Иван Ефремов. Книга 3. Таис Афинская - Иван Антонович Ефремов

БИБЛИОТЕКА ФАНТАСТИКИ 10/3

Иван Ефремов

ТАИС АФИНСКАЯ

ТАИС АФИНСКАЯ

Исторический роман

ОТ АВТОРА

Роман «Таис Афинская» основан на известном по античным источникам историческом эпизоде: сожжении Персеполиса знаменитой афинской гетерой, участвовавшей в походе Александра Македонского. Эпизод одно время отрицался буржуазными историками, в том числе и столь крупным знатоком эпохи Александра, как В. Тарн.

Современные исследователи — среди них и такой авторитет, как М. Уилер, — восстанавливают достоверность эпизода. Уилер в своей недавно опубликованной книге «Пламя над Персеполисом» дает не лишенное юмора объяснение замалчиванию роли Таис Тарном и ему подобными. Викторианские взгляды Тарна с ханжеской буржуазной «моралью» но позволили ему придать столь большое значение «жрице любви», как в те времена рассматривали гетер.

Следует отметить, что ранее, в конце XVIII века, в той же Англии взгляды были свободнее и исторически правильнее. О том свидетельствует, например, картина Дж. Рейнольдса 1781 года, изображающая артистку с факелом в роли Таис, поджигающей Персеполис.

В превосходной художественно-исторической биографии Александра Македонского, написанной Г. Лэмбом, в монографии А. Боннара Таис отводится надлежащее ей место.

Нет оснований сомневаться в правдивости Плутарха, Арриана, Диодора и других древних авторов.

Почти нет сведений о судьбе Таис после смерти Александра и ее возвращении в Египет с Птолемеем. А. Боннар, Г. Лэмб и другие утверждают, что Таис «играла роль императрицы в Мемфисе», немало авторов полностью игнорируют ее существование.

Выбор эпохи для настоящего романа сделан не случайно, однако и не совсем под влиянием удивительной личности Александра Македонского. Меня интересовало его время как переломный момент истории, переход от свирепого национализма V–IV веков до нашей эры к более широким взглядам на мир и людей, первым проявлениям общечеловеческой морали, появившимся в III веке со стоиками и Зеноном.

В то время человек по месту своего рождения или постоянного жительства получал как бы второе имя: афинянин, аргивянин, беотиец, спартанец. Поэтому в романе читатель будет часто сталкиваться с подобными полуименами.

Большие религиозные кризисы также произошли в эту эпоху. Произошедшая повсеместно замена древних женских божеств на мужские, нарастающее обветшание культа олимпийцев, влияние индийской религиозно-философской мысли повели к развитию тайных вероучений. Уход в «подполье» верований, в которых живая человеческая мысль пыталась найти выход расширяющимся представлениям о Вселенной и человеке, скованным требованиями официальных религий, очень мало исследован в исторических работах, тонувших в датах, сменах царств, войнах и оставлявших за бортом самое драгоценное — духовное развитие человечества.

Мне представилось интересным показать древнейшие религиозные культы — остатки матриархата, связанные с великой женской богиней, которые исчезают, точнее, теряют заметное влияние в эпоху эллинизма. Поэтому главное действующее лицо необходимо должно было быть женщиной, допущенной к тайным обрядам женских божеств, и, разумеется, достаточно образованной, чтобы, не страдая узким религиозным фанатизмом, понимать происходящее.

В эпоху Александра такой женщиной могла быть только гетера высшего класса. Таис, как реальная историческая личность, как нельзя лучше подходит для этой цели. Гетеры, особенно афинские, были женщинами выдающегося образования и способностей, достойными подругами величайших умов и деятелей искусства того времени. Самое слово «гетера» означает «подруга», «товарищ». По новейшим правилам следует писать «гетайра», но мне пришлось оставить прежнее название, а гетайрами именовать близких товарищей Александра, чтобы избежать путаницы.

Подобно современным гейшам Японии, гетеры, владея знанием искусства, развлекали, утешали и образовывали мужчин, не обязательно торгуя телом.

Плохую услугу гетерам оказал Лукиан Самосатский, предавший пошлому осмеянию многие древние обычаи и выставивший гетер как вульгарных блудниц, а Афродиту — богиней разврата. К сожалению, эта традиция подчинила себе многих последовавших авторов.

Первые главы романа могут произвести впечатление некоторой перегруженности бытовыми деталями и древнегреческими словами, особенно на человека, плохо знакомого с античной историей. Такую же перегрузку впечатлений испытывает каждый, кто впервые попал в чужую страну с неизвестными обычаями, языком, архитектурой. Если он достаточно любознателен, то быстро преодолеет трудности первого знакомства, и тогда завеса незнания отодвинется, раскрывая ему разные стороны жизни новой страны. Именно для того, чтобы скорее отдернуть эту завесу в моих произведениях, я всегда нагружаю первые две-три главы специфическими деталями. После их преодоления читатель чувствует себя бывалым путником новой страны во всех последующих главах.

Современному читателю может показаться чрезмерным изобилие храмов, статуй, преувеличенным значение художников и поэтов. Следует знать, что вся духовная жизнь того времени вращалась вокруг искусства и поэзии, в меньшей степени — философии. Эллин не мог представить себе жизни без любования подолгу и многократно предметами искусства, созерцания прекрасных построек, для психической разрядки и отдыха. Нечто похожее мы видим в современной Японии: созерцание камней, цветов, самоуглубленное слияние с природой в чайных домиках над лотосовыми прудами, под шум журчащей воды и звучание дощечек бамбука.

Еще большее значение имело для эллина созерцание человеческой красоты, прежде всего в живых людях, а не только в статуях, картинах и фресках. Очень много времени они посвящали своим атлетам, гетерам, танцовщицам. Значение художников как воплотителей красоты и их живых моделей было огромно и не имело аналогий в последующих временах и странах, за исключением Индии, в первом тысячелетии нашей эры.

Количество скульптур в храмах, галереях, на площадях и садах, не говоря уже о частных домах, трудно вообразить. В каждой декаде века выделялись десятки художников, создававших многие сотни произведений (например, Лисипп, с его полутора тысячами скульптур, Пракситель — с шестьюстами, Фидий — восемьюстами).

Общее накопление художественных произведений, преимущественно скульптуры, за несколько веков процветания эллинского искусства колоссально. Ничтожная часть этого гигантского художественного наследия дошла до нас лишь в римских мраморных копиях. Эти копии, несомненно, были намного хуже оригиналов. Единственный случай, когда имеется возможность прямого сравнения копии и подлинника, наглядно подтверждает упрощение и ухудшение греческих изваяний в римских мраморных копиях. Бронзовый оригинал статуи атлета из Эфеса в Венском музее истории искусств и его мраморная копия в галерее Уффици (Флоренция), отличаются как живой от мертвого, хотя бронза была разбита вдребезги и склеена из двухсот тридцати четырех кусков, а мраморное изваяние сохранилось безупречно и исполнено с большим тщанием.

Это омертвление великого эллинского мастерства в деградировавшем искусстве Рима следует иметь в виду каждому, кто смотрит на Апоксиомена, Дорифора, любую из Афродит, кроме Милосской, амазонок.

Металлические скульптуры в позднейшие времена были переплавлены дикими завоевателями в пушки и ядра. Например, от столь плодовитого скульптора, каким был Лисипп, до нас не дошло ни одной оригинальной статуи, потому что он работал преимущественно в бронзе.

Эти особенности истории эллинского искусства следует иметь в