Свет далекой звезды - Ирина Леонидовна Касаткина

Ольга. — Но ведь это студент! Не второклассник, не пятиклассник — студент! Технического вуза! Таблицу умножения не знает. — А зачем? — говорит. — Есть же калькулятор.

— А ты не разрешай им пользоваться калькулятором на занятиях. Пусть считают в уме.

— Я пробовала не разрешать. Но тогда и половины намеченного не успеваем решить.

— Может, нам с Геной не во второй класс, а сразу к тебе поступить? — шутила девочка. — По крайней мере, таблицу умножения мы знаем и уравнения решать умеем. Не то, что твои двоечники.

— Ты смеешься, а я думаю — вы бы учились получше некоторых первокурсников. Куда мы катимся, не представляю?

— Мамочка, я знаю, что надо делать. Надо открыть школу при институте. Чтобы ваши же преподаватели там учили детей. Тогда бы они их научили тому, что надо знать для института.

— Лена, идея прекрасная. Но кто же нам разрешит? Школу открыть не так-то просто. Можно было бы подумать о воскресной школе, хотя бы для старшеклассников. Но где взять деньги? Ведь преподавателям надо платить. И потом, у нас есть неплохие подкурсы. Правда, на них учатся всего год, а здесь годом не обойдешься. Чтобы поднять таких лежачих, надо минимум года два с ними заниматься перед поступлением.

Все твердят о гуманитаризации образования. Чтобы, значит, побольше гуманитарным наукам уделять внимание, поменьше точным. Мол, именно гуманитарные науки воспитывают личность. Да так, как воспитывает математика, никакая литература не воспитает. И точность воспитывает математика, и целеустремленность, и честность, терпение, выдержку, дисциплину ума, верность, порядочность, наконец. Почему Япония так далеко ушла вперед? Потому что там точные науки на первом месте. А у нас в школах, похоже, вообще перестали решать задачи и примеры. Нам, помню, задавали по десятку примеров на дом, а нынче — редко один-два. Чтобы не перегружать ребенка. Да если б он тратил время на книги! Так ведь нет — он его тратит на эти жуткие мультики да боевики. Вот уж где полная бездуховность.

— Мамочка, не расстраивайся ты так. А то у тебя голова разболится — снова таблетки будешь глотать. Вот мы скоро вырастем и придем к тебе учиться. Все будем только хорошистами и отличниками. Подожди немного.

— Ну да, всего какой-нибудь десяток лет. Совсем немного.

— Не десять, а девять. Мы же во второй класс пойдем. Мама, а почему теперь нет четвертого класса? Нам сказали, что после третьего сразу в пятый переходят. А куда четвертый девался?

— Понятия не имею. Сама спрашивала в гороно − а там только плечами пожимают. Тайна сие великая есть. Зато вместо десятилетки одиннадцатилетку сделали. Без четвертого класса. Та же десятилетка фактически. Теперь это реформой школы называется. Но ты права — не стоит расстраиваться из-за того, что мы изменить не в силах. Как говорят японцы, будем кроткими, как голуби, и мудрыми, как змеи. Давай лучше что-нибудь поесть приготовим. Что-то вкусненького захотелось.

— Давай котлет нажарим. Мясо молотое есть, лук, молоко и яйца тоже есть. Гену позовем.

— Смотрю, ты снова с ним задружила. Ты бы не мучила его, дочка. Или дружи, или не дружи. А так нельзя — то гнать, то звать. Он прямо извелся — не узнать мальчика.

— Мамочка, никогда я его не гнала. Просто, сердилась, когда он ребят обижал. Знаешь, он таким умным стал! Задачки решает не хуже меня. И читает запоем. А анекдотов сколько знает! Все время меня смешит. А сам не смеется. От этого еще смешнее становится. А Маринка говорит, что он в меня влюблен.

— Гена ей это сам сказал?

— Нет, она догадалась. Он ей пожаловался, что ему неприятно, когда меня другие мальчики провожают. А она ему говорит: “Ты в Лену влюблен”. И он согласился. Ну и пусть влюблен, разве это плохо?

— О Господи! — вздохнула Ольга. — Только этого мне не хватало.

— Конечно, ничего плохого в этом нет. Правда, рановато. Но будем надеяться, что это у него пройдет.

— Да пусть будет влюблен! Не он один такой. Мне уже столько мальчиков в любви признавались. Я на это внимания не обращаю. Мне же лучше. Они мне все так стараются угодить. Все делают, как я хочу.

Ужас! — подумала Ольга. Восемь лет, только восемь! А что будет в двенадцать, пятнадцать? Испортят мне дочку окончательно.

— Лена! — решительно сказала она. — Ты должна пресекать такие разговоры — все эти объяснения в любви и тому подобное. Вы еще очень маленькие. Скажи своим поклонникам, что до настоящей любви вам еще расти и расти.

— Мамочка! — Леночка хитро взглянула на нее. — Ты ведь сама так не думаешь. Вспомни Пушкина — любви все возрасты покорны. Вон как Ирочка Соколова влюблена в Сашу! Уже два года. И все это знают. Что, скажешь, она его любит не по-настоящему? Очень даже по-настоящему! И мне кажется — Гена в меня тоже влюблен по-настоящему. Ну и пусть. Он же ради меня готов на все. И я к нему сейчас очень хорошо отношусь — даже скучаю, когда его долго не вижу. Давай его позовем на котлетки.

— Да зови, зови, конечно, зови!

Но Лена вернулась обескураженной.

— Мама, он не идет. Говорит, не с кем Мишу и Гришу оставить. Тетя Света в магазин пошла, а бабушке нездоровится. Я ему предложила взять их с собой, а он сказал: “Они тебе на диван надуют”. Наверно, он все-таки не влюблен. Другие бы сразу прибежали.

— Давай дожарим, и сама ему отнесешь. А что ты отвечаешь мальчикам на их признания?

— Говорю: “Ну, влюблен — и дальше что?” А он говорит: “Давай дружить!” А я отвечаю: “Ну, давай. Ты в шахматы умеешь играть? Нет? А во что умеешь, кроме ловиток? Ни во что? А какие ты интересные книжки прочел? Никакие? Как же с тобой дружить? Даже поговорить не о чем. Нет, мне с тобой дружить неинтересно”.

— И он что?

— И он отстает. Знаешь, из всех моих знакомых мальчиков Гена умнее всех. Раньше он не был таким, а сейчас у него, о чем ни спроси, все знает. И сильнее всех. Когда мы втроем идем домой, к нам уже никто не пристает.

— А как у тебя с Ирочкой? Наладилось?

— Нет, мама, она меня не любит. Только скрывает это. Гену боится. Иногда даже улыбается мне и сама заговаривает − а глаза все равно злые. Понимаешь, до моего прихода в нашей группе, да и во всем садике, она была лучше всех. Самая красивая, самая умная. Все с ней носились. И Саша Оленин только на нее и смотрел. А когда я