Люди без имени - Леонид Золотарев

После спора в обеденный перерыв мастер хотел поговорить с русским наедине, но Леонид с ожесточением принялся бить камень на решетке, который от частых ударов принял яйцевидную форму. Машинист Якобсон проезжал несколько раз мимо и видел, что русский никак не может избавиться от упорного камня. Якобсон-швед по национальности — громадного роста и большой физической силы, бывший боксер, испытывал свое счастье на рингах Америки, пользовался незаурядной репутацией первоклассного боксера, оставил большой палец правой руки в конвейере Форда и перед войной вернулся на родину. Он один, без посторонней помощи, поднимает сошедшую с рельс груженую вагонетку весом полторы тонны. Якобсон остановил мотовоз около решетки и взялся за молот, но быстро убедился — камень разбить нельзя.

— Алексей, — он всегда звал Леонида Алексеем, — возьми бурильный молоток и пробури, камень необходимо подорвать.

— Будет исполнено, — ответил Леонид и направился в мастерскую за молотком.

Решетка находилась на уровне рельс под люком прямого сообщения с верхом и третьего этажа с шестым, поэтому на ней взрывали редко: боялись испортить автоматический механизм люка, на других это практиковалось часто. Леонид заранее прикинул в уме: если положить динамита больше, чем нужно, то взрывом разобьет люк и переломит рельсы на решетке, и никель, находящийся в пространстве от верха до третьего этажа, смешается с камнем, который сваливали в яму. Это остановит работу. Завод требовал руду. Спешно очищалось прямое сообщение от камня, чтобы увеличить пропуск руды с поверхностных разработок. На пути Леонид встретил рабочего Макконена и пригласил его принять участие в подготовке к взрыву, зная, что ему подобные работы не доверяются, но надо было на всякий случай застраховать себя. Грязный и оборванный, скупой до невозможности, Макконен выполнял только черновые работы и служил предметом насмешек финнов. До бурения и машин его также не допускали. Финны говорили, что он слаб на голову, а русские просто — дурак.

Принесли динамит и аммонит. Зарядили и начали совещаться.

— Как думаешь, Макконен, достаточно, или еще одну положить? — спросил Леонид. Тот с видом знатока посмотрел, хотя ничего не понимал, и, не задумываясь о последствиях, ожидая только эффекта от предстоящего взрыва, тоном, не терпящим никаких возражений, сказал: — Клади еще две палочки. Крепче ударит. В складе динамита много.

Леонид выполнил распоряжение рабочего и ушел, доверив сделать взрыв Макконену, но концы запальных шнуров укоротил. На крик Макконена: «Берегись! Взрывают!» — подошел мастер, хотел воспрепятствовать, но шнуры были подожжены. Не желая рисковать жизнью, мастер отошел в укрытие, заранее зная о последствиях. Раздался взрыв. Решетка рухнула. Внимательно наблюдая за русским, мастер убедился в правильности своих предположений. Взрыв предохранительного щита люка рассеял последние сомнения мастера о Леониде. Прежние страсти оперативной работы разгорелись в нем с новой силой, и он незаметно для себя втянулся в оперативную работу, желая разоблачить матроса в его деятельности.

«Я хотел только убедиться в правильности своих предположений: выдать пленного в мои планы не входило — для этой цели была полиция и многочисленная агентура, и роль добровольного шпиона я считал унизительной для себя», — заявил на допросе мастер, после бегства большой группы пленных из его смены.

Когда руда потоком хлынула из люка, смешалась с камнем и завалила вход, отрезав мотовоз от забоя, откуда вывозился камень, он стоял и думал не о том, как быстрее очистить решетку и дать путь мотовозу, а как поймать русского с поличным. В умышленном взрыве Леонидом решетки он не сомневался, так как тот неоднократно производил подобные взрывы и ошибиться не мог, заложив лишнюю дозу динамита, но это еще не доказательство.

«— С одной стороны, — думал он, — если матрос занимается вредительством в шахте, его удар рассчитан верно: авария сильно отразится на доставке руды на завод, а главное, сорвет планомерность в работе по крайней мере на пять — шесть дней. Взрыв русский сделал не сам, а с помощью рук глупого человека, чтобы замести следы и свалить вину с больной головы на здоровую, и это подтверждает правильность моих взглядов. С другой стороны, если он действовал по ранее задуманному плану, взрыв сделан слишком рискованно. Взрыв в присутствии всех противоречит моим убеждениям: русский несомненно умен и знает о наблюдении за ним».

Дым рассеялся. Не стало чувствоваться запаха газа от взрыва. Леонид подошел полюбоваться на свою работу. Мастер присматривался к нему и думал: «- Если он сделал умышленно, то в нем должно быть что-то тревожное, а неумышленно — удивление, как могло это получиться».

Леонид был по-прежнему спокоен, в выражении не было ни тревоги, ни удивления. Мастер подошел к нему, осветил лицо лампой и в упор спросил: — Что последует дальше, молодой человек? Каковы ваши намерения и планы на будущее?

— Леонид смутился от неожиданного вопроса, но вида не подал и спокойно ответил: — Планы на будущее у меня одни: жить и работать на благо своей родины…

— А это во имя чего? — перебил мастер, освещая груду никеля и не дожидаясь ответа, пошел по линии, размахивая лампою. Леонид не оглянулся в его сторону, чтобы не выдать своего волнения, а в душе ругал себя за необдуманный шаг, так как понял, что мастер давно следил за ним.

«Обвинить человека в преступлении, не проверив фактов, не позволяет совесть. Чувства подсказывают — он виновен в аварии, а доказательств нет: одних убеждений еще мало» — рассуждал швед.

Из-за поворота выскочил мотовоз Якобсона. Мастер вспомнил, что Якобсон давно просился в отпуск. От внезапной мысли швед ударил себя по голове рукой и замахал лампою. Мотовоз остановился.

— Завтра вы идете в отпуск! — крикнул мастер и пошел своим путем. Машинисту больше нечего не надо. Если бы ему сказали: «- Вы уволены, Якобсон!» — он не стал бы спрашивать почему и за что (так ведется в Финляндии), забрал бы свои немногочисленные пожитки и пошел по Суоми искать работу: жаловаться некому и бесполезно.

В следующую смену Леонид заводил мотовоз. Мастер писал в дневнике: «Если русский будет вывозить меньше руды, чем Якобсон, то один факт есть. Главное, русский будет лишен возможности свободного передвижения по шахте, и частые неполадки должны уменьшиться, а если они не сократятся — значит, существует организация».

Как обстоит дело в других сменах, мастер не знал. Спросить стеснялся. «Если русский действительно занимается вредительством, то должен непременно обрушиться на паровозное хозяйство шахты. Оно составляет жизненную силу шахты. Пока он на нем работает, уничтожить не решится». Предположения мастера были правильные. Леонид давно мечтал вывести из строя мотовозы, но не мог выбрать удобного случая. В настоящий момент уничтожить мотовоз нельзя, даже неумышленный вывод из строя вызовет подозрение, и вина будет доказана, так считал Леонид, в чем была его ошибка.