Миллионноглазый (сборник) - Александр Образцов

Петр был четырнадцатым ребенком царя Алексея Михайловича и первым у царицы Натальи Нарышкиной. Очень рано в детской Петра появились военные игрушки и – музыкальные инструменты, как будто грубоватую натуру будущего царя хотели утончить. Цимбальцы с маленькими кистями, унизанные жемчугом, цимбалы с играющими часами. Тщетно. Взрослый Петр с удовольствием играл в основном на барабане в дни побед и праздников, выражая этим свою громоподобную непосредственность.

Но – дань старине и вере, – любил петь на клиросе. И этим проложил традицию в последующие поколения романовского рода: и Павел, и Николай Павлович, и Александр Третий с удовольствием пели в церковном хоре.

Мало мы знаем о Петре – любителе слова. От его прадеда, патриарха Филарета осталась правнуку азбука большой печати. За буквами, слогами и словами следовали молитвы. Азбуку учили долго, вместе с усвоением букв надо было заучивать и молитву. Учителем Петра был благочестивый боярин Зотов. Он боялся своего ученика и часто падал перед ним на колени. Какое уж здесь учение, вроде бы! Но благодаря Зотову будущий царь знал наизусть Евангелие. Тоже, кстати, следовало бы обратить внимание современных педагогов на данный пример образования. Были и художественные книги. Иллюстрированные сказки, вроде Бовы Королевича или Рыцаря Роланда: дежурная литература после Тридентского собора. Это когда еще появятся «античные» образцы. А потом Петр сам выучил греческую и римскую мифологию.

Однажды он выбранил плохой перевод иностранной книги, заявив, что он не для людей сделан. И постановил: «переводчики жалованья до той поры не получат, пока на простое русское наречие книгу не переведут». Недурно было бы и сегодня принять такой указ.

Петру были свойственные трагические и резкие высказывания, шекспировские жесты, что было свойственно и остальным Романовым. Придворный Нартов как-то рассказывал: «Однажды, когда в Петербург приехали плясуны и акробаты, Петр заметил: „Здесь надобны художники, а не фигляры. Петербург не Париж. Пришельцам шатунам сорить грех“. Уезжая же из Парижа и сокрушаясь, что должен покинуть место, где цветут науки и искусства, неожиданно прибавил: „Жалею, что этот город рано или поздно от роскоши и необузданности претерпит великий вред, а от смрада вымрет“».

Как-то король Англии во время пребывания там Петра заметил, что русский царь имеет пристрастие только к морскому делу, а при виде красивых зданий и садов остается равнодушным. На картины Кенигстонского дворца Петр не обратил никакого внимания, зато заинтересовался замеченным на камине королевского кабинета прибором, который указывал направление ветра. Действительно, и в Англии Петр в свободные минуты успевал заниматься столярным делом. Англичане посчитали это мелочным, но в газете за 6 февраля 1698 года опубликовали описание некоторых предметов мебели, которые изготовил русский царь. В Голландии Петр изучал граверное дело. Одна из сделанных им гравюр изображала победу христианства над исламом, в стиле не так давно избранных династией приоритетов.

Пробовал себя Петр в архитектурном деле, выстроив для себя дворцы, Зимний и Летний, на берегу Невы. Главные части здания не соответствовали флигелям и образовывали неуклюжие углы. Но царь распорядился сделать двойные потолки, чтобы получилась иллюзия деревянного домика. Принимал участие и в начертании плана Петропавловской крепости.

Петр обладал невероятной силой воображения. Может быть, эта сила и помогла ему окончательно «поднять Россию на дыбы», перевернув ее вверх дном. В последние годы жизни он мечтал возобновить колосса Родосского между Кронштадтом и Кроншлотом и поставить громадный маяк, под аркой которого могли бы проплывать большие корабли, а наверху возвышались бы крепость и маячный огонь. Он был как бы Геркулесом, орудовавшим в государстве лилипутов. Или слоном в посудной лавке. На выбор.

Петр вообще любил все яркое и победное, потрясающее ум и чувства.

Яков Штелин, автор многих историй о Петре Первом, рассказал, что взирая на огонь, царь сказал прусскому посланнику: «Мне нужно увеселительным огнем приучать мой народ к огню сражения. Я опытом узнал, что тот и в сражении меньше боится огня, кто больше привык к увеселительным огням». Он любил и биение фонтанной струи, – всё через край, всё на разрыв аорты. Но в Петергофе рядом с версальской красотой Большого дворца устроил свой огород, где цветы, приятные глазу, росли рядом с какой-нибудь брюквой.

Петр был подвижным человеком с актерским темпераментом. Он был прирожденным режиссером массовых народных праздников, как бы сейчас сказали. Шоуменом государственного масштаба.

27 июня в день празднования Полтавской победы на площади перед Троицкой церковью устраивали огромную палатку с походным алтарем. Поодаль алтаря стоял Петр, одетый так, как во время самой баталии. В полковничьем кафтане, с небольшими красными отворотами, с кожаной портупеей через плечо, в зеленых чулках. В старых башмаках и старой прострелянной в бою шляпой под мышкой. Народ в точности должен был представлять себе, как выглядел император во время боя.

Однажды немец Фиршт объявил, что в его театре первого апреля будет небывалое представление. Все билеты были раскуплены. Приехал Петр. Вдруг вместо спектакля опустился транспарант с надписью крупными буквами «Первое апреля»! Петр сказал: «Что ж, нечего делать, поедем домой. Подшутил над нами немец». С другими царями так поступать было бы опасно…

Среди петровских увлечений искусством одно из первых мест занимали танцы. Петр любил балы и называл их «ассамблеями». Там царило полное равенство, и каждый мог пригласить не только знатную даму, но и государыню, и ее дочерей. Балы заканчивались в десять часов. На танцах Петр вел себя энергично, как вообще привык вести себя. Екатерина Первая танцевала прекрасно, это было одно из ее любимых занятий. Но старательно вытанцовывала фигуры только с супругом. С другими делала это небрежно или просто ходила шагом.

Петр, по сути, положил начало и спортивным состязаниям, он раздавал народу в аренду парусные и гребные суда. В определенные дни в разных местах города вывешивались особые сигнальные флаги, а на флагштоке Петропавловской крепости взвивался морской штандарт. Это означало, что жителей приглашают выезжать на судах на Неву. Тот, кто не являлся, платил штраф. Но для многих гонки по реке были удовольствием, которое росло еще и от того, что звуки множества волторн и труб оглашали перспективы…

Бурный царь умер в 1825 году, спасая тонущих солдат. Его темперамент и художественная смелость запечатлелись в его лучшем творении – линейном городе на зыбкой и опасной почве, в САНКТ – ПИТЕРСБУРХЕ.

А в России наступало время женской власти. А значит, и нового искусства, более камерного и интимного…

Женский век России

Две Екатерины, Анна, Елизавета – эти четыре царицы праздновали в России восемнадцатого века каждая своё и по-своему. После жестокого и поступательного царствования Петра, когда всякая старинная крамола была беспощадно вытравлена или загнана на окраины империи и сознания, можно было повеселиться. Мало кто хотел уже воевать – Петр набил оскомину. И есть закономерность в воцарении каждой из цариц. Общество не желало больше жёсткой руки. Общество желало фейерверков вместо обстрелов, комедий вместо фронтовых сводок, красавиц вместо денщиков. Благо в мире было спокойно, а войны с турками ввиду отдаленности также походили на фейерверки.

Сейчас мы можем трезвыми глазами рассмотреть в кукольном для нас восемнадцатом столетии развитие России как государства. И Петр, и Екатерина Первая, и Анна были, в сущности, людьми западными, не русскими. Они понимали свои государственные задачи в узко сословном смысле. Глубокая пропасть лежала между царской фамилией и «подлым» народом. Ни один из царей вплоть до Николая Павловича русской историей не интересовался, а русское искусство презирал. Однако именно в восемнадцатом кукольном веке случился поворот от оккупационности к народности. Россия в очередной раз лаской и терпением взяла своих властителей в полон. И это случилось при Елизавете, одной из забавнейших и очаровательных русских цариц.

Существует такая история, – однажды Петр Первый зашел в комнату к Елизавете, когда та занималась французским языком, и попросил перевести ему страницу текста. После того, как дочь с успехом справилась с задачей, Петр заметил: «Счастливы вы, дети, что вас воспитывают, что в молодые годы приучают к чтению полезных книг. В своей молодости я был лишен деловых книг и добрых наставников». Если вспомнить, что педагог Зотов бухался перед Петром на колени по поводу и без повода, то относительно «не доброты» своих наставников царь перехватил.