Иван Ефремов. Книга 3. Таис Афинская - Иван Антонович Ефремов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аргест — восточный ветер, пронесся над крышами старого города. Зашумели прибрежные аллеи, чуть слышно заплескалась вода на нижней ступеньке лестницы. Таис бросилась в темную воду ночной реки. Внезапно она услыхала другого пловца. Мерные четкие всплески сильного и умеющего хорошо плавать человека. Гетера нырнула, рассчитывая под водой выйти на середину стержня и, миновав его, вторым нырком уйти в заводь, где находилась тростниковая пристань и ждала ее терпеливая, как хищник, Эрис. В глубине вода оказалась прохладнее. Таис проплыла меньше, чем думала, поднялась на поверхность и выдохнула с протяжным меланхолическим стоном, как это делают ныряльщики Эллады и Крита. И услышала негромкое «Остановись, кто ты?» — сказанное с такой повелительной силой, что афинянка замерла. Этот голос… как будто негромкий, но глубокий и могучий, словно приглушенный рык льва… может ли это быть?!
— Что ты молчишь? Не вздумай нырять еще раз!
— Ты ли это, царь? Ты ночью один в реке? Это опасно!
— А тебе не опасно, бесстрашная афинянка? — сказал Александр.
— Кому я нужна? Кто будет искать меня в реке?
— В реке ты не нужна никому, это верно! — рассмеялся великий македонец. — Плыви сюда. Неужели только мы с тобой изобрели этот способ отдыха? Похоже!
— Может быть, другие просто хуже плавают, — сказала Таис, приближаясь на голос царя, — или… или боятся демонов ночи в чужой стране.
— Вавилон был городом древнего волшебства задолго до персидских царей. — Александр протянул руку и обнял за плечи прохладную гетеру. — В последний раз я видел тебя нагой лишь на симпозионе, где ты поразила всех амазонским танцем.
Таис перевернулась на спину и долго смотрела на царя блестевшими в свете звезд глазами, едва пошевеливая раскинутыми руками и забросив на грудь массу тяжелых, будто водоросли, черных волос. Александр положил на нее ладонь, источавшую теплую силу.
— Отпусти себя раз на свободу, царь, — помолчав, сказала Таис, в то время как течение реки сносило их к мосту.
— С тобой? — быстро спросил Александр.
— И только со мной. После поймешь почему…
— Ты умеешь зажигать любопытство.
— Одно лишь любопытство?
Завоеватель Азии ответил поцелуем, от которого оба ушли под воду.
— Плывем ко мне! — приказал Александр.
— Нет, царь! Ко мне! Я женщина и должна встретить тебя убранной и причесанной. Кроме того, за тобой во дворце слишком много глаз, не всегда добрых. А у меня — тайна!
— И ты сама тайна, афинянка! Так часто оказываешься ты права, будто ты мудрая пифия, а не покорительница мужчин!
Они вовремя отвернули от течения, несшего их на наплавной мост, и приплыли в тихую заводь, где Эрис, мечтавшая, глядя на звезды, вскочила с шипением и быстротой дикой кошки.
— Эрис, это сам царь — победитель! — быстро сказала гетера. Девушка опустилась на колени в почтительном поклоне. Александр отказался от предложенной накидки, пошел через проулок и сад не одеваясь и вступил в слабо освещенную переднюю комнату во всем великолепии своего могучего тела, подобный Ахиллу или иному прекрасному герою древности. Вдоль стен здесь по вавилонскому обычаю были пристроены удобные лежанки. Таис приказала обеим служанкам вытереть, умастить и причесать царя, что и было выполнено с волнением. Афинянка удалилась в свою спальню, бросила на широкое ложе самое драгоценное покрывало из мягкой голубой шерсти таврских коз и скоро явилась к царю во всем блеске своей удивительной красоты, в прозрачном голубом хитоне с бирюзовым венчиком-стефане в высоко зачесанных волосах, в берилловом ожерелье храма Кибелы.
Александр привстал, отстраняя За-Ашт. Гетера подала обеим рабыням знак удалиться.
— Ты хочешь есть? — спросила она, опускаясь на толстый ковер. Александр отказался. Таис принесла вычурную персидскую чашу с вином, разбавила водой и налила два походных потериона из зеленого кипрского стекла. Александр со свойственной ему быстротой поднял кубок, чуть сплеснув.
— Афродите! — тихо сказал он.
— Подожди, царь, одно мгновение! — Таис взяла с подноса флакон с пробкой из розового турмалина, украшенный звездой. — Это мне, — шепнула она, отливая три капли в свое вино, — а это тебе — четыре…
— Что это? — без недоверия, с любопытством спросил македонец.
— Дар Матери Богов. Она поможет тебе забыть на сегодня, что ты — царь, владыка и победитель народов, снимет бремя, которое ты несешь с той поры, как снял щит Ахилла в Трое!
Александр пристально посмотрел на Таис, она улыбнулась ему с тем неуловимым оттенком превосходства, который всегда привлекал царя. Он поднял тяжелый стеклянный сосуд и без колебаний осушил жгучее и терпкое питье. Таис налила еще, и они выпили во второй раз.
— Отдохни немного! — Таис повела Александра во внутреннюю комнату, и он растянулся на необычной для женщины постели, с тюфяком, сшитым из шкур леопардов.
Таис села рядом, положив горячую ладонь на его плечо. Оба молчали, чувствуя неодолимость Ананки, привлекавшей их друг к другу.
Таис испытала знакомое ей ощущение пламени, бегущего вверх по ее спине, растекающегося по груди и животу. Да, это было то страшное зелье Реи-Кибелы! На этот раз она не испугалась.
Стук собственного сердца отозвался в голове гетеры ударами дионисийских бубнов. Ее сознание начало раздваиваться, выпуская на свободу иную Таис, не человеческое существо, а первобытную силу, отдельную и в то же время непостижимо слитую со всеми, до крайности обостренными, чувствами. Таис, застонав, выгнулась дугой и была подхвачена мощными руками Александра, глаза которого, как у льва, бросившегося на добычу, вспыхнули почти физически ощутимым пламенем…
…Сквозь глухое покрывало сна Таис слышала неясный шум, сдержанные восклицания, удаленный стук. Медленно приподнялся на локте, открывая глаза, Александр. Голоса слышались все громче. Леонтиск, Гефестион, Черный Клейтос — гетера узнала их всех. Друзья и охранители царя замерли на пороге, не смея войти в дом.
— Гефестион! — зычно позвал вдруг Александр. — Скажи всем, чтобы шли к воронам[238]. И ты тоже! Не сметь тревожить меня, хотя бы Дарий шел к городу!
Торопливые шаги по лестнице были ответом.
Александр повернулся к Таис, погружаясь в ее широко раскрытые глаза, и с прежним неистовством поцеловал ее распухшие губы.
…Великий полководец опомнился лишь поздно вечером. Он потянулся, глубоко вздохнув, потряс головой, еще
