Двойная спираль. Забытые герои сражения за ДНК - Гарет Уильямс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бернал продолжил соблюдать джентльменское соглашение[810], которое он заключил с Астбери, изучая «кристаллические субстанции», пока Астбери занимался «аморфными». Таким образом, Астбери взял себе волокнистую ДНК, а Бернал сосредоточился на составных частях ДНК, которые могут быть кристаллизованы. Он начал с нуклеозидов, каждый из которых состоит из одного из четырех оснований, соединенного с сахаром дезоксирибозой. Как оказалось, это был дальновидный выбор.
* * *Свен Ферберг был 27-летним выпускником химического факультета[811] из Осло, получившим стипендию Британского совета в сентябре 1947 года и присоединившимся к группе Бернала. Его горизонты расширились из-за этого «необыкновенного места». Кафедра Бернала[812] занимала дома номер 21 и 22 на Торрингтон-сквер – пару четырехэтажных домов георгианской рядовой застройки, прошедших значительную модификацию посредством бомбежек; доска в лекционной аудитории на верхнем этаже дома № 22 закрывала дыру в стене, через которую можно было рассматривать завалы камней в проеме на месте дома № 23. Лаборатории были переоборудованы из гостиных и спален; на верхнем этаже дома № 21 располагалась квартира с высокой слышимостью, в которой Бернал жил и удовлетворял свои более земные страсти, часто и шумно. Как отмечал Ферберг, атмосфера была «самой вдохновляющей»[813].
Первые несколько месяцев Ферберг изучал рентгеновскую кристаллографию и начал работать над первым настоящим заданием[814] в День смеха 1948 года, когда образцы цитидина (нуклеозида, состоящего из дезоксирибозы, соединенной с основанием цитозином) прибыли из остатков лаборатории Мэссона Гулланда в Ноттингеме. Ему было поручено понять структуру; стратегия Бернала состояла в том, чтобы дать ему поработать над задачей без вмешательств извне. Ферберг был «тихим, обходительным и умным» и взялся за проблему с героической энергией. Кристаллы цитидина представляли собой крошечные иголочки длиной всего три миллиметра, их нужно было держать в рентгеновском аппарате более пяти дней; еще более героических усилий требовало осмысление снимков посредством применения анализа Фурье в трехмерном пространстве. Ознакомленный с предложенной Астбери моделью ДНК как «стопки пенни» и уверенный в ее правильности, Ферберг исходил из того, что сахар и основание были плоскими и лежали в одной плоскости, как два куска листового металла, спаянные на станке. К его удивлению, дифракционные снимки говорили совсем о другом: дезоксирибоза и цитозин лежали перпендикулярно друг к другу, как передняя и задняя обложка полуоткрытой книги. Предварительные результаты Ферберга были опубликованы в журнале Nature в июле 1949 года в заметке на полстраницы[815], где был приведен рисунок молекулы и обещание «опубликовать позднее более подробный отчет». В конце концов, это произошло, но через несколько лет. Оставшееся время из двухлетнего срока своей стипендии[816] Ферберг возился с кусками медной проволоки, занимаясь построением каркасных моделей цитидина (в два миллиарда раз больше натуральной величины) и собирая их вместе с недостающим ингредиентом – фосфатными группами – в правдоподобную форму отрезка молекулы ДНК. Он написал свою работу, получил докторскую степень и сдал сброшюрованный экземпляр «Рентгеновского исследования некоторых нуклеозидов и нуклеотидов» в научную библиотеку Лондонского университета. Некоторые из его результатов[817] были представлены 12 мая 1950 года на заседании Фарадеевского общества Гарри Карлайлом, правой рукой Бернала, поскольку Ферберг уже вернулся в Осло, а его новая работа не имела никакого отношения к ДНК.
Годами позже Бернал признал, что работа Ферберга была «совершенно пропущена»[818] и принимал свою личную ответственность, потому что «я был слишком занят другими вещами». В этом отношении с «Мудрецом» не поспоришь. Многие из «других вещей» относились к области идеологии, а не науки, и подпитывались его всепоглощающим восхищением перед всем советским. Во время радиодискуссии на «Би-би-си»[819] в августе 1948 года Бернал уклончиво отвечал относительно инициированной Лысенко новой чистки 3000 ученых, обвиненных во вредительстве против «пролетарской науки»; а когда ему задали прямой вопрос о заключении и смерти Николая Вавилова, он отказался давать комментарии.
Годом позже, пока Свен Ферберг готовился возвращаться из Лондона в Осло, его наставник был в Москве[820] в качестве высокопоставленного оратора на конференции в защиту мира (которая состоялась через несколько дней после детонации первой советской плутониевой атомной бомбы). Бернал сорвал «бурные и продолжительные аплодисменты» (газета «Правда») за то, что назвал товарища Сталина «великим защитником мира и науки» и порицал «капиталистическую науку» с ее «оружием массового поражения», так как она несет «не счастье, а лишь мучение и разорение».
«Мудрец» завершил свою триумфальную поездку в Советский Союз посещением Трофима Лысенко, которого он восхвалял как «поэта с живым воображением»[821] и «ученого типа Дарвина и Резерфорда». А когда Лысенко ясно дал понять, что он будет продолжать смещать с должности всех, кто придерживается променделевских взглядов, Берналу нечего было сказать.
История до сих пор (1950 год)Середина XX столетия имела для последователей генетики не только нумерологический интерес. Хотя открытие работы Менделя растянулось на пару лет, 1950 год был выбран для празднования его пятидесятилетия, которое отмечали различными способами.
Американское генетическое общество организовало четырехдневное празднование[822] в Колумбусе, штат Огайо. В честь золотого юбилея генетики был выпущен сборник из семидесяти двух научных статей («необычайно высокого уровня») таких авторов, как Мирски, Мёллер и им подобные, с почтительными названиями вроде «Пришествие менделизма» и «Наследие Менделя». Проводилась также выставка памятных вещей Менделя, которую курировал его биограф Хуго Илтис, 40 годами ранее стоявший рядом с Уильямом Бэтсоном на площади Менделя в Брюнне на открытии памятника Менделю, воздвигнутого за счет средств, собранных Карлом Корренсом.
Оглядываясь назад, сегодняшний историк счел золотой юбилей «рекламной махиной»[823] и «ранним примером политического театра холодной войны». Даже в то время он казался чрезвычайно помпезным, скорее пышной витриной западной генетики, чем данью памяти гению, обделенному вниманием в саду своего аббатства.
С другой стороны железного занавеса ответили по-своему. При коммунистической власти Брюнн превратился в Брно в Чехословакии; аббатства перестали существовать[824], как и Мендель. 20 сентября 1950 года памятник ему был снят со своего места и брошен с глаз долой в углу сада бывшего аббатства.
В последние месяцы 1950 года Биллу Астбери и Альфреду Мирски выпала честь, знаменующая успешность карьеры. Оба были приглашены пойти по стопам Феба Левена и Альбрехта Косселя, прочитав Гарвеевскую лекцию. Каждый в своем выступлении остался верен себе.
Первым был Астбери 28 сентября
