Магнатъ - Алексей Кулаков

— Куда прикажете, вашсиятство?

Вокзал славного города Вологды своими размерами или красотою строения отнюдь не поражал, поэтому пассажиры желтого вагона прямо с дощатого перрона пересели в лихо подкатившие экипажи.

— На Кирилловскую улицу, особняк купца Вожина.

Окинув путешественников каким-то непонятным взглядом, «водитель» саврасого мерина кивнул:

— Доставим в лучшем виде, вашсиятство.

Надо сказать, что возвращение Ульяны в отчий дом должно было стать небольшим сюрпризом — двенадцатилетняя непоседа долго уговаривала своего попечителя не извещать родителей о скором приезде. Загодя озаботилась подарками, смастерив довольно милые открытки и самостоятельно (ну почти…) сшив для маленького братика весьма красивые ползунки и шапочку, а также везла с собой небольшой фотоаппарат с целой дюжиной фотопленок, намереваясь поразить родителей мастерством в обращении с «Зенитом». В общем, девочка была преисполнена самых светлых ожиданий и едва не ерзала от нетерпения…

— Прибыли, вашсиятство!

Не торопясь покидать экипаж, титулованный аристократ осмотрелся по сторонам — и почти сразу же едва заметно нахмурился. Да и самой Гликерии на какое-то мгновение вдруг показалось, что новехонькое трехэтажное строение выглядит как-то блекло — так, словно бы в его стенах приключилось что-то нехорошее. Все окна занавешены темными шторами, у входа стоят несколько женщин в откровенно траурных одеждах… Пока они выгружались, один из охранников подошел к насторожившимся горожанкам и коротко переговорил, почти сразу заторопившись назад. Что именно он шепнул аристократу, гувернантка не расслышала, но после этого все они немедленно остановились.

— Когда?

— Сегодняшней ночью.

Абсолютно не понимающая причины задержки Ульяна шагнула было вперед — и тут же была остановлена рукой князя. Поглядев на замерших в любопытном ожидании женщин у входа, Александр Яковлевич как-то непонятно замялся, явно, подбирая слова. Присел, упираясь коленом прямо в уличную пыль — так, чтобы их глаза были на одном уровне. Вздохнул, собираясь сказать явно что-то неприятное…

— Ваше сиятельство!

Выскочивший непонятно откуда мужчина попытался было приблизиться к оружейному магнату, но был моментально остановлен его охраной. Невнятно чертыхнулся, доставая из кармана удостоверение, сунул его в руки живого препятствия — которое уже отошло в сторону, услышав короткое:

— Пропустить.

Встав на ноги и на секунду прижав к себе девочку, уже начинающую подозревать что-то нехорошее, князь тихонечко попросил:

— Подождешь меня в гостинице?

— Дядя Саша… Что-то с мамой, да? Или с братиком?

Попытавшись хоть немного отстраниться и потерпев в этом полную неудачу (слишком уж сильно вцепились в него девичьи пальчики), работодатель Гликерии тяжело вздохнул и положил обе руки на тонкие плечики Ульяны, вновь прижимая ее к себе.

— Случилось, Уля.

После чего перевел взгляд на так торопившегося к нему мужчину и неохотно распорядился:

— Подробности!

— Марыся Адамовна нищим да разным голодающим попечительствовала — с год уже кормила-поила их и… привечала всяко, одним словом. От кого-то из этой братии холерой и заразилась.

Двенадцатилетняя девочка замерла, оцепенев.

— В общем… позавчера она заболела, а вчерашним полднем и на младенчика перекинулось. Врачи помочь не смогли.

Поглядев на мертвенно-бледную Ульяну, мужчина явно проглотил несколько фраз с излишними подробностями — она же, тоненько вскрикнув, отчаянно рванулась к дому, еще раз, еще — и обмякла, потеряв сознание. Князь, который эту потерю и обеспечил, отнял пальцы от ее сонной артерии и подхватил девочку на руки. Передал свой груз подскочившему телохранителю и жестом приказал продолжать печальный рассказ:

— Савватей Елпифидорович тоже заболел — но как-то полегче вроде. Сам до последнего с ними был. А как один остался, сына поцеловал в лобик, да к Марысе Адамовне потянулся — только в един момент на лицо почернел и за грудь схватился… Доктор сказал — сердце не выдержало. Царствие им небесное!..

Вслед за охранником преставившегося купца второй гильдии Вожина перекрестились и все присутствующие при разговоре.

— Простите, ваше сиятельство, не уберегли.

Бешено полыхнув глазами, князь набрал в грудь воздуха и — разом потух. Что толку теперь говорить, что эти нищие не должны были даже и приближаться к охраняемым лицам? Наверняка ведь телохранители уступили настоятельным просьбам Марыси!..

— Служебное расследование покажет, прощать вас или нет. Что в доме?

— Заканчиваем санобработку, а носильные вещи и постельное белье уже сожгли — одним словом, все по инструкции.

Помолчав, отставной ротмистр пограничной стражи оглядел особняк своего соратника. Затем обратил внимание на начавших скапливаться невдалеке зевак, тут же недовольно поморщившись и распорядившись о заселении в лучшую гостиницу Вологды.

— Гликерия Ильинична.

Подавленная случившимся горем девушка немедленно приблизилась к князю.

— Когда она придет в себя, окажите ей всю необходимую поддержку и передайте — я приду к ней сразу, как только освобожусь.

Остаток дня запомнился гувернантке какими-то отрывочными кусками: вот телохранитель бережно укладывает девочку на небольшую софу[80] в гостиничном номере. Затем она прижимает Ульяну к себе, успокаивая голосом и прикосновениями, а та рыдает. Равнодушная предупредительность приглашенного врача, легкий запах валериановых капель, сжавшаяся в клубочек фигурка девочки под тоненьким одеялом, тяжелое молчание и ощущение собственной беспомощности… Когда пришел Александр Яковлевич, были новые слезы и (наконец-то!) благословенный сон — Уля все же уснула, крепко-накрепко вцепившись в мужскую руку. Следующие два дня были для Гликерии тоскливо-тягучими: замкнувшаяся в своем горе двенадцатилетняя сирота оживала только в присутствии попечителя, в остальное время предпочитая отмалчиваться или тихо лежать, закрыв глаза. Прибывшие на похороны родственники Савватея попытались было ее хоть чуть-чуть разговорить во время поминальной трапезы, но так ничего и не добились. Ни слов, ни хотя бы прямого взгляда. Впрочем, возможно, они и сами сглупили, начав в ее присутствии обсуждать вопросы наследства покойного отчима и попеременно называя ее то «бедной сироткой», то «богатой невестой»… На следующее утро после похорон Ульяна встретила зашедшего в их номер князя тенями под глазами и тихим вопросом:

— Дядя Саша, а… ты меня не бросишь?..

Не знающая, как реагировать на услышанное, Гликерия только и могла наблюдать, как аристократ вдруг шлепнул свою воспитанницу по заду (довольно сильно, между прочим) и что-то недовольно сказал — что-то, от чего девочка явно ожила и согласно закивала:

— Не буду дурой. Никогда!..

— Вот и хорошо. Мы уезжаем сегодня, вечерним поездом. Но перед этим — мне будет необходима твоя помощь, Уля.

Большой купеческий особняк встретил их гулкой пустотой, занавешенными зеркалами и резко-едким запахом какой-то медицинской химии.

— Когда проводили санобработку, немного перестарались. Мне он в руки не дается, остальным тоже… Хм, раз в доме его нет, стоит поискать на улице.

— Ой, Васька… Васенька?!

Ошалевший от резких жизненных перемен и купания с хлоркой, дворовый кот буквально слетел с высокого карниза над одним из боковых окон и в три длинных прыжка добрался до пришедшей за ним хозяйки. Одним махом взлетел по платью на грудь, протяжно и жалобно замявкал — а потом и жалобно пискнул, когда девочка слишком сильно прижала его к себе.

— Уля.

Направившаяся было на выход, спасительница кота послушно остановилась, едва слышно хлюпая покрасневшим носиком, — вот только это были слезы радости, а не горя.

— Пойдем.

При их появлении на заднем дворе особняка едва слышно брякнула цепь, одним своим концом намертво закрепленная на кирпичном заборе, а вторым концом уходящая глубоко в собачью конуру.

— Шарик?..

Медленно, очень медленно из темноты появился большой пес. Поднял лобастую голову, принюхиваясь, махнул пару раз обвисшим хвостом и разочаровано опустил стоявшие торчком уши.

— Шарик, это же я!..

Вновь насторожив уши, пес неожиданно скакнул вперед, принюхиваясь. Легонько заскулил, чуть ли не повисая на натянувшейся в полную длину цепи, бешено замотал хвостом, сипло взлаял…

— Сидеть.

От властности команды едва не присела как сама Ульяна, так и сопровождавшая ее Гликерия. Тем временем князь без малейшей опаски подошел к зубастому охраннику и спокойно надел на него глухой намордник и короткий поводок с ошейником-«удавкой». Затем оттянул старый ошейник из толстой кожи и одним движением его срезал — правда, откуда в его руках взялся нож, гувернантка так и не поняла. Как и то, куда он затем делся.