Преследуя Аделин - Х. Д. Карлтон

У меня ощущение, что сегодня в руки Зейда я вручаю не только свою безопасность, но и свою жизнь.

Потому что я вхожу в дом, принадлежащий злому человеку, и мне не нужно, чтобы Зейд сказал об этом вслух.

Зейд открывает мне дверь и протягивает руку, чтобы я взяла ее, когда выскальзываю из машины. От его ладони, держащей мою, исходит электричество, и все, чего я действительно хочу, это направить его руки к другим частям моего тела.

Я втягиваю ледяной воздух, холод успокаивает мои внутренности и позволяет мне сосредоточиться на всем остальном, кроме властного мужчины рядом со мной.

Дом Марка демонстративно роскошен. Массивное белое чудовище с пятью огромными колоннами и миллионом окон. На мой взгляд, дом уродлив, типичен и откровенно скучен.

Внутри еще хуже. Я вхожу в большой, широкий коридор, по обе стены которого висят рамки с фотографиями тех, кто, как я предполагаю, является семьей Марка. Мои каблуки цокают по плитке цвета слоновой кости, и я не могу отделаться от мысли, что после всех ботинок, которые будут по ней ходить, она станет коричневой.

Дворецкий ведет нас по коридору, мимо полностью белоснежной кухни, в бальный зал.

Настоящий гребаный бальный зал.

Такой, какие показывают в фильмах о 1800-х годах, когда поиск будущего мужа или жены зависел именно от посещения бала.

С золотистого потолка свисают три массивные люстры, между каждым светильником – арка из искусно вырезанного дерева. Сверкающий пол, маленькие блики от люстр – все почти ослепляет меня. Словно смотришь на чертово солнце.

– Лицо, – бормочет Зейд рядом со мной. Только когда он это произносит, я понимаю, что мое лицо перекосилось в гримасе отвращения.

Не потому что это место уродливо, а потому что оно такое чертовски… претенциозное и кричащее. Мне не нужно видеть остальную часть дома, чтобы понять, что это место вопит: «Посмотрите на меня, у меня есть хреналлион долларов, и я не собираюсь делиться этим богатством с голодающими по всему миру».

Но что я знаю? Мне всегда было интересно, смогут ли люди, у которых есть деньги, накормить все население планеты. Все правительство коррумпировано. Может быть, если пытаться спасать мир и при этом активно воровать деньги из карманов богатых, однажды можно оказаться мертвым.

Я натягиваю маску безразличия, оглядывая сотни людей, находящихся в бальном зале. Все одеты по высшему разряду, гости совершенно разные – от совсем молодых до людей, которые выглядят так, будто уже находятся на смертном одре.

Зейд подставляет мне свой локоть, и все клетки моего мозга говорят мне, что мне следует отклонить это приглашение. Но это говорит моя гордость, а я не в том положении, чтобы позволить гордости взять над собой верх. Мне неприятно это признавать, но рядом с Зейдом мне безопаснее.

Я нехотя хватаюсь за его локоть и прислоняюсь к его боку. Ощущение, будто руки разглаживают сырую глину. Невзирая на изломы в наших телах, мы идеально прилегаем друг к другу.

Фу.

В течение следующего часа мы бродим по бальному залу, разговариваем со случайными людьми, многие из которых мне знакомы по новостям, спорим о законопроектах и законах, которые обычно ничего не дают, а только еще больше сминают американцев своими пальцами.

Зейд очарователен, его поведение безмятежно и немного сдержанно, но ему все равно удается располагать к себе людей, и они ловят каждое его слово.

Большинство их взглядов задерживаются на его шрамах. Вопросы, которые никогда не будут заданы, остаются на кончиках языков. Можно предположить, что это происходит из-за невежливости вопроса, но на самом деле от того, что от Зейда исходят флюиды устрашения, как повсюду носит с собой дизайнерскую сумочку женщина.

Несмотря на это, он представляет собой то еще зрелище, пока работает в этом зале, завоевывая доверие и интерес этих людей в считанные минуты.

Я понятия не имею, кто из них причастен к операции Зейда, а кто нет, но он смотрит на каждого из этих людей так, будто точно знает, кто они такие и всю историю их жизни. Может быть, именно поэтому он так глубоко затягивает их – заставляет их чувствовать себя так, будто они знакомы уже много лет.

С другой стороны, я не могу расслабиться. Социальная тревога лижет мои нервы, заставляя сердце биться чаще обычного. Я улыбаюсь незнакомцам и смеюсь надо всем, что они говорят, делая то, что у меня получается лучше всего – манипулирую эмоциями людей с помощью своих слов. Я представляю, что все они – заядлые книгочеи, а слова, которые я произношу, печатаются на чистых листах бумаги, чтобы их жадные глаза могли их поглотить.

Каким-то образом это даже работает, и мне некомфортно, поскольку их глаза прикованы ко мне, когда я отвечаю на их вопросы о своей карьере. Я прислушиваюсь к совету Зейда и рассказываю обо всем туманно и поверхностно, однако подбираю красивые слова, чтобы моя жизнь казалась интереснее, чем есть на самом деле. Даже Зейду, похоже, трудно отвести от меня взгляд, и эта мысль придает мне немного уверенности.

Но внутри у меня такое чувство, будто мой желудок – черная дыра, сжимающая мои внутренности, словно скомканный лист бумаги.

Несколько раз за этот час Зейд обнимает меня за талию и прижимает к себе, его хватка крепкая и успокаивающая. Эти небольшие прикосновения становятся якорями, возвращающими мне самообладание и напоминающими, что я не одна.

Марк появляется словно из воздуха, присоединившись к двум парам, стоящим около Зейда, и слушает его рассказ о каком-то взаимодействии, которое он имел с другим сенатором. Полагаю, история должна быть смешной, поскольку обе пары смеются, но я едва могу понять из нее хоть слово.

– Зак! Аделин! Я так рад видеть, что вы приехали, – бурно объявляет Марк, прерывая рассказ Зейда.

Кажется, ему все равно. У меня складывается впечатление, что эта история была полностью выдумана.

Похоже, я не единственная, кто умеет врать.

– Марк, – радостно восклицаю я, как будто лицо этого человека доставляет мне хоть какое-то удовольствие. Он покупается, пожимает руку Зейду и тепло обнимает меня.

Или предполагается, что это должно было быть тепло. Его объятия напоминают объятия хладнокровной рептилии.

Рядом с Марком, судя по всему, его жена. Пожилая женщина с красивыми крашеными волосами цвета спелой вишни, красной помадой в тон и черным платьем, которое, кажется, просто висит на ее хрупком теле.

Она растягивает губы в красивой улыбке, когда Марк представляет ее нам с Зейдом. Меня раздражает то, что он не называет ее имени, а говорит лишь «моя жена».