Чара силы - Галина Романова

Даждя не радовало ничего. Он казался по–прежнему спокойным и предупредительным, но в глазах и голосе его не было радости. Больше восьми лет не был он дома, не видел отца, мать И братьев, но — странное дело — сейчас он и не хотел никого видеть!

Падуб сразу почувствовал перемену в хозяине. Не раз и не два ловил на себе Даждь его тревожный взгляд. И однажды пекленец не выдержал и подсел к витязю.

Даждь сидел, обхватив колени руками, и неотрывно смотрел на костер. Они расположились на высоком берегу над неукротимой горной рекой, что совсем рядом прыгала и грызла берега, стараясь сбросить со спины льдины. Мелкий густой кустарник со всех сторон окружал небольшую поляну. Над его ветвями с набухшими почками возвышались кроны берез. Меж кустов бродили лошади, оставленные без привязи. Златогорки не было видно — наверное, тоже сидит где‑то у воды.

— Поведай, хозяин, в чем твоя печаль? — тихо попросил Падуб. — Может, я смогу помочь?

— Разве ты можешь что‑нибудь сделать? — медленно выговорил Даждь. — В твоих ли силах?

— Это из‑за нее? — догадался пекленец.

Даждь невольно вскинул голову, ища глазами девушку.

— С чего ты взял? — спросил он требовательно.

— По твоим глазам только слепой ничего не узнает, а глухой — по голосу, — рассудил Падуб. — Ты сам не свой становишься, когда говоришь с нею — то ж всем видно!

— Не всем, — возразил Даждь. — Но ты прав, — вздохнул он, — мне страшно делается при мысли, что я выполню свой долг, и она уйдет! Мои меньшие братья подойдут ей больше, нежели я. А не они — так мало ли женихов на свете! Поманит какой‑нибудь, а потом убежит, не оглянется…

— Конечно, убежит, — согласился Падуб. — Она ведь не ведает?.. — Он взглянул Даждю в лицо, и тот покачал головой. — Не ведает! — воскликнул пекленец. — Да ты что, хозяин, и не говорил с нею?

— А зачем? Она должна свободно выбирать, а если начнет на меня оглядываться, разве ж это свобода?.. А вдруг более достойного за моей спиной проглядит? Ты вот, например, разве не вздыхаешь по ней?

— Нет, — улыбнулся Падуб. — Молод я еще для таких дел. Ты вот — в самый раз. И любишь ее…

— Да ну тебя, — отмахнулся Даждь и встал.

— И все‑таки поговори, — не отставал Падуб. — Все лучше, чем так просто себя изводить. Прямо сейчас и пойди. Зорьку вечернюю вместе проводите, а там видно будет!

Даждь сердито отмахнулся, но сказанное запало в душу, и он тайком от всевидящего Падуба отправился в рощу.

Девушка почти сразу, как разожгли костер, направилась туда и до сих пор не возвращалась. Прислушиваясь к вечерним трелям птиц, Даждь осторожно пробирался зарослями, разводя ветки руками. Весенний прозрачный день подходил к концу, и под кронами уже начало темнеть.

Витязь двигался так осторожно, что птицы скоро перестали его бояться. Они проносились над его головой, распевали на ветках, которые он трогал руками.

Впереди послышался голос, который Даждь узнал бы из тысячи. Златогорка была там, среди берез. Даже не прислушиваясь, Даждь легко различал каждое слово — она нараспев повторяла мольбу–заговор:

— Белая береза, белая подружка, сестре своей услужи, жениха мне укажи!.. Белая березка, верная подружка, дом стоит над горой — суженого мне открой!

Девушка повторяла эти слова, чередуя их с тихой песней о девушке–березке, что стояла на юру, поджидая суженого из дальнего пути, да не дождалась и умерла. Проросла на могиле ее березка, а когда вернулся‑таки молодец, заплакала она человечьими слезами.

Стараясь не шуметь, Даждь заспешил на голос и вскоре увидел Златогорку.

Девушка кружила в танце вокруг березки, ветки которой были завиты в узлы. Прервав на миг танец, она с тем же приговором связала вместе еще две и, отступая, земно поклонилась деревцу. Ее тонкий стан в светлом платье — она эти дни не носила кольчуги, в которой пробудилась, — тоже походил на березку, и в вечереющем воздухе сквозь ветки казалось, что это молоденькое деревце кружит перед старшим.

Даждь выступил из кустов.

Златогорка взяла еще две ветки.

— Березка, сестричка, — зашептала она, — совью тебе косичку. Выбери сторону южную, покличь моего суженого! Выбери сторону северную — покличь мне друга верного!..

— Кого зовешь, девица?

Златогорка вскрикнула и обернулась. В нескольких шагах от нее стоял Даждь. Заметив испуг и смущение на лице девушки, он улыбнулся:

— А я тут бродил — слышу, ты кого‑то зовешь…

Он замолк, не желая, чтобы девушка догадалась, что он окликнул ее нарочно именно в этот момент, но Златогорка и так все поняла.

— Нет! — воскликнула она. — Ты? Только не это! Нет!

Даждь шагнул было к ней — поддержать, утешить, — но она метнулась прочь и кинулась бежать куда глаза глядят.

Даждь остался один под березами. Деревья тихо качали связанными ветвями.

— Понял теперь? — молвил он, обращаясь неизвестно к кому, — Нет, ищи ей другого суженого — по душе, по сердцу!

Златогорка бежала не разбирая дороги. Ей все казалось, что Даждь гонится за нею и вот–вот настигнет, схватит за косу. От судьбы, как известно, не убежишь, и когда на пригорке нога ее неожиданно запнулась о корень и девушка растянулась на земле, она уже ждала, что вот подскочит преследователь, подхватит на руки, закроет рот поцелуем и не отпустит до зари. Но никто не тронул ее, и девушка подняла голову.

Она лежала на залитом лучами закатного солнца пригорке, обнимая руками старый пень. Он был наполовину покрыт мхом, но от корня к солнцу тянулся крошечный, еще слабый росток — когда‑то пень был явором.

Златогорка села подле ростка, расчистила вокруг опавшие листья и мхи, чтобы они не заглушили нового деревца. Явор был не стар, когда его настигла беда — крепкий корень сможет напитать побег, и через несколько лет тут поднимется молодое, полное жизни дерево. Явор оживет, словно не умирал.

Девушка долго сидела, глядя на крошечные листики, и чувствовала, что начинает понимать… Она просила — и получила ответ. Но правильно ли она поняла знак?

Поднявшись и отряхнув с колен листву, Златогорка огляделась. Вдалеке мерцал огонек — их костер. Даждь наверняка там. Он вскинет на нее немой взор, но она будет тверда — главное, не показать, что она что‑то заподозрила. Пусть не догадывается подольше.

С этими мыслями девушка направилась обратно.

Костер горел, жадно хрустя сушняком. Сбившись в кучу, лошади смотрели на пламя. Но у огня сидел только Падуб, ковыряя прутиком в углях. Лицо его было мрачно. Он медленно повернул голову, когда Златогорка вступила в пятно света.

— А где Даждь? — спросила девушка.

Пекленец фыркнул:

— Ушел.

— Куда?

— Тебя искать. Ты его не видела?

— Нет, — солгала девушка.