Времена года - Дмитрий Зуев

В другое время года таких уток не увидишь под Москвой. Это бывает только накануне ледостава.

…Вон словно черный ворон на воде. Всегда он плавает особняком. Знай: это синьга. Нырнет, и долго ждешь, пока вынырнет из воды сплошь вся черная большая утка. Поразительно, как долго она находится под водой.

А вот еще встреча: думается, опять синьга. Приглядишься, ан нет, не она. Черная кургузая утка вдруг повернулась боком, и сразу бросается в глаза «белое зеркальце» на крыле. Теперь безошибочно определишь, что это турпан.

А тут еще целая стайка черных уток. Одна приподнялась на лапках и бойко захлопала крыльями. Показалось белое брюшко. Ага! Значит, это не синьга. Все утки дружно, как по команде, надолго нырнули в воду. И вон, за 50 шагов показывается одна, другая… Все нырки выныривают броском, всем корпусом. А эти всплывают медленно.

Охотник твердо знает, что это утки-савки. В лёт бить их удается только опытным стрелкам. Вихрем несутся быстрые птицы. Невероятно, как далеко, до метра, надо выносить мушку вперед цели.

А вот что-то особенное, в своем роде щеголь с золотым капюшоном. Плавает порознь. Чемга! Ее не смешаешь с другими.

Селезень каркает, как ворона: «корр, корр». Голова коричневая, шея темно-рыжая, грудь и бока черные, серое брюшко. Двояко называется он — голубая чернеть или красноголовый нырок.

А вот еще незнакомец. На первый взгляд кажется — вылитый кряковый селезень. А присмотришься — нет, хвост, оказывается, лежит на воде. Значит, это кургузая морская чернеть. Перо черное с проседью, вроде как у глухаря. От всех нырков ее отличают короткое и широкое туловище, толстая шея и, главное, погруженный в воду хвост.

В полете черно-седого нырка узнаешь и по коротким крыльям.

Еще чаще можно видеть особенных, светлых нырков. Их всегда много у нас на пролете. На воде они кажутся совсем белыми. Это лутки.

Отлетная пора ближе знакомит охотников с птицами севера. Вот единственная стая, над которой все время кружатся чайки. Это крохали. Они вдвое крупней гоголей. Но у них какой-то сонный вид и клюв всегда опущен.

Оригинальная утица! Погрузит клюв в воду и словно дремлет. А поднимет голову и начнет неуклюже заглатывать рыбку. И вдруг чайка налетит и отнимет у ротозея добычу.

Комично это получается: крохали, как наемные батраки, достают рыбок для шустрых ловкачей-чаек. Вороватые чайки так и дежурят, ждут… Рыбка бьется в утином клюве, а чайка хвать ее — и в воздух. Незадачливый крохаль ни с чем остался, и тут он уже с досады пьет воду. Попусту ныряет, купается, отряхивается и косится на летающих над ним настырных чаек. И всегда так: где вьются чайки, знай — там рыболовы-крохали.

В эту пору зазимья вместе с лебедями и нырками летят самые крупные, морские чайки.

Еще по-особенному ныряет другая стайка. Серые уточки вдвое меньше селезней, и выглядят они пегими на воде. А белощекий селезень с черно-фиолетовой головой меняется на глазах. Уплывает — скажешь, совсем черный, а повернулся зобом — и стал уже совсем ярко-белый. Таковы утки-гоголи: селезни спереди белые, сзади черные, а уточки пегие.

…Хмурятся тусклые осенние деньки. Поблекли травы. Однообразны увядшие берега… Ни зелени, ни цветка. Но оживляют водный пейзаж красавцы-селезни.

Утки, спрятав голову под крыло, спят на зыбком плесе. Баюкает, укачивает сонных птиц вода. На страже лишь один селезень. У него бархатно-зеленая голова, шоколадного цвета шея с белым «галстучком», просинь в крыле и черные-пречерные витки хвоста. Красива птица на воде.

Заманчиво взять в эту пору такого нарядного красавчика. Что зайцы? Никуда они не денутся, всю зиму под руками. А утки последние улетают с полыньи. Любители-охотники непременно попытают счастья «по перу». Трудноват подъезд, но зато какая награда: после удачного выстрела поднимешь увесистую, оплывшую жиром крякву. До чего неузнаваема стала теперь отлетная кряква. Совсем не такая легкая на крыло — отъелась, поправилась на вольных кормах.

Подкожный жир и пух как-то укорачивают утиную шею, она толще, голова ниже. И полет другой: кряква теперь чаще машет крылом, суетится в воздухе. Смотришь, крыло плохо действует — будто подбито. Не так быстро и не так легко, как летом, поднимается в воздух ожирелая, сытая кряква в канун ледостава. Но уж будьте покойны: на виду близко не подпустит.

Наедешь только в ветер, под шумок камыша. Следи да следи за ее взлетом. Уплывет за стенку травы, поднимется и летит низом. А поодаль взмоет «бобом», и глядишь — она уже вне выстрела.

Летом кряквы прячутся в траве, а теперь всем караваном кучно плавают на чистом просторе плеса. На виду подъезжать к ним в лодке — безнадежное дело.

Ботик охотника берет курс на черных уток. Это будет вернее. Уроженцы севера с людским коварством еще не знакомы.

Черные нырки отплывают, оглядываются на лодку: что, мол, это за невидаль? И не торопятся, все ныряют на ходу. Новичка берет азарт. Утки рядом и не взлетают. Скорей за ружье! Целится в кучу, думает, наверняка бьет. Бах! Зарябила вода… и… ничего больше. А утки вынырнули и опять плавают, словно дразнят. Цель близка. Еще выстрел по сидячим. И опять та же непонятная загадка. Утки невредимы.

Вот чудеса! Так и бывает с начинающими охотниками — расстреливают все патроны, а заколдованные утки все ныряют и плавают. Даже выстрелов не пугаются. Что за оказия!

Ни себя, ни ружье, ни качку лодки не вините напрасно. Дробь накрыла место, где были утки. Вода словно закипела… Только ваш свинец опоздал. Пока он летел, цель была уже под водой. Вот это быстрота! Раньше, чем настигнет дробь, нырки всегда ухитряются нырнуть в воду. Заряд опаздывает, шлепается по воде, а уток уже нет.

Всех начинающих охотников постоянно обманывают нырки, но с годами приходит опыт. Секрет удачной стрельбы по неуязвимым ныркам очень прост. В правый ствол вкладывается патрон без дроби, в левый — боевой заряд. Подъезжаешь в лодке или подходишь с берега к савкам, прицеливаешься и нажимаешь правый спуск. Это обман.

Звонко щелкнет выстрел, и мгновенно блеснет из дула огонек. Это и нужно. Словно по команде, нырнут утки в воду. Следи… вот показывается голова. Тут уж не зевай. Стреляй из левого ствола. Утке поздно нырять — заряд без промаха настигает утиную шею. И вот, глядишь, распластались на воде неподвижные крылья, всплывает и вся утка.

На Московском море весной и осенью можно видеть огромные стаи уток-шилохвостей. Долгошеи, как гуси.

Утки-кряквы ютятся в кустах, чирки — на мелководье, в затонах заводей, утки-гоголи, хохлатая чернеть — в дуплах, шилохвости любят широкие луговые просторы, гусиные места.