Ирод Великий - Юлия Андреева

Аристобул пока еще не был арестован, или возможно находился под домашним арестом, о Береники и внуках по-прежнему не было слышно. Точнее, мы знали, что она в третий раз в тяжести и вроде как повитухи не исключали, что снова будет двойня. Впрочем, наши сведения были месячной давности, а за месяц всякое могло произойти. Тем более в ситуации, когда со дня на день можно ждать ареста, а рядом никого, с кем можно посоветоваться.

Саломея рыдала в подушки, каждый день, ожидая, что за ней вот-вот явится стража или посыльный сообщит о преждевременных родах и смерти нашей дорогой дочери.

Глава 29

Аресты производились в домах и на улицах, в храмах и синагогах. Кого-то подвергали пыткам, кого-то обезглавливали без суда и следствия. Ирод видел измену в кружке вина или странно расположенных цветах в вазах, которые словно говорили о чем-то угрожающем, повсюду ему мерещились враги и тайные убийцы. Разогнав придворных, он сидел во дворце окруженный стражей и слугами, каждый из которых в любой момент мог быть отправлен к палачам.

Дошло до того, что в гости к Ироду явился встревоженный положением зятя и дочери с внуками царь Архелай, на мудрость и влияния которого мы с Саломеей искренне уповали. Так что, не удержи я Саломею, она, не опасаясь интриг и доносов, сама побежала бы на встречу царю Каппадокии, в слепой надежде защитить Беренику и ее детей.

Вестимо побежала бы, только для чего же здесь я, как не для того, чтобы вот такие порывы пресекать в зародыше. Сам отправился, как частное лицо, в прошлом друг и доверенное лицо Ирода. Не мог царь Архелай отказать такому человеку как я, и не отказал. Да только встреча не произошла по воле богов. И Архелая я видел лишь мельком и на расстоянии. Ехал надутый такой, жирный, важный, красно-рыжий, бородатый с царской диадемой на голове, пальцы толстые в перстнях, на шее золотая лунница с какими-то знаками – то ли табличка на манер пропуска, то ли охранный оберег, поди, разберись. Да и было ли мне время загадки разгадывать? Сунулся было, да куда там. Я то рассчитывал, честь по чести доложиться через царевых приближенных, а он не отдыхая, не отрясая дорожной пыли, и даже не завтракая, прямым путем к Ироду, который сычом сидел в Александриуме, от злобы пух, дрожал на каждый стук и шорох. Всех боялся, каждого подозревал. Не… без крайней надобности, я бы к нему соваться не стал, не такого полета птица, чтобы невредимым вывернуться. Другое дело Архелай – уважаемый человек, также как и Ирод – ставленник Рима, причем, в своих правах, без глупых страхов и особых врагов. В общем, не успел я переговорить с Архелаем, о чем жалею, ибо царь Архелай сиречь муж достойный и искусный в делах ведения переговоров и улаживанию разнообразных споров и дрязг, как раз в это время обивал порог Александриума.

Впрочем, означенный царь и без меня свое дело знал, и в советниках не нуждался.

Явился к Ироду толстобрюх и громогласен. Встал посреди главного зала, толстыми, короткими ногами в землю уперся, бородищу красную вперед себя выставил, руки в боки, да как заорет:

– А где валяется голова недостойного моего зятя-отцеубийцы? А подайте ее мне немедленно, дабы я мог самолично размозжить ее о стену, потому как таково мое возмущение и гнев праведный. А где моя дочь Глафира, что в своем доме предательство терпела и своему второму отцу величайшему из царей Ироду не доложила? А подайте мне и ее, ибо хочу присоединить дщерь провинившуюся к драгоценному супругу – будь даже она непричастна к его заговору. Все равно одним союзом с таким человеком она уже обесчестила себя на веки веков. Подай мне сюда Глафирку и я собственноручно обезглавлю ее, а затем и внуков моих, ибо не достойны они жить на этой земле! – Выдохнул честный Архелай, и затряслась его борода в беззвучной ярости.

– А тебе царь великий, родственник мой названный Ирод, вот что скажу. На что господь всемогущий наделил тебя столь титаническим терпением, что не смотря на явные доказательства предательства, ты до сих пор сохранил жизнь Александру? Я спешил к тебе будучи уверенный, что основные заговорщики мертвы, и теперь я смогу вместе с тобой судить мою любимую дочь Глафиру, которую отдал за Аристобула лишь из уважения к тебе лично.

После этого Ирод вышел к гостю незваному, и обняв Архелая уверил его, что до сих пор не казнил ни одного из своих сыновей, что же до достойной Глафиры, и внуков, то об этом даже и не помышлял. После чего Архелай снова начал гневаться, обвиняя Ирода в излишнем чадолюбии и непростительных колебаниях.

– Рука царя должна быть твердой, ум холодным. – Увещевал он Ирода, усаженный рядом с ним на шелковые подушки и принимая от прислужницы чашу изысканного вина. – Если твое милосердие и безграничная любовь к детям не позволяют тебе судить и покарать преступников, давай обменяемся обязанностями – ты будешь судить и если нужно казнишь мою дочь, а я решу участь твоих сыновей? Таким образом, мы будем уверены, что отцовские чувства не застят нам разум, и справедливость восторжествует.

Признаться, Ирод и мысли не имел казнить Глафиру, навлекая тем самым гнев каппадокийского царя. Самое большее – отправил бы ее домой, вернув приданое, ибо по смерти мужа, не собирался оспаривать своей власти над этой гордой высокомерной женщиной, равно как и заниматься ее дальнейшим устройством, подыскивая нового мужа, устраивая ее быт. Поэтому, не разобравшись в мотивах движимых умным Архелаем, Ирод поверил ему, ибо, решившись предложить столь странный суд, Каппадокийский царь добровольно отдавал в заложники собственную, любимую, как он сказал, дочь.

Лишь слегка пригубив вина, Архелай не любил этот напиток, предпочитая мед или даже чистую воду, согласился он последовать в другой зал, где рабы уже накрыли обильный стол, дабы царь Иудейский мог приветствовать своего родственника, как это и принято среди честных людей.

Отобедав, они направились в сад, где в это время суток было прохладно и цвели изумительные по своей красоте цветы кипра, которые Ирод распорядился посадить в честь матери. Там, горько вздыхая и поминутно сетуя на свалившиеся на его голову горести, Ирод вручил Архелаю свитки Александра, а сам сел в сторонке, обещая не мешать во время чтения, и то и дело украдкой наблюдая за тем, как изменяется выражение лица гостя.

Долго читал царь Архелай, сам читал, внимал, вздыхая и мрачнея лицом. Уже давно устал ждать решения его Ирод. В трудах прошло сладкое послеобеденное время, подкрался ужин, уже покраснели глаза у чтеца, но не кликнул он кого-нибудь из придворных себе в помощь, не сел за трапезный стол дотошный Архелай, а вместо этого удалился в одну из тихих комнат дворца, дабы осмыслить прочитанное.

Страшно Ироду, а что поделаешь, коль уговор дороже денег, а денег у Архелай что песка в пустыни. Читал Архелай так: послюнит пальцы, ухватит за краешек свитка, отмотает сколько надо, и ну вздыхать да охать.

Подскочит Ирод, причину царевых вздохов узнать, закроет рукой рукопись Архелай многомудрый, глянет проникновенно в очи царя Иудейского, дождется, когда тот на место возвернется, и ну снова читать да охать. Время от времени останавливался, однако Архелай, вслух читал что-либо из книги, советовался, как понимать сие, и не имел ли в виду Александр иного? А после снова за подвиг свой многотрудный брался.

– Вот пишет Александр – сын твой, об участии в заговоре брата твоего Фероры, так повели расследовать и это дело. И коли сын твой честно во всем признался, а не напраслину на благородных людей возвел, то отчего и другим не ответить за их проступки. А сыну твоему спасибо сказать, за то, что вовремя предостерег он тебя.

Таким хитрым образом, Архелай слово за словом переложил груз вины с плеч зятя на «участников заговора» перечисленных в «покаянных» трудах.

– Читаю я признания твоего сына Александра, – говорил, оторвавшись от чтения намотанного на тугой валик свитка Архелай, – и не могу постичь одного, отчего бы сыну, возведенному тобой в царское достоинство и имеющему царское содержание покушаться на жизнь твою? Если уже известно, что после тебя престол достанется старшему, и возможно, тогда он – Александр лишится и короны и денег, будет сидеть запертом в какой-нибудь крепости, а то и вовсе казнен? Как раз наоборот – он – Александр вкупе с Аристобулом должны бога ежедневно молить, чтобы продлил он им дни радостной и привольной жизни, когда ничего толком не делая, ни за что, не отвечая, можно на золоте есть, лучшие вина вкушать, жен любить, с друзьями играть забот не знаючи!

Я бы скорее поверил, что Антипатр, о котором говорит в сочинениях своих Александр, мог возжелать получить власть побыстрее, да еще Ферора мог опасаться, что коли сыны твои от хасмонейской царицы в силу войдут, как бы не выбросили они его тетрарха с четвертью доходов вон из царства. Думаю я, что Александр не от хорошей жизни эти четыре свитка длиннющих написал, а потому, что по-другому не знал, как о помощи тебя попросить, ибо не он убить тебя замышлял, а на него покушение готовилось. Заговор, организованный братом твоим младшим и на сию пору единственным, сестрой любимой, да старшим сыном, которые опасались, что народ иудейский может в очередной раз волю свою изъявить и молодого, красивого да образованного на римский манер над собой царя возжелать. Царя царской крови. Он же Александр, как и Аристобул, тобой обласканы были, и зла за пазухой не держали, это их в собственной семье все извести желали, ибо оба они достойны, править после тебя, о чем император писал мне неоднократно.