Блокада. Запах смерти - Алексей Сухаренко

– Я бы не хотел его больше в своей жизни видеть, – мрачно ответил Алексей.

Возвращаясь домой, Алексей Матвеевич Петраков внутренне сжался, почти привычно готовясь встретить взгляд своей дочери, в глазах которой всегда стоял один и тот же немой вопрос. Он всегда отвечал на него таким же красноречивым взглядом.

«Ничего, смирится. Пройдет год, два, три, и ее ошибочный роман с вором забудется, да и сам Цыган наверняка сгинет в системе ГУЛАГа», – уверенно подумал майор.

Часть вторая Запах жизни

Последний зимний месяц хозяйничал в осажденном Ленинграде с особой жестокостью. Несмотря на стограммовую прибавку по хлебным карточкам, истощенное голодом население уже не могло оправиться, и трупов становилось все больше. Их везли отовсюду, на всем, что можно. Завернутые в простыни тела на детских саночках, в корытах для стирки белья, на телегах и в грузовых машинах, в кузова которых полуголые тела покойников были закинуты вповалку, словно дрова. Люди, стоя в очередях, говорили о многочисленных случаях кражи продуктовых и хлебных карточек у женщин, и в особенности у малолетних, посланных матерями в булочную или в магазин. Воровали из карманов и сумочек или просто вырывали из рук, причем часто часть оборванных карточек оставалась у жертвы. Обсуждая это, граждане автоматически шарили руками, проверяя целостность своих продуктовых документов. Ленинградцы стали открыто и без былого стеснения говорить и о случаях бандитизма и людоедства, чего раньше себе не позволяли, боясь ареста за распространение «клеветнических» слухов. Население устало жить в холодном, ледяном городе, и всем хотелось скорейшего наступления весны, в надежде на то, что замерзший Ленинград оживет. Правда, некоторые высказывали опасение, что с наступлением теплых дней, когда начнется таяние огромной массы неубранного и невывезенного снега и всех вылитых во дворы нечистот и помоев, возможны вспышки всевозможных эпидемий.

Привыкшие ко многим лишениям, блокадники тяжело переживали перебои радиотрансляции. Ведь тогда невозможно было своевременно узнавать об авианалетах. Газеты стали выходить с большими опозданиями, а почта прекратила доставлять их по адресам. Теперь жители ходили на почту лично или поручали кому-нибудь из жильцов дома в порядке трудовой повинности. Больше всего разговоров велось о продовольственной ситуации, от которой жизнь блокадников зависела намного сильнее. Наконец-то хлеб в булочных появлялся повсеместно и без очередей, что вселяло в истощенных людей немного уверенности в завтрашнем дне. Особо радовало, что хлеб стал хорошего качества.

Пятнадцатого февраля 1942 года, в воскресенье, в городе выдался на редкость теплый день. Валенкам, не снимавшимся всю зиму, срочно потребовались галоши, и население поспешило на рынок. Этим воспользовались спекулянты, прося в обмен за резиновые изделия необоснованно много продуктов. Из-за проблем с водоснабжением и ввиду массовых желудочных заболеваний, чтобы люди не черпали воду где попало, власти города распорядились установить на уличных колодцах краны и назначили дежурных, следивших за порядком в очередях. В этих местах вода хлестала в подставляемые горожанами ведра, а также бежала ручьями, разливаясь большими лужами.

Именно в один из таких ручейков, пока его сестра наполняла ведра водой, Андрейка запустил деревянную дощечку и с радостью наблюдал, как его воображаемый кораблик устремился по течению. «Судно», словно корабль челюскинцев, преодолевал снежные торосы, иногда сбавлял ход, утыкаясь в препятствия, но с помощью прибывающей воды снова и снова срывался с места, продолжая свое путешествие. От увлекательного занятия его оторвал окрик сестры, и недовольный мальчик угрюмо поплелся обратно домой.

Анастасия пошла за водой и вывела на прогулку брата, несмотря на очень плохое самочувствие. С самого раннего утра ее сильно тошнило, голова кружилась, и девушка подумала, что на свежем воздухе ей станет получше. Узнав об аресте Ивана, она словно впала в какое-то сонное состояние и продолжала существовать по инерции, словно сомнамбула, полностью лишенная какой-либо надежды на встречу с любимым. Однажды она не выдержала и спросила у отца о судьбе Ивана.

– Он подпадает вместе с другими членами банды под высшую меру социальной защиты, – сухо и раздраженно, словно ему напомнили о больном зубе, ответил Петраков.

– Тогда я хотела бы с ним попрощаться. Это возможно? – решилась на крайнее Настя.

– Не хотел тебе говорить, но ты меня вынуждаешь, – с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на ругань, прошипел отец. – Приговор уже приведен в исполнение!

Дочь осела, словно вмиг лишилась сил, пытливо всмотрелась в глаза отца, словно пытаясь найти в них какую-нибудь для себя зацепку, но они были безнадежно холодны.

Вскоре после того разговора майору на работе выдали ордер на отдельную трехкомнатную квартиру, в которой ранее проживала эвакуировавшаяся семья профессора медицины, и Петраковы перебрались туда. Анастасии выделили маленькую, восьмиметровую комнатку, смежную с большой гостиной. Но даже наличие собственной комнатки, о чем недавно девушка даже не могла мечтать, никак не могло вывести ее из полуобморочного состояния.

Придя как-то домой, она увидела – ее ждут гости. Две подружки, сокурсницы по университету, которые одними из первых пришли поздравить ее с новосельем.

– Ну, Настюха, я просто обзавидовалась вся, – не сдерживая эмоций, выглядывала из окна ее комнатки Вера, темноволосая худенькая девушка, с которой Настя особенно сблизилась в последнее время. – Из нашей группы только у вас с Ленкой есть своя комната.

– Да что толку? – прервала ее вторая подруга. – Все равно всем спать приходится в одной комнате вокруг печки.

– Это сейчас, – невозмутимо продолжала Вера. – А летом вы, девчонки, будете спать, как королевы, а мне, похоже, всю оставшуюся жизнь придется ютиться в одной комнате с матерью и отчимом.

– Зато ты отличница, – рассмеялась Ленка, заправляя под шерстяной платок выбившуюся прядь светлых волос. – Тебя первую замуж возьмут, вот и съедешь от своих.

– Да ладно тебе, – махнула рукой Вера. – Хорошо хоть сейчас отчим после работы сразу валится с ног и засыпает, как-то жить можно, не то что год назад, когда раздеваться под его взглядом приходилось.

– Сейчас и смотреть-то уже стало не на что, – засмеялась Ленка, – как мумии стали.

– Это ты-то мумия? – возразила Верка, намекая на округлость Ленкиного лица.

– Девчонки, ну что вы все об одном и том же! – разозлилась на подруг Настя. – Кругом такое горе.

Наступила пауза. Девушки словно устыдились своих мыслей.

– Отчим вчера вечером опять предлагал эвакуироваться, – сменила тему разговора Верка. – Мать тоже хочет уехать.

– А ты? – почти хором выпалили подруги.

– У меня же университет, – как-то неуверенно произнесла Вера.

– А отчима разве с завода отпустят? – удивилась Настя.

– У него друг в парткоме, обещал посодействовать.

– Да, сейчас в городе идет поголовная эвакуация, – кивнула Лена, чей отец работал в особой комиссии райсовета, и к нему часто приходили на дом с просьбами о содействии в эвакуации родных и близких. – Люди едут с Финляндского вокзала до Ладожского озера, а там на автомашинах по льду до станции Волхов, откуда снова поездом на Тихвин – Вологду и в глубь страны.

– Говорят, в дороге многие погибают? – осторожно поинтересовалась Анастасия.

– Вот поэтому нужно ехать, пока хоть немного сил осталось, – подтвердила ее подозрения Лена.

Беседу подруг прервала мать Анастасии, которая пригласила их попить горячего чаю. Девочки тактично отказались и засобирались домой. После их ухода Лариса накрыла на стол, но в это время ее мужу позвонили с работы, и он с озабоченным видом стал собираться.

– Что-то случилось? – спросила встревоженная женщина. – Воскресенье же.

– Иначе не вызывали бы, – уклончиво ответил Петраков, который после того, как его перевели в отдел экономической контрразведки, стал неделями не появляться дома.

Перевод был осуществлен по инициативе руководства управления, которое отметило профессионализм майора в последней операции и решило использовать его потенциал на более сложной работе. Воспользовавшись необходимостью доукомплектовать отдел, Петраков, при поддержке старшего майора госбезопасности Огурцова, перетянул на новое место своего приятеля Солудева и лейтенанта Мышкина, с которым ему довелось служить в контрдиверсионном батальоне. В отличие от работы в ОБХСС, в отделе экономической контрразведки задача стояла в выявлении и пресечении деятельности преступных групп, подрывавших и без того тяжелое положение в блокадном городе. Кроме того, поскольку отдел изначально находился в непосредственном подчинении Народного комиссариата Государственной безопасности, задачей его было выявление связи экономических преступлений с фашистской резидентурой в Ленинграде. То есть управление госбезопасности свою работу сосредоточило на уничтожении фашистского подполья, которое, судя по появившимся в городе листовкам, развернуло активную деятельность.