Покоренная поцелуем - Донна Валентина

— В таком случае иди, — хриплым, больным голосом сказала она.

У него вдруг перехватило дыхание, он задрожал всем телом, словно противник нанес ему сильнейший удар в живот крепким кулаком в железной перчатке. Впервые, после того, как он стал чужим мужем, он поглядел ей прямо в глаза. Сквозившая в его голубых глазах безутешность настолько точно отражала состояние ее охваченной острой агонией отчаяния души, что она была готова лишиться чувств от этих разделяемых вместе с ним эмоций. И, — какой стыд! внезапно все ее тело пронзило непреодолимое желание, она вся затряслась в предвкушении его теперь запретного прикосновения, которое ей так захотелось сейчас ощутить.

— Кажется, мы с тобой обречены судьбой во всем руководствоваться преданностью братьям. Ах, Мария, — он вдруг осекся, отвернулся в сторону. Мария, ты знаешь, только тебя я люблю.

Как ей хотелось броситься к нему, почувствовать в последний раз его длинные, крепкие руки, очутиться в его объятиях, но она постепенно начала осознавать, что на них все больше бросают украдкой многозначительные взгляды, посылают нагловатые улыбки. Боже, будь проклята эта постоянная необходимость блюсти свое высокое положение.

— Преданность делу моего брата слишком долго удерживала меня от тебя, ответила она, — но я не знала, что и у тебя есть брат.

Он рассмеялся, и его короткий, лающий смех говорил, что он ей не верит.

— Неужели ты не знала, что Хелуит была жена моего брата?

— Откуда мне это знать? — прошептала она, прижимая трясущиеся пальцы к губам. — Значит, этот малыш не твой сын?

— Ну если она жена моего брата, значит, и сын его, — ответил Ротгар. Просто не могу поверить, даже сейчас, когда все уже позади, как мог отец Бруно благословить этот отнюдь не священный союз. Мария, пусть Бог меня покарает за такие слова, но я никогда не смогу быть мужем Хелуит. Мое сердце, моя душа стремятся только к тебе. Нужно что-то придумать, чтобы быть по-прежнему вместе.

Они стояли близко друг к другу, но никогда еще два человека, — чувствовала Мария, — не были так далеки друг от друга. Она чувствовала исходившие от него запахи, следы тяжелого, честного труда, ей казалось, что она даже ощущает физически его глубокое разочарование, его любовь, которая окатывала ее всю своими невидимыми теплыми волнами. Ей нужно было сделать меньше шага, чтобы своей пышной грудью стремительно прижаться к его широкой груди, — нет, она уже никогда не прикоснется к нему. Чувство преданности долгу, несчастливое стечение обстоятельств, даже Бог, все было против них, все состояло в заговоре, чтобы разлучить их.

Может, только до наступления глубокой ночи?

Когда все жители Лэндуолда улягутся спать, когда небо Божие потемнеет, что может остановить ее, кто может отговорить от желания прибежать ночью к Ротгару?

У нее так сильно билось сердце, что она даже не замечала, что рядом с ними стоит Уолтер, пока тот не заговорил:

— Этот сакский пес не дает вам подойти к столу, миледи?

Уолтер вернулся на праздник. Он нервно сжимал рукоять меча, готовый по малейшему ее слову выхватить его из ножен. Багровое его лицо потемнело. Как и большинство норманнов, он перенял сакскую привычку носить бороду, и его красное лицо безобразно контрастировало с седыми усами.

Кажется, он был слишком взволнован событиями этого дня.

Рука Марии, до которой так и не прикоснулся Ротгар, хотя она этого желала всем сердцем, казалось, совсем онемела, лишилась чувствительности, когда она опустила ее на руку Уолтера, чтобы его успокоить, убедить оставить в покое свой меч.

— Я не так голодна, Уолтер. Оставьте его в покое.

— Его нужно заковать в цепи. Гилберт прав в отношении этого человека. Он может в любой момент убежать и присоединиться к этим голодранцам и разбойникам, чтобы творить повсюду зло. Как это только угораздило Хью пойти на это? — Звенящая в голосе Уолтера ненависть лишь подчеркивала в глазах Марии его неизбывную верность Хью.

— Брак с Хелуит будет удерживать меня крепче любых цепей, норманн, сказал Ротгар. — Мне нужно сохранить собственную шею, чтобы я мог защитить ее. Даю слово, что не причиню вам никаких беспокойств.

— Трус! — плюнул Уолтер.

— Уолтер! Ротгар! Опомнитесь! — Оба они ощетинились друг на друга, охватившую их ярость, казалось, можно было физически ощутить в воздухе. Мария бросилась между ними. Она прислонилась спиной к Ротгару, закрыв глаза и наслаждаясь этим прикосновением к нему, несмотря на растущую между ними напряженность. На какое-то мгновение, он, сдавив ее плечи и наклонив к ней голову, мягко прошептал ей на ухо, хотя ей показалось, что она не совсем правильно его поняла.

— Сегодня в полночь. Я жду тебя в своем сарае.

— А, прячешься за женской юбкой, — ухмыльнулся Уолтер.

— Этому я научился у норманнов, — парировал Ротгар, на всякий случай плотнее прижимаясь к Марии, своей защитнице.

Голос отца Бруно положил конец их опасной перебранке.

— Ротгар, если ты покончил с разговорами, то ступай к Хелуит, ты ей нужен. Успокой ее, если она волнуется о ребенке. Им займется жена Бритта, покуда она не выздоровеет.

Уолтер сбросил руку с рукоятки меча. Ротгар в последний раз сильно сжал руку Марии, а потом, ослабив хватку, провел пальцами по всей длине ее рукава. Бросив на нее горячий, полный тоски и боли взгляд, он пошел вслед за священником. Оставив ее одну в этом зале, одну, дрожащую всем телом, страдающую, испытывающую такие муки из-за него.

Она почувствовала приступ стыда. Несомненно, все в этом зале слышали признание в любви к ней Ротгара, все стали свидетелями ее распутного поведения, когда она бесстыдно прижималась к нему, все могли заметить, что она до сих пор находится во власти своего желания. Зубы у нее застучали, и она обняла себя руками, словно стараясь немного согреться, но на самом деле она тем самым пыталась уберечь себя от соблазна.

Сегодня в полночь, в сарае. О, с какой радостью она побежала бы через поля, зная, что он ее там ждет!

Она, Мария де Курсон Фитп Герберт, желает стать наложницей женатого сакса. Она готова стащить облачение монахини, презреть Закон Божий, сделать все, что угодно, лишь бы побыть вместе с ним. Как долго могло все это продолжаться, если каждый из них будет замечать все больше бесчестья в другом? Ротгар уже подозревал, по каким причинам она не могла выскользнуть из дома и прийти к нему тогда, когда он ночами ждал ее. Может, теперь наступает ее очередь? Теперь у него не будет возможности встретиться с ней. Может ли она представить, как он лежит с Хелуит рядом, как переплелись их тела, а она в это время проводит холодные, одинокие ночи в своей неуютной постели?