Джуд незаметный - Томас Гарди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь можно было войти в Мэригрин, не привлекая особенно внимания. Миновав колодец и деревья, она подошла к красивому зданию новой школы на другой стороне лужайки и без стука открыла дверь. Филотсон стоял посреди комнаты и ждал, как было условлено.
— Я пришла, Ричард, — проговорила она, бледная и дрожащая, без сил опускаясь на стул. — Не могу поверить, что ты… прощаешь свою жену!
— Все прощаю, дорогая Сюзанна, — ответил Филотсон.
Сью вздрогнула, услышав ласковое слово, хотя оно намеренно было произнесено бесстрастно. Затем, собравшись с силами, она сказала:
— Мои дети… умерли… и так и должно быть. Я… почти рада… Они — плод греха. Они были принесены в жертву, чтобы научить меня, как нужно жить. Их смерть была первой ступенью к моему духовному очищению. Значит, они умерли не напрасно!.. Ты возьмешь меня к себе, Ричард?
Филотсон был так взволнован ее словами и тоном, что сделал больше, чем намеревался сделать. Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
Сью едва заметно отпрянула, содрогнувшись от прикосновения его губ.
У Филотсона дрогнуло сердце — он снова ощутил в себе желание.
— Ты до сих пор чувствуешь ко мне отвращение!
— О нет, дорогой… я… озябла, в дороге было сыро, — встрепенулась она с виноватой улыбкой на лице. — Когда наша свадьба? Скоро?
— Думаю, завтра утром, пораньше, если ты действительно этого хочешь. Сейчас я пошлю к священнику сказать ему о том, что ты здесь. Я рассказал ему все, и он полностью одобрил наше решение, он говорит, что брак приведет нашу жизнь к полному благополучию. Но ты… уверена в себе? Ведь еще не поздно отказаться… если ты сомневаешься, хватит ли у тебя на это сил, понимаешь?
— Нет, нет! Я хочу, чтобы все было сделано как можно скорее. Сейчас же дай ему знать, что я приехала, сейчас же! Мне трудно все это, и ждать долго я не могу!
— Тогда поужинай и иди к миссис Эдлин, — там тебе приготовлена комната. Я скажу священнику, чтобы он был готов завтра к половине девятого, пока в церкви никого нет… Но не слишком ли это рано для тебя? Мой друг Джиллингем сейчас здесь. Он был настолько добр, что приехал из Шестона, чтобы присутствовать при венчании, хотя ему и трудно было отлучиться.
В отличие от женщин вообще, имеющих столь зоркие глаза на все материальное, Сью не видела ни комнаты, ни находившихся в ней вещей. Проходя через гостиную, чтобы положить муфту, она вдруг слегка вскрикнула и побледнела, словно осужденный на казнь преступник, неожиданно увидевший свой гроб.
— Что с тобой? — спросил Филотсон.
Крышка бюро была поднята, и когда она клала на него муфту, взгляд ее упал на лежавший там документ.
— Ничего… просто… забавный сюрприз, — ответила она, возвращаясь к столу и пытаясь смехом сгладить неловкость.
— Ах, вот что! — ответил Филотсон. — Разрешение на брак… Оно только что пришло.
Тут к ним присоединился Джиллингем. Он спустился из своей комнаты на втором этаже, и Сью, сделав над собой усилие, приветливо заговорила с ним о том, о сем, — словом, обо всем, что, по ее мнению, могло его заинтересовать, только не о себе, хотя больше всего Джиллингема занимала именно сама Сью. Затем она послушно поужинала и отправилась в дом по соседству, где для нее была приготовлена комната. Филотсон проводил ее через лужайку и у двери миссис Эдлин пожелал ей доброй ночи.
Старушка отвела Сью в ее временное жилище и помогла распаковать вещи. Среди них оказалась ночная рубашка с красивой вышивкой.
— А я и не знала, что ее тоже уложили! — поспешно проговорила Сью. — Никак не думала, что она здесь. Но ничего, у меня есть и другая. — И она достала новую, совсем простую рубашку из небеленого грубого миткаля.
— Но ведь та куда наряднее, — возразила миссис Эдлин, — а эта смахивает на библейскую власяницу.
— Так нужно. Дайте сюда ту, с вышивкой.
Она схватила рубашку и принялась яростно рвать ее, наполняя весь дом скрипучими звуками, похожими на крики совы.
— Опомнитесь, голубушка! Что вы делаете? — вскричала миссис Эдлин.
— Она осквернена! Она изобличает все то, чего я не должна чувствовать… Я купила ее давно, чтобы нравиться Джуду. Ее надо уничтожить!
Миссис Эдлин воздела руки к небу, а Сью с неистовством продолжала рвать рубашку на куски и бросать их в камин.
— Лучше бы вы отдали ее мне! — сказала вдова, — Какая красивая вышивка гибнет в огне — сердце кровью обливается видеть такое! Хотя, конечно, нарядное белье не для меня, старухи. Давно прошли те дни, когда я могла носить такие вещи…
— На этой рубашке проклятье, она напоминает мне о том, что я хочу забыть! — твердила Сью. — Ей место только в огне!
— Боже мой! Уж больно вы строги! Зачем говорить такие слова и обрекать своих невинных малюток на муки вечные? Вот уж не пойму я такой набожности!
Сью зарылась лицом в постель и зарыдала.
— Не говорите так, ах, не говорите! Вы убиваете меня! — Содрогаясь от рыданий, она сползла с кровати на пол.
— Вот что я вам скажу: не должны вы опять выходить замуж за этого человека! — с возмущением воскликнула миссис Эдлин. — Вы по-прежнему любите того, другого!
— Нет, должна! Я его жена!
— Глупости! Вы принадлежите другому. Если на первых порах не хотели снова связывать себя обетом, это только делает честь вашей совести, и раз уж у вас такие взгляды, вы могли бы и дальше жить с ним, а уж там как-нибудь все устроилось бы. В конце-то концов, это касается только вас двоих и никого другого.
— Ричард говорит, что примет меня обратно, и я обязана вернуться! Если б он отказался, тогда, может быть, я не считала бы своим долгом бросить Джуда. Но…
Она стояла на коленях, зарывшись лицом в одеяло. Миссис Эдлин вышла из комнаты.
Тем временем Филотсон вернулся к своему другу Джиллингему, который все еще сидел за ужином. Вскоре они встали из-за стола и вышли на лужайку покурить. В комнате Сью горел свет, и за опущенной шторой время от времени мелькала ее тень.
Джиллингем был явно под впечатлением неуловимого очарования Сью, и, помолчав немного, сказал:
— Ну что ж, наконец-то она снова у тебя, и второй раз она уж вряд ли уйдет. Яблочко само упало тебе прямо в руку.
— Да. Думаю, что теперь могу ей поверить. Должен признаться, во всем этом есть какая-то доля эгоизма с моей стороны. Не говоря уже о том, что она красива, даже слишком красива для такой старой развалины, как я, брак восстановит мое доброе имя в глазах духовенства и благочестивых мирян, которые никак не могли примириться с тем, что я позволил ей уйти. Таким образом, я смогу в какой-то мере войти в свою прежнюю колею.
— Ну что ж, если у тебя есть хоть какое-то здравое основание жениться на ней вторично, делай это, ради бога, немедленно! Я всегда возмущался тем, что ты, не щадя себя, так легко открыл клетку и дал птичке улететь. Ведь ты теперь мог бы быть школьным инспектором или его преподобием, если бы не твоя бесхарактерность по отношению к ней.
— Я знаю, что непоправимо повредил себе.
— Теперь, когда ты снова залучил ее к себе, держи ее крепче.
На этот раз Филотсон был менее прямолинеен. Ему не хотелось признать, что примирение вызвано, в сущности, не тем, что он раскаялся, а тем, что перестал сопротивляться обычному человеческому инстинкту, постоянно бросавшему вызов религии и морали.
— Да, так и сделаем, — сказал он. — Теперь я лучше знаю, что такое женщина. Для человека с моими взглядами на жизнь было нелогично отпускать ее, как бы справедливо это ни было само по себе.
Джиллингем взглянул на своего приятеля и подумал: не может ли случиться так, что дух протеста, разбуженный в Филотсоне насмешками общества и физическим влечением, заставит его теперь обращаться с ней особенно сурово, и в этой правоверной суровости он достигнет степеней, недоступных его прежней неправедной, развращающей доброте.
— Я понял, что не следует поддаваться первому побуждению, — продолжал Филотсон, с каждой минутой чувствуя все более настоятельную необходимость действовать согласно принятым на себя обязательствам. — Я пошел наперекор учению церкви, но сделал это без всякого злого умысла. Женщины имеют над нами странную власть и способны склонять нас к излишней доброте. Но теперь я лучше узнал себя. Пожалуй, немного разумной строгости…
— Безусловно. Но только натягивай вожжи постепенно. Не будь слишком требовательным с самого начала. Со временем она примирится с любыми условиями.
Предостережение было излишним, но Филотсон ничего не сказал.
— Помнится, шестонский священник говорил мне, когда я уезжал после скандала, вызванного моим согласием отпустить ее: "Единственное, чем вы можете снова восстановить свое место в обществе, — это признать, что вы были не правы, когда не удержали ее сильной и мудрой рукой, а если она вернется — принять ее и быть твердым с ней в будущем". Но в то время я был слишком упрям, чтобы придать значение его словам. Я и мечтать не смел, что после развода она может снова прийти ко мне.