Елизавета I - Маргарет Джордж

– Мадам… Ваше величество… – Дверь медленно приоткрылась, и в нее просунулась голова одной из хозяйских дочек. – Не желаете ли вы еще чего-нибудь для вашего удобства?

Ее лицо было воплощением лета – загорелое, светящееся, голубоглазое, как полевой цветок. По плечам ее ниспадали две длинные белокурые косы.

– Как тебя зовут, дитя? – спросила я.

– Юрвен, – отвечала та.

– Ты знаешь, что означает твое имя?

– Моя мама говорит, оно значит «золотая и прекрасная».

Голосок у нее дрожал. Судя по всему, я ее напугала.

«Валлийское золото».

– Она не зря так тебя назвала. – Я протянула к ней руки. – Вот, возьми меня за руки.

Девчушка опасливо приблизилась, потом протянула мне ладони, но локти ее были по-прежнему крепко прижаты к бокам. Я взяла ее ладошки и легонько сжала их:

– Я благодарю тебя за гостеприимство. Пожалуйста, не бойся. Честное слово, я боюсь тебя еще больше, чем ты меня.

Она опустила голову и хихикнула.

– Правда-правда. Когда будешь думать обо мне, вспоминай, как тяжело мне все время встречаться с незнакомыми людьми. Тебе приходится это делать нечасто. И я надеюсь, что теперь мы с тобой друзья, а не незнакомцы. – Я выпустила ее руки. – В вашем доме мне очень уютно. Ты сама собирала эти цветы?

– Я хотела найти желтые, но попадались только белые и голубые, – с серьезным видом кивнула девчушка.

– Мои любимые цвета! – сказала я. – Я буду ими любоваться.

Мне очень хотелось бы что-нибудь ей подарить, но то немногое, что было у меня с собой, я уже раздала.

– Ты спросила, не нужно ли мне что-нибудь. Нет, не нужно, у меня есть все необходимое. Но если ты хочешь сделать мне подарок и разрешишь в ответ подарить подарок тебе, то, может быть, позволишь мне быть твоей крестной? У меня множество крестников, и каждый из них очень дорог моему сердцу.

– Ну… да, – ответила она, широко распахнув голубые глаза.

Она не знала, что и думать. Меня это забавляло, ведь при дворе все, наоборот, готовы были идти на любые уловки, чтобы заполучить меня в крестные своим детям.

– Очень хорошо, – сказала я. – Теперь ты можешь называть меня крестная Елизавета или, если тебе захочется, чтобы это прозвучало очень торжественно, королева-крестная. А я добавлю имя Елизавета к твоему имени… Но только это должен быть валлийский вариант имени. Ты знаешь, как это будет?

– Бетан, – отвечала она.

– Значит, для меня ты будешь Юрвен Бетан, – сказала я.

После того как она выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь так тихо, как только могла, я стала готовиться к отходу ко сну. Чтобы раздеться, мне не требовалась служанка, все было очень просто.

Я забралась в жесткую постель, прямую и строгую, как тюфячок монахини. День догорел, и небо понемногу заливала чернильная синева, а ночь, точно туман, окутывала холмы. За стеной Эссекс смеялся и болтал со своими родными. Без сомнения, раньше полуночи они не разойдутся. Я притворилась, что хочу дать им спокойно поговорить без посторонних ушей, но правда заключалась в том, что я засыпала на ходу.

Пусть потчует хозяев рассказами о своих достижениях и подвигах до первых соловьев.

В комнате понемногу стемнело, и за окном начали зажигаться звезды. Его достижения и подвиги… А были ли они? Время шло. Ему миновало двадцать семь, скоро исполнялось двадцать восемь.

Я в двадцать восемь уже три года как была королевой. А мой отец десять лет как королем. Разумеется, были люди, возвысившиеся и в более позднем возрасте, – Бёрли я назначила государственным секретарем в тридцать семь. Мой отец за первые двадцать лет своего правления ничем особенным не прославился, а выдающимся правителем себя показал уже ближе к сорока. Эссекс же был нетерпелив, как конь, запертый в стойле.

Конь. Генрих IV сказал о Роберте, что ему нужна скорее узда, нежели шпора. Он был прав. Эссекс рвался во весь опор мчаться к славе, но мчаться ему было некуда.

35

Светало в этих краях рано, а штор в моей скромно обставленной комнатушке не было. Я проснулась перед самым рассветом, когда белесые облака начали выделяться на фоне бесцветного неба. Потом оно мало-помалу окрасилось голубым, и наступил день.

Я спала лучше, чем в своей постели во дворце, но, возможно, из-за смертельной усталости. Геракл после каждого из своих подвигов, несомненно, спал как убитый. А теперь впереди был еще один долгий, но восхитительный день. Мы намеревались доехать до Уэльса, чтобы я собственными глазами увидела края, откуда вели род Тюдоры. Мы происходили от валлийского правителя двенадцатого века Риса ап Грифида, но в историю Англии наша семья вошла после того, как мой прапрапрадед Оуэн Тюдор сошелся со вдовой Генриха V, француженкой Екатериной Валуа. Поначалу Оуэн состоял у нее на службе, а потом они стали любовниками и тайно обвенчались, ну или наоборот. В Уэльсе мой дед высадился, чтобы заявить свои права на престол после ссылки в Бретань, поставив на кон абсолютно все. Так уж водилось в нашем роду. До сих пор мы всегда выигрывали.

Я поднялась и, подойдя к окну, стала смотреть на туман, окутывавший горы, долины и клубившийся, точно дым. А вот семья Деверё, напротив, казалось, проигрывала на каждом кону. Что ж, тем больше у них было причин продолжать кидать кости. Мне вдруг вспомнились слова Светония об Октавиане Августе – что тот проигрывал одну битву на море за другой, но считал, что когда-нибудь непременно одержит победу, и верил в себя. И в конце концов разбил-таки флот Антония и Клеопатры при Акции.

Шум в доме подсказывал мне, что все уже встали. Наши хозяева великодушно дали нам с собой в дорогу терпкого эля, молодого зеленого сыра и галет. Я рассыпалась в благодарностях и обняла маленькую Юрвен, прошептав ей на прощание:

– Непременно пиши мне, как идут твои дела. Все мои крестники мне пишут. – А когда ее мать стала было отнекиваться, что они-де недостойны, сказала: – Для меня большая честь быть крестной вашей дочери.

Эссексу не терпелось скорее отправиться в путь, да и нашим добрым хозяевам, вероятно, не терпелось поскорее нас проводить. Визит монаршей особы всегда тяжкое бремя, я понимала это, как бы ни хотелось мне, чтобы было иначе. Гвардейцы уселись на своих коней, и мы двинулись в путь в лучах восходящего солнца, светившего нам в спину, – навстречу дымке, окутывавшей долину впереди.

Очень