Ирод Великий - Юлия Андреева

Если же обвинения правы и, не смотря на отсутствие в этом деле логики и здравого смысла, Александр и брат его Аристобул замыслили против тебя, то я бы поискал, не втерлись ли в доверие к юношам сим благородным коварные обольстители, что науськивали их против тебя? Может, кто колол глаза им смертью их матери? Взывал к отмщению? Вот и сбились с пути два неопытных юноши, которые и знали в этой жизни разве что римских учителей, игры, праздники, охоты, жен своих да деток.

Старые люди нередко с пути истинного сбиваются, поверив негодным советчикам, что же говорить до молодежи без опыта и знаний?

Глава 30

Читал покаянные записи царь Архелай, мрачнел, потел, бледнел. То от стены к стене ходил, то бороду нетерпеливыми ручонками теребил, в великую тайну проникнуть тщился. И ведь проник!

– А скажи мне многомудрый и долготерпимый иудейский царь, с какой силой нужно было терзать молодого человека, чтобы он от гонителей своих в темнице твоей спрятаться не побоялся:

Потому как по всему выходит, что страшнее неволи для него воля сделалась, тяжелее оков стальных мысли о том, что отцу его напраслину возводят на сыновей его.

Разберись, кто в твоем царстве имеет власть угрожать сынам твоим?

Задумался Ирод, только кого винить, кому голову рубить, кроме собственного брата, коего он же сам тетрархом упросил императора назначить?

Устрашился Ферора, когда ближних его начали и не по одному, а десятками тепленьких брать, и в чем были в пыточные залы подземные тащить.

Возроптал тогда Ферора, к Ироду в ноги поспешил кинуться, только не принял его царь. Закручинился, и делать нечего, к всесильному Архелаю на поклон явился. Мол, заступись премудрый царь за ничтожного раба твоего. Жил мол, не тужил при старшем брате. Что ни поручит исполнял, верен был яко пес, а то, что от Саламсо – дочери Ирода отказался, так не по дурости и злонамеренности сие произошло, а токмо от любви, о которой сам царь Шломо пел. А теперь и говорить о том не след, ибо прилив сменился отливом, и просватана она нынче за Фазаеля сына Саломеи. Его счастье.

В общем, поскольку ныне ты самое доверенное лицо у царя Иудейского, к тебе и просьба, научи, как делу помочь, от топора шею спасти, от петли избавить?

Поняв, что Ферора ныне у него в руках, Архелай сделал вид, будто бы пытается ему помочь, и посоветовал явиться к Ироду и самому во всем чистосердечно признаться. Мол, не поднимет Ирод руку на младшего брата, причем, брата любимого, коли, тот не станет оправдываться и глупыми спорами раздражать, а покается чистосердечно, пообещав впредь быть послушным и блюсти мир и покой в семье.

Так и сделал Ферора. Надел на себя черные траурные одежды, и без драгоценностей и пышной свиты один во дворец к Ироду явился. Думал еще голову пеплом посыпать, но побоялся, как бы царь, вид его излишне печальный в насмешку себе не принял.

Пал к ногам царевым Ферора и с плачем взял на себя всю вину, что в свитках ему приписывалась, благодаря чему с Александра сразу же обвинения в клевете сняты были.

А как Ферора все грехи на себя принял, вроде как, и Александра не в чем стало обвинять. Сам пострадал, чуть головы не лишился. А тут еще и Архелай многомудрый назад заторопился, и дочери своей велел в путь собираться, ибо, хоть муж ее жизнь и сохранил, а все же виноват перед всем миром, и особенно перед императором, которому Ирод обо всем давно отписал. Тут уж пришел черед Ироду просителем перед Архелаем выступать, дабы дочь свою не забирал, семью не разрушал. Потому как умна Глафира дочь Архелая, царственна, красива и весьма осторожна. Любит ее Александр, любят дети их Тигран и Александр. И пока она с ними, завсегда мужа своего от дел недостойных уберечь сможет, охранит, правильную дорогу укажет. Без нее же… чего ждать от молодого повесы? Семья – пристань для корабля, гнедо для птицы. Утратит корабль пристань, будет мотать его в безбрежном море-океяне, лишится птица гнезда, станет беспризорной она.

– Слова твои понятны мне и весьма желанны. Только ведь не уберегла же Глафира Александра сына твоего от дел греховных и весьма паскудных, от слов глупых, от речей опасных, – выслушав Ирода, засуетился ему на встречу Архелай. – Слов нет, как чту я тебя и весь род твой, как близок мне народ иудейский и песни царя Шломо – царя поэтов и поэта царей, как хочу я быть твоим родственником. Посему, возьми мою дочерь любимую Глафиру и выдай за кого только ни пожелаешь, за брата, свата, племянника, внука, самого дальнего своего родственника, дабы не обрывалась связующая нас нить. Но, только не за сына твоего Александра – второго претендента на престол, ибо не желаю я через несчастья твоего первенца, привести зятя своего к престолу иудейскому. Глафиру – дочь мою посадить царицей в Иерусалиме, а единственно, хочу когда-нибудь еще приехать к тебе как к своему родственнику, дабы сидели мы с тобой в саду и вдыхали ароматы цветов кипра, попивали дивные напитки и вели ученые беседы. Ибо, дружбой твоей дорожу я больше чем всеми сокровищами этого мира, мудрость твою превозношу, и счастлив уже тому, что два мальчика на свете живут, в которых твоя и моя кровь перемешалась, мечом не разрубишь!

Услышав такие слова, Ирод прослезился, и принялся умолять Архелая изменить решение и снова доверить Глафиру его сыну Александру.

На том и порешили. В подарок Архелаю за дружбу и спасение сына, Ирод подарил золотой трон весь разукрашенный драгоценными камнями и семьдесят талантов, дал ему евнухов в Египте обученных, а так же дивной красоты наложницу по имени Паннихия, на которую высокий гость с первого дня заглядывался. Кроме того, каждому из свиты царя Архелая, будь то хоть последний стражник или ничтожный слуга, сам Ирод лично вручил драгоценные подарки. И так же поступили все члены царской семьи и особы приближенные, после чего сам царь вместе со своими сановниками и праздничным эскортом сопроводил посольство до границы Антиохии, что было данью уважения и почтения.

Так рассудил членов семьи Ирода многомудрый царь Архелай.

Глава 31

Еще при Архелае, Александр был отправлен по наущению своего тестя в Рим, дабы держать там ответ перед Императором и самолично передать отцово письмо, в котором тот излагал в подробностях обстоятельства расследования и то, отчего в начале Ирод написал, будто бы сын его Александр замыслил отцеубийство, а после снял с него всяческие обвинения, вернув отцовское расположение и любовь.

Меж тем и после очередного примирения Ирода с сыновьями, в царстве не сделалось легче дышать. Ферора был прощен, как и в прошлый раз, Ирод просто закрыл его дело, хотя продолжал преследовать лиц, указанных в записках Александра, проводя допросы при помощи каленого железа и кнута, так что можно было ожидать, что вскоре снова всплывет имя Саломеи, но только вряд ли Архелай ринется ей на помощь. Обсудив происходящее с Алексой, мы приняли решение, что Саломея должна будет отправиться с детьми на Родос, где у него была вилла, и я тайно последую за ними. Я заплатил ему за виллу, так что формально она продолжала принадлежать мужу Саломеи, а значит и ей, а фактически я купил ее. Но, буквально в последний момент Ирод разгадал, что Саломея пытается сбежать от него. Алексе было сделано строгое внушение, впредь следить за супругой, а пресловутые труды Александра вновь обосновались на мраморном столе Ирода. Саломеи же было строго настрого запрещено впредь покидать пределы Иудеи без письменного разрешения царя. И хотя она продолжала жить в своем доме и пользоваться привилегиями сестры царя, формально это был домашний арест.

Теперь Ирод почти уже не вызывал меня в замок, не поручал новых дел, не искал моего общества, его сын Ирод уехал вслед за Александром в Рим, где как и другие дети царя должен был проходить обучение. Представлять его императору взялся Николай Дамасский, через которого я тщился отыскать обратную дорожку к сердцу Ирода. Так что я был вынужден проводить дни в безделье, не способный ни добраться до царя, за которым должен был приглядывать, ни вывезти из царства свою женщину.

Не в силах разобраться с этой закавыкой, я был вынужден настаивать на личной встречи с Криспином Марцием Навусом, которого, и просил помочь мне разрубить этот узел. И он пообещал прислать к Ироду другого «тайных дел мастера», который бы втерся в доверие к иудейскому царю, избавив меня, таким образом, от моих обязанностей. Что же до Саломеи, то мы решили изобразить ее смерть и вывезти после, под другим именем.

Так что теперь, оставалось только ждать, когда в мой дом постучится мой долгожданный приемник, которому я должен был помочь освоиться на новой почве, внедриться в самое сердце иродова змеючника. Чтобы я уже мог с чистым сердцем спалить дом Алекса II, в котором найдут обгорелый труп его супруги и возможно детей, если те согласятся убраться вместе с нами из сделавшейся слишком опасной Иудеи, в поисках нового счастья.