Командировка - Борис Михайлович Яроцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внук уже который год не видит своей бабушки, а дочка пишет редко — нынче переписка даже для семьи российского офицера не по карману.
Но жизнь, как бы враги ни дробили и ни топтали Отечество, не прекращается. Анастасия Карловна встретила свою шестьдесят третью весну, как и большинство других весен, в родном городе, но никогда раньше не была так счастлива, как теперь.
Опоздало счастье на сорок лет. Когда-то она писала сочинение, тщательно выводя известные каждому школьнику слова: «Лучше поздно, чем никогда». Шестнадцатилетняя девчонка даже в мыслях не держала, что эти слова будут иметь к ней непосредственное отношение.
Нынешнюю весну она встретила с любимым человеком. На ее жизненном пути были мужчины, был муж, но с кем бы она ни сходилась близко, крепко зажмурив глаза, старалась представить, что это — ее Иван. Корила себя, что не с ним стала женщиной. И вот на склоне лет улыбнулось счастье. Да какое!..
Поужинали. Иван Григорьевич рассказал о встрече с мэром, о том, что к поиску Жени Забудского подключили Витю Кувалду и что Вася-шофер заверил: коль Витя Кувалда взялся помочь, значит, Женя отыщется.
— А может, его уже убили?
— Тогда — за что?
— Может, кому-то задолжал, а отдавать нечем. Раньше за такое били, теперь — убивают. А он хлопец из тех, кто сам на смерть напрашивается. Помню по школе, где драка, там и он.
От Забудского вернулись к изувеченному микроскопу: нет ли тут связи?
Иван Григорьевич ждал телефонного звонка: Витя Кувалда обещал сообщить сразу же, как найдется пропавший. Не позвонил.
Не работал и телевизор. В одиннадцать — по графику — был обесточен микрорайон. Сидели при лампе, прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы. Редкие автомашины, не останавливаясь, на повороте освещали фарами вымытые после зимы окна.
— Что-то Миша давно не наведывался, — обронила Анастасия Карповна.
— Наведается.
— Ты ему рассказал о ЧП?
— Расскажу… У него своих забот…
Опять помолчали.
— Ты сегодня какая-то не такая… Все о ком-то да о чем-то… Коль сели рядком, так поговорим ладком, — предложил Иван Григорьевич, обнимая подругу.
— А разве у нас не лад? Все наговориться не можем: ты мне — о лаборатории, я тебе — о своей дурацкой конторе.
— Но молчишь, что у нас будет наследник.
Щеки Анастасии Карповны полыхнули жаром. Несколько мгновений она молча глядела на Ивана Григорьевича, ожидая реакцию на случившееся.
— Представь себе, будет! — решительно сказала. И уже без паузы: — Только я тебя никогда не стесню. Это будет мой ребенок.
— А не поздно?
— Здоровой женщине рожать никогда не поздно. — На ее губах теплилась улыбка, как в юности, когда у нее что-то получалось и это радовало всех.
— Ваня, еще древние заметили, что ребенок, зачатый в любви, никогда не бывает опоздавшим.
— А молва?
— Надеюсь, она не дойдет до Америки. А если и дойдет, то там вряд ли поверят: у русских этого не может быть, потому что быть не может.
— Но… впереди роды…
— Ну и что? Рожать буду я. А я за себя ручаюсь. И вообще ты тут помалкивай. Не ты меня, а я тебя затащила в свою постель. У тебя смелости не хватило.
— При чем тут смелость? Возраст.
— Незабвенный Александр Сергеевич утверждал: любви все возрасты покорны. А порывы…
— Благотворны, — поддержал Иван Григорьевич. И вдруг вспомнил событие двадцатилетней давности. Вроде бы шутя он намекнул Мэри: «Скоро сыновья уйдут в самостоятельную жизнь, дом опустеет, а была бы дочка…» Мэри встрепенулась, бросила рассерженно: «Рожать в сорок? Да ты в своем ли уме, Джон?»
Тогда он был в своем, а сейчас ему диктовала Настя. Но Мэри… Мэри была на этот счет строга. Все у нее было разложено по полочкам: как-никак она была лэди из высшего света, на званых обедах обменивалась улыбками с женами президентов.
Он жене так и не открылся: кто он? Были случаи, когда разведчиков выдавали их жены: у многих американок любовь к Америке была выше любви к мужчине. Мэри тоже была патриоткой, и это для нее похвально. Ее искренняя любовь к своей стране была ему надежным прикрытием. Он понимал, скольких усилий стоило его ведомству внедрить его в Пентагон. И потому он никогда не расслаблялся. Осторожность спасала его не однажды от казалось бы неминуемого провала. Но и осторожных выдают и продают. Все зависит от того, кто в государстве определяет политику…
Давно нет полковника Джона Смита. Но остался чекист Коваль, которому из разведки уходить было нельзя.
В эту ночь он так и не уснул. Рядом безмятежно спала его любимая женщина. Во сне она улыбалась. Ей, может быть, снился малыш, согретый ярко вспыхнувшей любовью. Так в осенней степи под порывами шквального ветра вспыхивает уже почти потухший костер, озаряя вокруг огромное пространство.
Глава 47
Телефон зазвонил только перед рассветом. Иван Григорьевич взглянул на часы: было без пяти пять. В потемках нашел трубку.
— Слушаю.
— Вас беспокоит вторая горбольница. К нам поступил пострадавший. Просят вас срочно приехать. — Голос женский, спокойный, деловой.
— Кто просит?
— Они уехали.
— А кто пострадавший?
— Молодой мужчина.
— Он себя назвал?
— Он опять без сознания.
«Никак Женя? Конечно, он!» По привычке Иван Григорьевич щелкнул выключателем. Лампочка не зажглась. Вспомнил: электричество подают после пяти.
«“Срочно приехать”… На чем?» У шофера Васи нет телефона, он стопроцентный пролетарий. Да и «газель» в заводском автопарке. А до второй городской добрых четыре километра. Если рискнуть пойти напрямик — через Молодежный сад, мимо Дворца культурного досуга — разденут, а то и прирежут. Тогда, осенью, когда он спешил к Забудским, ему повезло — остался цел. Но везет не каждый раз. Нынче грабитель предусмотрительный: не оставляет свидетелей. А главный свидетель, как известно, потерпевший.
Проснулась Анастасия Карповна.
— Нашелся? — спросила сонно.
— Вроде да. Звонили из второй городской. Просили срочно проехать.
— Через час будет светло, — сказала Анастасия Карловна. — В шесть первый трамвай. Пока позавтракаешь…
«Какой завтрак?» — подумал Иван Григорьевич, спешно собираясь. Бывало и за океаном, вот так, среди ночи, спешно собирался. Однажды при подобных обстоятельствах удалось спасти
