Соло под аккомпанемент белой флейты - Нэлли Журавлёва

«Скинуть бы лет десять-пятнадцать, – мелькнуло в голове, – попытать бы еще счастья! Увы, эта радость уже не для него, – поезд ушел». Он испытывал отвращение к неравным бракам. Возможно, это тянулось из детства.

Зорину не исполнилось еще и пятнадцати лет, когда его отец вдруг ушел из дома. Мать рвала на себе волосы, плакала ночами, ходила по бабкам-ворожеям, чтобы отворотить отца от соперницы.

Однажды Зорин увидел эту соперницу. Он ехал в трамвае. Народу было не очень много. Собираясь выходить, он вдруг увидел, как на задней площадке двое, обнявшись, тянули зубами одну конфету, каждый на себя. То было время строгих нравов, и такая сцена в городском транспорте, была не просто вызывающей. Будь в трамвае дружинники, этим двоим точно бы несдобровать. Он – седеющий, грузный мужчина, она – пигалица. Мужчина был его отцом.

В другой раз Зорин увидел эту пару на танцплощадке, в парке: отец, тряся животом, выползшим из-под ремня, пытался выдавать шейк, пигалица перед ним вилась змеей. Зрелище было не просто неэстетичным, Зорину оно казалось отвратительным. Он пулей вылетел с танцплощадки: было стыдно и гадко, казалось, все знают о его позоре, все тычут в него пальцем.

«Так что скидывай, не скидывай годы, а наступает новая эра, в которой ты – почти ископаемое, и такие девочки, как Наташа, не для тебя, уважаемый Вилен Захарович, – резюмировал внутри себя Зорин, – и Костик Вайсер вправе не скрывать своей любви к такой красавице». Как бы Зорин не холил, не лелеял свое протеже, но острый коготь ревности царапнул его по сердцу: заявляли о себе отцовы гены.

Первое знакомство Зорина с Костей состоялось на областном смотре молодых талантов. Зорин был председателем жюри. График смотра был очень жестким, работа жюри – напряженной: среди огромного количества юных дарований, в основном из музыкальных школ районных городов, трудно было отдать кому-либо предпочтение. Но, безусловно, всех покорил тринадцатилетний пианист и композитор из областной музыкальной школы-десятилетки при консерватории – Костя Вайсер. Играл он вдохновенно, а его исполнительское мастерство, юный возраст, и техника исполнения никак не укладывались в голове. Его собственные музыкальные сочинения вмещали в себя такое богатство эмоций, какое, пожалуй, не у всякого классика обнаружишь.

С тех пор прошло без малого десять лет. Костя стал дипломантом и лауреатом многих престижных конкурсов, учился в консерватории на композиторском отделении. Все эти годы Зорин не только не терял Костю из виду, но они, можно сказать, подружились, и Зорин в душе гордился Костиным доверительным отношением к нему. Он наблюдал не только творческий рост Кости Вайсера, не только становление его, как личности, но и пожар его первой любви, его пылкую, неуемную любовь к женской красоте. Часто Зорин пытался остудить его страсть, боялся, что сгорит этот красивый мальчик, и пропадет необыкновенный, божественный дар музыканта. Так было до того, как появилась Наташа. Зорин, не мог признаться себе, что после того отношение к Косте помимо его воли менялось.

6

Наташа, выросшая, если не в неге, то в атмосфере любви и сюсюканья окружающих вокруг нее, как возле красивой, но хрупкой куклы, которой можно лишь любоваться издали, но не брать в руки, чтобы нечаянно не разбить, с детства привыкла к осознанию своей избранности.

О неге не могло быть речи: бывшая держава, ставшая страной олигархов, бросила свой народ в пучину бедности и еще хуже – нищеты, а семья Калистратовых к тому же была брошена еще и главой семьи, который худо-бедно, но раньше мог содержать ее. Калистратовы были обречены на полунищенское существование: учительского жалованья Серафимы Степановны, к тому же не всегда выплачиваемого, едва хватало на оплату жилья и на лечение постоянно болеющего маленького Димочки.

Честь и хвала Серафиме Степановне, что она не дала поселиться в доме унынию, хандре и раздражительности, зато постоянно витал дух мечты. Этот дух в сочетании с сознанием того, что необходимо трудиться, развил в Наташе здоровое стремление к осуществлению намеченной цели.

– Париж! Монмартр! – говорила Серафима Степановна, штопая Наташины колготки.

И Наташа знала, что придет то время, когда афиши с ее портретом будут украшать не только этот город.

Она пришла в театральную студию городского Дворца культуры (по инерции он еще существовал), уверенная в том, что все главные роли будут ее. Она получила такую роль – Маленькой разбойницы в «Снежной королеве». И когда на репетиции руководитель безнадежно развел руками, сказав: «Ты играешь или себя, или Мальвину, но не Маленькую разбойницу», и отдал роль другой девочке, Наташа не пала духом, не ударилась в слезы, а продолжала ходить на репетиции во Дворец и репетировала дома, уверенная в том, что когда-нибудь что-нибудь случится, и руководитель сам предложит ей выручить спектакль. Поняв, что в спектакле главное образ, а не собственная личность, она даже сочинила песню для Маленькой разбойницы.

Говорят, в чудо надо верить, и оно случится.

И… свершилось!

Должна была состояться генеральная репетиция, все были в сборе, а исполнительницы Маленькой разбойницы не было. Руководитель нервничал. Явившийся посыльный сообщил: заболела.

Наташа не растерялась, вышла на сцену и, произнеся заглавную фразу героини, запела. Руководитель твердил: «Та-ак… та-ак…» Наконец, он хлопнул в ладоши и, взмахнув рукой, сказал: «Все по местам! Поехали!».

Это была первая Наташина победа. На фанерной афише Дворца культуры значилось: «…в роли Маленькой разбойницы – Наташа Калистратова».

В школе Наташа чувствовала себя звездой, весь класс не пропускал ни одного спектакля с ее участием. Но звездного себялюбия она, казалось, была начисто лишена: во-первых, после премьеры руководитель при всех сказал: «Если заболеешь звездной болезнью, выгоню», во-вторых, свой успех она считала естественным, чувствовала, что это только ступенька к большой славе. Один лишь раз в разговоре с мамой у нее вырвалось: «Хм, бегают за мной хвостиком, в рот готовы заглядывать». Это об одноклассниках. Серафима Степановна, кажется, впервые свела брови и хоть с ласковым «Доченька», но строго произнесла:

– Уж не хочешь ли ты сказать, что кругом серость, достойная быть лишь твоим шлейфом? Учти, люди высокомерия не прощают. У каждого есть свой талант.

– Ну, мам, ты скажешь! Какой может быть талант, например, у Петрова?

– Придет время, и, возможно, Петров удивит всех. Скажи, пожалуйста, разве не талантлив наш дворник Митрофан Иванович?

Наташа засмеялась:

– Такую работу каждый выполнять может, у кого руки, ноги есть: знай, подметай.

– Ты так считаешь? А сравни наш двор и соседний. Красивее наш двор? А почему? Потому что Митрофан Иванович не только метлой орудует, но и душу в свое дело вкладывает, любой талант без души – ничто. Мужское ли дело клумбами заниматься? А ведь соорудил, да какие оригинальные! Садите, женщины, цветочки, каких душа запросит! Сам Бог велит такие клумбы засадить необыкновенными цветами. А кусты? Ведь подстригает. Какую только форму им не придаст! А беседка? В каком дворе еще найдешь такую беседку? А ведь сам сделал. И заметь, бескорыстно все, никто его не обязывает, зарплату платят только за работу метлой. И цветов ему никто не преподносит, и в славе он не купается, и зарплата более, чем скромная. Ты подумай, много ли было бы артистов, если бы слава не манила?

Серафима Степановна долго не могла успокоиться после той злополучной Наташиной фразы. Нет, нет, да и возвращалась к той теме. Однажды рассказала историю о том, как сгорел талант актрисы, после того, как она возомнила себя звездой, как сгорела она сама, в результате спилась и умерла в безвестности.

Наташа, уткнувшись матери в плечо, тихо проговорила:

– Мам, ты не переживай, я по глупости тогда сказала.

– Натуничка, ты умная девочка и глупостей говорить не должна.

– Не буду. Обещаю.

– И постарайся вслух поменьше обещать. Лучше внутри себя.

– Я же только тебе.

Наташа часто вспоминала тот разговор и понимала, как права была мать, советуя вслух ничего не обещать, но трудно было не мыслить о своей избранности.

7

Наступил день, который открывал Наташе дорогу в большую жизнь.

На фасаде Дворца молодежи в областном центре висел огромный красочный транспарант «Молодые таланты». Вестибюль был полон зрителей.

Такого скопления участников за кулисами Наташе видеть еще ни разу не доводилось. Было и шумно, и суетливо. И ни одного знакомого лица! Сновали какие-то тетеньки и дяденьки, чем-то или кем-то распоряжались. Не было ни преподавателя, ни Олега Чурсина – исполнителя мужской партии в Костиной композиции. Не было Зорина, хотя Наташа, привыкшая в последнее время к его вниманию, надеялась, что он непременно встретит ее. «Хоть бы Костя появился, что ли!» – тоскливо подумала Наташа. Стоя у огромного окна, прижавшись к подоконнику, она вдруг со страхом подумала, что исполнителей так много, что она потеряется среди них, и ее просто никто не заметит, или еще хуже, – она провалится, опозорится, и тогда, прощай, консерватория, и не будет никакой Италии, никакого Средиземного моря, и замуж за Костю она, конечно, не выйдет. Почему-то вспомнился Родионов… он никогда не увидит афиш с ее, Наташиным, портретом…