Люди без имени - Леонид Золотарев

— Не обращай внимания, — попросил Арва, — мы говорили по-товарищески.

— Нет, обожди, дорогой товарищ! Он молод учить меня. Кивимяки двадцать лет состоите в социал-демократической партии!

— И не прочь отдать билет обратно, чтобы получить членские взносы за двадцать лет назад!

Даже спокойный Арва не удержался, весело рассмеялся от реплики седого капрала, собиравшего для Блинова деньги.

Кивимяки не на шутку рассердился на своего друга, но от ответа воздержался, и еще с большей злостью продолжал прерванную речь: — Я третий раз в жизни вижу, как умирают на фронте люди. Два раза после войны был нищим и в поте лица своего восстанавливал хозяйство, теперь мне не под силу, года взяли свое.

— Нашелся мне еще один политикан, — сказал белобрысый капрал, — мы говорили про отношения к военнопленным, он заговорил о политике.

Старый капрал хотел рассказать, каких трудов ему стоило восстановить разоренное хозяйство, но когда его перебили, он забыл о направлении главной мысли своей речи, но не мог забыть, что дома семья, без присмотру хозяйство, а виновником всему этому война, он с новым жаром заговорил: — Не было бы войны, не было бы пленных. Стало быть не сидел бы я здесь, а находился с семьей. Одним словом, политикой пусть занимаются министры — я желаю мира, и как можно быстрее.

— Вот это дело! Много ты говорил, но сейчас сказал правду. Лично для меня безразлично, будет ли Суоми Великой: — я хочу домой.

«Дом, семья, хозяйство — мечта каждого солдата», — подумал Арва и решил, что именно на этой почве нужно строить беседу.

Воспоминания капрала о доме подлило масла в огонь и даже те солдаты, которые раньше сидели в стороне и занимались своим делом, придвинулись к Арве и не замедлили ввязаться в разговор. Беседа приняла общий характер. Солдаты говорили наперебой, перебивали друг друга, но настроение было общее — скорее домой. Арва выбрал минуту, когда шум немного стих, и спросил: — Вы все говорите о доме, как будто окончилась война и завтра будет демобилизация. Не забывайте, мы должны победить Россию и образовать Великую Суоми, тогда только возможен конец войны. — Арва посмотрел на товарищей, лица которых приняли оскорбленный вид и подумал: — «Два, три месяца и они побросают оружие и разбегутся по домам». В начале войны они рассчитывали победить Россию с помощью немцев, но в настоящее время даже финские газеты не скрывали разгром и бегство немцев под напором русских.

Седой капрал, приятель Кивимяки, встал со своего места, прошелся по комнате, затем резким движением сорвал с головы пилотку и бросил ее на пол.

— Мир! — сказал он громко. Мир с Россией — вот наше спасение. Пока мы не оказались на положение вот их, — он подошел к окну и показал на колючую проволоку, — мы должны заключить мир. С обнаженной головой, на коленях, мы должны просить мира, ради того, чтобы повидаться с семьей…

— Быть в плену и испытать судьбу русских я не желаю, — перебил капрала рыжий солдат. — Легче пустить пулю в лоб, чем оказаться в таком положении. Если великая Германия не сумеет оправиться от удара — выход один: просить Америку, чтобы она заняла нашу страну. Дипломатические отношения у нас с нею не прерваны.

— Хватит с нас и немцев, что хозяйничали в нашей стране три года, — сказал Кивимяки, который так и смог успокоится, что хозяйство его окончательно пришло в упадок.

— Америка будет не лучше немцев. Надежда на великодушие России, в этом есть смысл! — крикнул седой капрал.

— Россия нам не простит. Мы попадем под кабалу русских, — настаивал на своем рыжий. Арва равнодушно слушал спор, но когда солдат заговорил о русской кабале. Он не удержался и, повысив голо, заговорил:- «После гражданской войны Ленин и Сталин нам дали самостоятельность. Мы забыли об этом и отгородились от Советского Союза линией Кирка-Мннергейма. В 1939 году она развалилась, и русским не составляло труда оккупировать Суоми. Они не пошли дальше и оставили нас в покое. А мы, как бандиты, из-за угла вонзили нож в спину России. Тем не менее, выход из обанкротившейся политики есть только в налаживании взаимоотношений с нашим настоящим Великим соседом. Советский Союз на протяжении своего существования не посягал на чужую территорию, и даже в трудную минуту, когда наши союзники топтали землю России, оставался верен своей политике, уважения других народов. Поэтому я присоединяюсь к мнению капрала.

— Арва не только присоединяется, но и агитирует против родины, — заметил цинично солдат.

— Это заметно с первого дня пребывания его в охране. К тому же он читает книги Ленина и Сталина.

— Неправда! Для родины я не пожалею жизни!

— Выходит, по-твоему, я тоже против родины, — перебил Арву старый социал-демократ, — если Арва согласился с моим мнением! Смотри! — он снял рубашку и повернулся кругом, — Эти шрамы я получил на фронте, а не тогда, когда лез кому-нибудь в карман. Видел! Ты оскорбил меня. Я прощаю тебе. Но одно плохое упоминание о Ленине и Сталине — ты будешь бит.

Солдат не дослушал угроз капрала и вышел из барака. Он хотел доложить начальству и полиции на преступную агитацию Арвы, но побоялся мести, за то счел своим долгом, как социал-демократ, поставить в известность руководство партии о недостойном поведении капрала Кивимяки.

И старый социал-демократ без жалости расстался со своим билетом.

31. Мастер смены

Швед-мастер раньше был работником оперативного отдела шведской армии, но политические разногласия во взглядах со своими коллегами заставили покинуть ее, несмотря на то, что в будущем для него карьера рисовалась блестящей. Затем он служил в финской армии в качестве консультанта, не сработался с финской военщиной по тем же причинам и навсегда покинул военную службу. Сняв майорские погоны, поступил в рудник на должность мастера. Он, как шарик, носился по шахте с веселой и добродушной улыбкой. Круглое лицо, маленький носик, белоснежные зубы — придавали его лицу женственное выражение, но за этим скрывался твердый и упрямый характер. Он был умен и злопамятен, не любил возражений и терпеть не мог подхалимства. Не разделяя мнений коммунистов, он был ярым противником войны против Советского Союза, презирал и ненавидел немцев, но в разговорах был осторожен и сдержан. Шахтерскую работу знал хорошо, относился к ней добросовестно и прекрасно разбирался в людях. Швед первый обратился внимание на Леонида. Финны называли его «плохим мужиком», но товарищи по работе относились к нему с большим уважением. Он оценил его и понял — Леонид является не только человеком, в котором не сломлены убеждения в победе своего народа над врагом, но и человеком умным, руководящим другими военнопленными.