Джуд незаметный - Томас Гарди

Говорила она с ним неизменно вкрадчивым, успокаивающим тоном, и всякий раз, как он произносил: "Мне все равно, что со мной будет", — а твердил он это непрестанно, — неизменно отвечала: "Но мне-то не все равно!" Наконец настал час закрытия трактира, и им пришлось покинуть заведение. Арабелла обняла его за талию, помогая ему устоять на ногах.

— Не знаю, что скажет хозяин, когда я приведу тебя домой в таком виде, — сказала она, когда они уже шли по улицам. — Дверь-то, наверно, уже заперта, ему придется сойти и впустить нас.

— Н-ничего не знаю.

— Хуже всего не иметь своего дома… Послушай, Джуд, давай-ка лучше пойдем к моему отцу, я сегодня с ним помирилась. Я впущу тебя в дом так, что никто не увидит, а к утру проспишься, и все будет в порядке.

— Что угодно… куда угодно. Черт подери, не все ли мне равно?

Они шли рядом, похожие на любую подвыпившую парочку; она по-прежнему обнимала его, и он тоже в конце концов обхватил ее за талию, не потому, что имел какие-нибудь любовные, намерения, а потому, что очень устал, нетвердо держался на ногах и все время искал, на что бы опереться.

— А вот… э-э… место сожжения мучеников… — запинаясь, бормотал он, когда они переходили через широкую улицу. — П-п-помню, у старика Фуллера, в его "Священном государстве"… мне это вспомнилось, п-потому что мы здесь проходим… Так вот, старик Фуллер в своем "Священном государстве" п-пишет… что, когда сжигали Ридли, доктор Смит читал п-проповедь… и выбрал темой: "И если я… отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, — нет мне в том никакой пользы". Часто я думаю об этом, когда здесь прохожу. Ридли, он…

— Да-да. Точно. Ты ведь умница, дружочек, только сейчас это нам ни к чему.

— Нет, к чему! Я отдаю свое тело на сожжение! Ну да… Ты не понимаешь! Надо быть Сью, чтобы понимать такие вещи! А я соблазнил ее, бедную девочку! И она ушла… А теперь мне наплевать, что со мной станется. Делай со мной что хочешь!.. А все-таки она сделала это совести ради — несчастная маленькая Сью.

— Пропади она пропадом! То есть, я хочу сказать, она поступила правильно, — икая, подтвердила Арабелла. — У меня тоже есть чувства; и я чувствую, что перед богом я твоя, и ничья больше, пока смерть не разлучит нас. Ик… ик!.. Исправиться никогда не поздно!

Когда они подошли к дому отца, Арабелла осторожно открыла дверь и стала ощупью отыскивать спички.

Ситуация удивительно напоминала ту, много лет назад, когда они вошли в ее дом в Крескоме. Да и цель у Арабеллы была, пожалуй, та же, только Джуд не думал об этом, а она думала.

— Не могу найти спичек, дорогой, — сказала она, заперев дверь. — Ну, да шут с ними. Иди сюда. Только потихоньку, ради бога!

— Темно, хоть глаз выколи, — сказал Джуд.

— Дай руку, я тебя проведу. Вот так! Ну, а теперь присядь, я сниму с тебя ботинки. Боюсь, как бы не разбудить его!

— Кого?

— Отца. Он такой тарарам устроит.

Она стянула с него ботинки.

— А теперь, — прошептала она, — обопрись на меня… Не бойся, я выдержу. Ну вот одна ступенька, вот еще одна…

— Неужели мы в нашем старом доме близ Мэригрин? — озадаченно спросил Джуд. — Целую вечность я не был тут! А где мои книги? Вот что мне хотелось бы знать!

— Ты, дружочек в моем доме, и тут никто не увидит, как тебе плохо. Вот еще ступенька, и еще… Ну вот, сейчас и дойдем.

VII

Арабелла готовила завтрак в задней комнате нижнего этажа небольшого домика, недавно нанятого ее отцом. Просунув голову в дверь, ведущую в лавку, где мистер Донн торговал свининой, она сказала ему, что завтрак подан. Донн, старавшийся походить на заправского мясника, — в засаленной синей блузе, перетянутой ремнем, на котором болтался нож, — тотчас вошел к ней в комнату.

— Сегодня тебе придется присмотреть за лавкой, — как бы невзначай сказал он. — Мне надо отлучиться в Ламсдон, забрать половину свиной туши и немного требухи и еще заглянуть кой-куда. Уж коли ты у меня живешь, потрудись и свою руку приложить, пока не наладится дело.

— Не знаю еще, как сложится день. — Она дерзко взглянула ему в лицо. — У меня наверху подарок.

— Ну да? Это еще что?

— Муженек… почти муженек.

— Не может быть!

— Это Джуд. Он вернулся ко мне.

— Твой тот, первый? Чтоб мне треснуть!

— Не забывай, что он всегда был мне по душе.

— Но как же он оказался там, наверху? — давясь от смеха, спросил Донн, указывая на потолок.

— Не задавай неуместных вопросов, папаша. Надо удержать его здесь, пока мы с ним… не устроимся по-прежнему.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну, пока не поившимся.

— Ого! Отродясь не слыхал такой диковинной штуки! — выходить второй раз за бывшего благоверного, когда на свете так много других парней! На мой взгляд, Джуд не ахти какое сокровище… На твоем месте я постарался бы поймать нового.

— А что тут диковинного, если женщина ради того, чтобы на нее смотрели с уважением, хочет заполучить обратно прежнего мужа? Вот мужчине тянуться за прежней женой, пожалуй, смешно.

И Арабеллой овладел приступ безудержного смеха, к которому несколько более сдержанно присоединился ее отец.

— Будь с ним вежлив, а остальное предоставь мне, — сказала Арабелла, кончив смеяться. — Сегодня утром он жаловался, что у него голова раскалывается от боли и он плохо соображает, где он. Это и не удивительно, ведь он пил вчера без разбору. Надо денька два-три выдержать его тепленьким и веселеньким да домой не отпускать. Все твои затраты окупятся, за мной не пропадет. Ну ладно, надо сходить наверх посмотреть, как он там, бедняжка, себя чувствует.

Арабелла поднялась по лестнице, тихонько открыла дверь спальни и заглянула в нее. Увидев, что ее остриженный Самсон спит, она вошла в комнату и стала у кровати, Пристально разглядывая его. Излишества прошедшей ночи вызвали лихорадочный румянец на лице Джуда, и оно казалось не таким болезненным, как обычно; длинные ресницы, темные брови, волнистые черные волосы и борода, выделяясь на белой подушке, завершали облик того, кем Арабелла — женщина низменных страстей — стремилась вновь завладеть, чтобы, с одной стороны, поправить свои денежные дела, а с другой — подмоченную репутацию. Ее горящий взгляд словно толкнул Джуда, учащенное дыхание приостановилось, он открыл глаза.

— Как ты себя чувствуешь, дружочек? — спросила она. — Это я, Арабелла.

— Где я?.. Ах да!.. Ты меня приютила… Я закутил, заболел… Вывалялся в грязи — ах, какая мерзость!

— Ну и оставайся здесь. В доме только отец и я, ты сможешь отдохнуть у нас и поправиться. Я схожу в твою мастерскую и скажу, что ты слег.

— Хотелось бы мне знать, что думает мой квартирохозяин.

— Я дойду до него и объясню. Ты не хочешь с ним расплатиться? А то, чего доброго, подумает, что мы сбежали.

— Хорошо. Деньги там, в кармане.

Равнодушный ко всему, Джуд закрыл воспаленные глаза, болевшие от дневного света, и, казалось, вновь задремал. Арабелла взяла его кошелек, тихо вышла из комнаты и, одевшись, направилась к дому, который Они покинули накануне вечером.

Не прошло и получаса, как она появилась из-за угла вместе с подростком, катившим тележку, нагруженную пожитками Джуда и кое-какими вещами, которыми она пользовалась во время своего короткого пребывания у него на квартире. Джуд был до того плох после злосчастной вчерашней попойки и терзался такими душевными муками от потери Сью и от сознания, что поддался Арабелле в своем полузабытьи, что, увидев свой жалкий скарб распакованным и разложенным в чужой спальне вперемежку с женскими платьями, он даже не сообразил, каким образом его вещи очутились здесь и что это означает.

— Так вот, — заявила Арабелла отцу, спустившись вниз, — теперь надо несколько дней держать в доме побольше хорошей выпивки. Я знаю Джуда: если на него накатит стих, — это с ним бывает, — от него не дождешься порядочного отношения, и я останусь с носом. Его надо держать навеселе. У него есть кое-какие деньжонки в банке, а пока он отдал мне свой кошелек для текущих расходов. Из этих денег я оплачу разрешение на брак, — его надо иметь под рукой и ловить момент, когда Джуд будет в подходящем настроении. А ты возьми на себя спиртное. Было бы недурно устроить небольшую вечеринку с друзьями, и для лавки была бы реклама, и мне на руку.

— Попойку-то устроить нетрудно, была бы охота выставить выпивку и закуску… А ведь и правда, это хорошая реклама для торговли.

Дружеская пирушка, затеянная Арабеллой для того, чтобы окончательно обработать Джуда, состоялась три дня спустя, когда у него более или менее прошли страшная головная боль и резь в глазах, хотя он все еще плохо соображал от рюмок, которые подносила ему Арабелла, желая, как она выражалась, выдержать его тепленьким.

Ее отец лишь совсем недавно открыл свою убогую лавчонку, в которой торговал свининой и колбасой, и покупателей у него было мало, так что вечеринка действительна была для него хорошей рекламой, и после нее семейство Донн приобрело шумную славу в определенных кругах кристминстерского населения, знать не знавших ни колледжей, ни их научных достижений, ни их традиций. Когда Джуда спросили, не желает ли он пригласить еще каких-нибудь гостей, кроме тех, что позвали Арабелла и ее отец, он с мрачным юмором и отчаянностью назвал дядюшку Джа, Стэгга, разорившегося аукциониста и еще нескольких завсегдатаев пресловутого трактира, памятного ему по его запою много лет назад, не преминув упомянуть при этом Веснушку и Приют Наслаждения. Арабелла охотно включила мужчин в число приглашенных, но перед дамами подвела черту.