Огненная земля - Аркадий Первенцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Прибыли капитан Букреев и капитан Батраков по вашему приказанию, товарищ контр–адмирал, — раз- дельно, как будто любуясь каждым аккуратно отрубленным словом, доложил адъютант.
— Просите. Закажите в салоне ужин на четыре персоны и бутылку вина. Подать сюда… Я позвоню, когда. Идите!
Мещеряков поправил абажур на лампе пухлыми пальцами с тщательно отполированными ногтями, приосанился. Увидев входивших в кабинет Букреева и Батракова, он встал из‑за стола и направился к ним.
— Ожидал, ожидал. Не представляйтесь, Николай Александрович. Наслышан.
— Откуда, товарищ контр–адмирал?
— О, вы очень хорошо улыбаетесь! — воскликнул Мещеряков. — Но улыбка, слишком, я бы сказал, гражданская. С нашими орлами нужно что‑нибудь такое… — он прищелкнул пальцами.
— Я…
— Не смущайтесь, — сказал Мещеряков. — А вы, я вижу, с характером, Букреев. Если бы это вам сказал не контр–адмирал, пожалуй бы, сцепились. Ишь, как у вас побледнели уши! Ну, ничего, ничего… Знакомьтесь, Николай Александрович, с товарищем Шагаевым и присаживайтесь.
Мещеряков в непринужденной беседе «прощупывал» нового командира батальона самыми разнообразными перекрестными вопросами: каково здоровье, плавает ли, не охотник ли или рыболов, умеет ли ставить парус, знаком ли с немецким оружием, где семья, какие получает письма из дома, каковы отношения с Тузиным…
Букреев понимал скрытую цель всех этих вопросов. Ему было ясно, что десанту придается большое значение, что дело не за горами, что батальону предстоят тяжелые испытания, что контр–адмирал, заочно назначив его командиром, сейчас проверяет, пока не поздно, правильность назначения…
Пятнадцатилетнее пребывание в армии и в погранвойсках, где изучению обстановки и человека принадлежит первая роль, помогли Букрееву разобраться во всем происходящем сейчас. Узнав теперь от самого Мещерякова причину отстранения Тузина, он не стал отзываться о нем плохо. Он знал Тузина с хорошей стороны. Правда, они еще не воевали бок о бок, а ведь только тогда начинается настоящая проверка… Конечно, поведение Тузина ничем не оправдано. Он никогда не жаловался на болезнь, это был примерный здоровяк.
Контр–адмирал потребовал усиления подготовки батальона.
— Надо учить батальон азартно, —говорил он убежденно, — в обучении должна быть железная логика. Я выделил вам плавсредства, учите людей быстро грузиться, успешно достигать берега, моментально выбрасываться на берег. Подберите здания в городе, учитесь их блокировать, забрасывайте гранатами, штурмуйте. Приучите всех к огню, к настоящей боевой обстановке, к точному, почти механическому взаимодействию.
Букреев сосредоточенно, нахмурив брови, слушал контр–адмирала, и тот, продолжая наблюдать Букреева, окончательно утвердился в первоначальном своем решении.
— К вам, Букреев (контр–адмирал не называл его уже по имени и отчеству), в батальон влились ветераны десантных атак, люди, с которыми вы еще не знакомы. Нам пришлось, так сказать, перетасовать несколько батальонов, чтобы равномерно улучшить их личный состав.
— Мне говорил об этом капитан Батраков, товарищ контр–адмирал.
— Вероятно, он сказал вам, что многих людей из вашего батальона, сформированного в П., мы решили передать Ботылеву и он с ними сейчас воюет, а от него взяли к вам ветеранов, рядовых и офицеров?
— Мне говорил и об этом капитан Батраков.
— Отлично. Конечно, вас не должны особенно радовать такие мероприятия. Лучше прийти в батальон знакомый, но ничего не попишешь, Букреев. Мы должны форсировать Керченский пролив, и это в первую очередь должны сделать морская пехота и корабли. Поэтому мы равномерно укрепляем все звенья штурма. Я хочу предварительно заочно познакомить вас с офицерами батальона.
Мещеряков полузакрыл глаза, откинулся в кресло и, пригибая на руке пальцы, принялся перечислять офицеров, давая им характеристики. Чтобы так говорить о людях/как говорил 'Мещеряков, нужно было знать их лично,' изучив не только на основании донесений и наспех услышанных мнений. Мещеряков хвалил Баштово- го, начальника штаба батальона, назвал его другом Цезаря Куникова и его соратников по борьбе на Малой земле, что служило отличной рекомендацией. Тепло говорил контр–адмирал о командире первой стрелковой роты Рыбалко, как о человеке примерной исполнительности и храбрости: «где нужно проломить — проломит, где нужно удержать — удержит», о командире пулеметной роты Степняке — красавце, песеннике и храбреце, о молчаливом сибиряке Цыбине — командире автоматчиков, герое новороссийского штурма, о Яровом, Горленко, Курилове, молодых, отважных офицерах, о многих других… Букреев понял, что Мещеряков любит всех этих людей, они вырастали на его глазах, ему, может быть, хотелось похвалиться ими. Букрееву стало ясно, что в батальон пришли люди, специально подобранные, — это был цвет офицерского состава морской пехоты. Теперь было понятно и отстранение Тузина. Он не подходил к такому батальону.
— Я вас, кажется, уморил, —закончил Мещеряков, — сами лучше меня узнаете всех. В бою! В бою засияют новые имена… И вот мой совет, Букреев: держитесь Батракова. Он вам первый помощник и друг…
Мещеряков нажал кнопку звонка, в дверях показался адъютант.
— Ужин прикажите подать.
Адъютант вышел, Мещеряков поднялся из‑за стола, посмотрел на часы. Очевидно, прием был закончен. Букреев встал.
— Разрешите итти, товарищ контр–адмирал?
— Нет, нет, оставайтесь и вы, так сказать, на стакан чая. Моряки гостей голодными не отпускают.
Миловидная женщина ловкими движениями тонких рук расставила тарелки на столике, прозвенела ножами и вилками, откупорила бутылку вина. Открыв судки, она кивнула головой и смущенно ушла, чувствуя на себе взгляды мужчин.
— Да… Все мы люди грешные, — сказал Мещеряков после ее ухода.
Шагаев рассмеялся, за ним — Букреев и сам Мещеряков. Только Батраков сидел такой же серьезный, смотря на всех своими ясными глазами и не понимая причины смеха. Мещеряков потрепал его по плечу.
— Или в самом деле аскет, или тонко играешь…
— Я не понимаю, — Батраков покраснел, пожал плечами.
— Иосиф! Пьешь‑то хотя?
— Не пью, товарищ контр–адмирал. Если для компании и то очень немного.
— Скучный у вас будет заместитель по политической части, Букреев!
— Никак не приучу, — пошутил Шагаев, присаживаясь к столу вслед за Мещеряковым и любовно оглядывая пищу. — Начнем, пожалуй, с салатика. Прошу разрешения, Иван Сергеевич.
— Да, — Мещеряков замахал руками, — чтобы не забыть!
Он встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с морской фуражкой в руках.
— Вам, Николай Александрович. Как бы «посвящение в рыцари». Появиться перед моряками должны в этой фуражке обязательно. Ну‑ка, наденьте. В аккурат, как говорит мой шофер. Носите до славы. А она не за горами. Теперь выпьем за нового моряка, капитана Букреева.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Тщетно прождав до ночи Букреева и Батракова, задержавшихся у контр–адмирала, начальник штаба батальона Иван Васильевич Баштовой решил уйти домой. Оставив в штабе командира взвода связи лейтенанта Плескачева, Баштовой вышел на улицу.
Тучи расходились, и на проясневшем небе заблестели звезды. Потеплевший ветерок шевелил на деревьях листья. В темноте слышался их неумолчный, тонкий шелест. Казалось, тысячи бабочек, уцепившись за ветви деревьев, трепыхали крылышками.
Баштовой постоял под деревьями, прислушался к этому странному шуму и, расстегнув китель, пошел цомой по береговой дороге. Под ногами скрипела щебенка. Причудливые кусты боярышника представлялись совершенно недвижными, как скалы. На спуске Баштовой ускорил шаги, предвкушая домашний уют, самовар, диван, на котором можно растянуться и, закурив папироску, поболтать с женой о милых пустяках. «Как все же. быстро, — думал Баштовой, — женщина привыкает к роли жены и матери?» Ведь совсем недавно его жена была автоматчицей их батальона, сражалась вместе с мужчинами. В прошлом году, месяца за три до высадки куниковского десанта на Мысхако, Баштовой, взяв иод руку автоматчицу Олю, пошел с ней в Геленджикский загс и расписался в присутствии группы друзей, вооруженных с ног до головы. Здесь был и сам Куников, взявший с Баштовых слово «иметь его в виду», когда понадобится «крестный папаша».
Ольга, девушка из казачьей семьи, присоединилась в Анапе к отряду Куникова, отходившего тогда к Волчьим воротам. Потом она участвовала в боях под Новороссийском, у балки Адамовича и цементных заводов и высадилась с десантом на Мысхако, где на восточном берегу Цемесской бухты был отвоеван моряками Цезаря Куникова важный стратегический плацдарм, названный Малой землей. Здесь Баштовой получил сведения нашей контрразведки о том, что немцы вырезали в Анапе всю семью его жены — одиннадцать человек — за то, что Ольга ушла с моряками. Баштовой и Ольга вместе переживали это горе. Оно сблизило их еще больше. У Баштового умерла мать, когда он сражался за Одессу, брата–пулеметчика убили под Севастополем, отца давно не было. Судьба соединила на поле сражения Баштового и Ольгу, они любили друг друга. Ольга могла не итти в десант на Мысхако — ее по беременности освободили, но она пошла. Их высаживал Звенягин в зимнюю штормовую ночь. Когда мотобот не мог пристать к берегу, Баштовой бросился в ледяную воду и на плечах вынес Ольгу на берег.