Берлине, но и был уверен, что «Гитлер либо будет убит, либо совершит самоубийство».
«Расскажите нам о «Национальной цитадели», — предложил кто-то. Дитмар явно пришел в недоумение и сообщил, что единственное упоминание о «Национальной цитадели» он встретил в швейцарской газете в январе. Он согласился с тем, что на севере существуют очаги сопротивления, «включая Норвегию и Данию, и один очаг — на юге в Итальянских Альпах, однако здесь скорее желаемое выдается за возможное». Следователи продолжали засыпать его вопросами, но Дитмар лишь качал головой: «Национальная цитадель»? Это романтическая мечта. Это миф».
Итак, «Национальная цитадель» оказалась химерой. Как напишет впоследствии генерал Омар Брэдли, командующий 12-й американской группой армий, «Национальная цитадель» существовала в основном в воображении нескольких фанатичных нацистов, и просто удивительно, как мы могли столь наивно поверить в ее существование. Однако чем более преувеличенными были слухи, тем больше эта легенда… влияла на тактическое планирование».
* * *Окутанные тучами пыли, немецкие танки грохотали по булыжным мостовым Карлсхорста, окраины восточного берлинского района Лихтенберга. Элеонора Крюгер, чей жених, еврей Иоахим Лифшиц, прятался в подвале ее дома, смотрела на них в изумлении.