Жестокие игры - Джоди Пиколт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джордан нахмурился.
— Сейчас увидите, к чему я веду, Ваша честь.
— Я позволяю вам задать еще один вопрос, мистер Макфи, — заявила судья.
— Мисс Абрамс, правда ли то, что вы с подругами пошли в ту ночь в лес, чтобы отпраздновать Белтайн… как и все ведьмы на земном шаре?
Мэтт Гулиган даже задохнулся от возмущения. Или, может быть, он боролся с тем, чтобы не закричать во весь голос: «Протестую!»
Но Челси опередила прокурора, не дав ему возможности вмешаться. Ее щеки раскраснелись от злости, у нее было такое выражение лица, какое бывает только у подростков, которые хотят показать взрослому, в данном случае Джордану, что о нем думают: что он распоследний подонок и жлоб.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите. О каких там Белтайнах-тайнах? Мы с подругами пошли проветриться. И точка.
— Мистер Макфи, — позвала судья, — продолжайте. Не тяните время!
Присяжные смотрели на Джордана с таким же презрением, как и Челси. Ладно, возможно, он слишком поторопился… и его намеки сочли бредом. Он прекратит допрос свидетельницы. Если повезет, правда все же выплывет наружу. И Томас не перестанет с ним разговаривать.
Томас…
Джордан мысленно попросил у сына прощения.
— Мисс Абрамс, вы носите украшения?
Опять этот взгляд. Господи, чему только их учат в школе?
— Нет, — ответила девочка.
— А сережки?
— Иногда.
— А браслеты, ожерелья, кольца?
— Нет.
— Правда ли, что сейчас на вас надет медальон?
— Да, — выдавила она.
— Правда ли, что вы никогда его не снимаете?
— Я…
— Не могли бы вы показать его суду?
Челси взглядом спросила у прокурора разрешения, потом медленно вытащила из выреза блузы длинную цепочку с висящей на ней пятиконечной звездой.
— Что это за символ, мисс Абрамс?
— Не знаю. Просто мне нравится.
— Вы знаете, что пятиконечная звезда называется пентаграммой?
— Нет.
— И что пентаграмма — символ языческих верований… верований тех людей, которые тридцатого апреля отмечают Белтайн?
Челси спрятала медальон под блузку.
— Это просто талисман.
— Разумеется. А вы с подружками в ту ночь просто вышли погулять и оторваться.
— Протестую!
— Снимаю, — ответил Джордан. — Больше вопросов не имею.
Позже в тот же день
Окружная тюрьма Кэрролла
Боже, как больно его здесь видеть!
Эдди вошла в зал суда в качестве свидетеля, и ее взгляд остановился на обвиняемом. Сердце билось так сильно, что она вынуждена была сунуть руку под жакет, чтобы прижать его и унять боль. Когда Джек улыбнулся ей и кивнул, словно говоря «Ты сможешь», Эдди чуть не разрыдалась.
«Господи, пожалуйста, — молилась она, пока ее приводили к присяге. — Всего лишь небольшое землетрясение. Пожар. Что угодно, лишь бы этот кошмар закончился прямо сейчас, до того как я вынуждена буду свидетельствовать».
В этот момент двери распахнулись и вошел ее отец.
— Папа!
Он нес огромную корзину, из которой шел непередаваемый аромат. Из-под голубой в белую клетку салфетки, накрывавшей корзину, поднимался пар. Рой направился по проходу к судье, не преминув подмигнуть дочери.
— Ты сразишь их всех, милая, — заверил он. — А я раздам выпечку, пока горячая.
Он поставил корзину возле стенографистки и снял салфетку. Зал наполнился ароматом свежеиспеченных кексов.
— Возьмите, Ваша честь. Вы здесь главная, поэтому первый кекс — вам.
К этому времени Алфея Джастис уже обрела способность говорить.
— Мистер…
— Пибоди, к вашим услугам. Можете называть меня Роем.
— Мистер Пибоди, — продолжала она, — нельзя врываться в зал суда посреди процесса.
— А я не врываюсь, — сказал Рой и начал раскладывать кексы на столе у защиты, у прокурора, вкладывать их в руки присяжных. — Считайте, что я походная кухня.
— Как бы там ни было… Это что, с арахисовым маслом?
— Отличное обоняние, мадам! Кексы с арахисовым маслом и джемом. Мои отличаются тем, что я добавляю арахисовое масло в тесто, а не кладу в середину, как желе. Небольшой перекус. Я решил, что вам не помешает подкрепиться. — Он поднял корзину и повернулся к присутствующим в зале. — Остальное вам. Правда, я не ожидал, что придет так много народу, поэтому поделитесь с соседом.
— Ваша честь! — возмутился Мэтт. — Этот человек не имеет права здесь находиться. Он выступает свидетелем.
Джордан проглотил кусок кекса.
— Да бросьте, не стоит лезть в бутылку. Он просто принес угощение.
— Он самым вульгарным образом пытается повлиять на присяжных, — отрезал Мэтт. — Вы только взгляните на них!
Присяжные уже занимались тем, что или пытались снять бумажку, в которую был завернут кекс, или отправляли кусок себе в рот.
— Мистер Пибоди, — сказала судья, — боюсь, я вынуждена просить вас удалиться до тех пор, пока вас не вызовут в качестве свидетеля защиты.
— Я понимаю, Ваша честь.
— А вы, случайно, не захватили молока?
Рой улыбнулся.
— В следующий раз не забуду, обещаю.
— Никакого следующего раза не будет! — прогремел Мэтт. — Я хочу, чтобы в протоколе зафиксировали, что я протестую против этих… фокусов, которые придумал Макфи.
— Я? — изумился Джордан. — Я вовсе не советовал ему разыгрывать из себя Бетти Крокер.
— Мистер Гулиган, ваш протест будет внесен в протокол, как только секретарь суда доест кекс, — сказала судья. — И это всего лишь приятный сюрприз. Поскорее ешьте и продолжим допрос вашего свидетеля.
— Я не стану есть этот кекс! — торжественно заявил прокурор.
Судья удивленно приподняла брови.
— Что ж, мистер Гулиган, у нас свободная страна.
Рой отвесил благодарственный поклон и удалился.
— Ваша честь, могу я подойти? — спросил Джордан. Представители сторон подошли к судье.
— Слушаю, мистер Макфи, — поторопила судья.
— Если окружной прокурор не хочет есть кекс, можно мне взять его?
Судья Джастис покачала головой.
— Боюсь, это не мне решать.
— Приятного аппетита! — огрызнулся Мэтт, обращаясь к Джордану. — Надеюсь, вас не будут мучить кошмары из-за того, что вы превратили процесс по делу об изнасиловании в фарс. — Он вернулся к своему столу и с вызывающим видом отодвинул нетронутый кекс в сторону. — Обвинение вызывает Эдди Пибоди!
Целых десять минут Эдди не позволяла себе смотреть на Джека. «Ты сможешь, — уверяла она себя. — Просто отвечай на вопросы».
— Вы пришли сюда не по доброй воле, не так ли, мисс Пибоди? — спросил Гулиган.
— Да, — призналась она.
— Вы все еще находитесь в близких взаимоотношениях с Джеком Сент-Брайдом?
— Да.
— Расскажите суду, что произошло, когда вы обнаружили его на улице без сознания.
Эдди сцепила руки на коленях.
— Когда он пришел в себя, я отвела его наверх в спальню, обтерла полотенцем, и мы заснули.
— Вы хорошо рассмотрели его лицо, мисс Пибоди?
— Да. Оно все было в ссадинах, и глаз заплыл.
— Где были ссадины?
— На глазу, на лбу.
— На щеке были царапины? — задал вопрос прокурор.
— Нет.
— Как долго вы спали?
— Пару часов.
— А отчего проснулись?
— Не знаю. Думаю, просто почувствовала, что его рядом нет.
— И что вы сделали?
— Пошла его искать… и услышала шум из комнаты своей дочери.
— Это вас удивило?
Эдди сделала глубокий вдох.
— Да, — ответила она. — Моя дочь умерла семь лет назад.
— Вы вошли в комнату?
Эдди принялась теребить нитку, торчащую из юбки, и подумала: «Вот так и в жизни — один пропущенный стежок, и самое крепкое соединение может распасться в одно мгновение».
— Он складывал в коробки ее вещи, — негромко произнесла она. — Снял с ее постели белье.
Окружной прокурор сочувственно закивал.
— Вы поссорились?
— Да, спорили несколько минут.
— Ваша ссора переросла в драку?
— Нет.
— Чем все закончилось?
Она поклялась говорить правду и знала, что наступит момент, когда ее слова превратятся в стрелы, направленные Джеку прямо в сердце.
— Я велела ему уходить.
— И он ушел?
— Да.
Если бы она его не выгнала, он не оказался бы той ночью в лесу. Он бы и близко не подошел к Джиллиан Дункан. Тысячи раз она задавала себе вопрос: как можно сваливать вину на одного Джека, если абсолютно ясно, что во всем виновата она?
— В котором часу мистер Сент-Брайд ушел?
— Где-то без четверти десять.
— Когда вы в следующий раз увидели подсудимого?
— В половине второго ночи, — прошептала Эдди. — В закусочной.
— Можете описать его физическое состояние?
Каждое слово вонзалось ей в сердце.