Черневог - Кэролайн Черри

— Мои лепешки! — воскликнула Ивешка. — Ах, проклятье! Петр…

В подвале чуть дрогнули опорные столбы. Это завозился домовой, возможно почуяв запах дыма, пока Ивешка спасала перегретую сковородку и оставшиеся на ней почерневшие лепешки.

Вскоре дом успокоился, и казалось что вместе с ним успокоилось и все остальное.

— Малыш? — позвал Петр, вспомнив про дворовика. — Медовые лепешки, Малыш.

Но Малыш не появлялся. Возможно, он ожидал более крупной взятки. Например, водки.

Тогда Петр подошел к двери, высунул голову наружу и сказал Саше, что у них есть вполне реальные шансы получить ужин. После этого снял с полки кувшин.

Однако Малыш не явился даже за этим.

Все это время лошадь по-прежнему стояла во дворе. Черт возьми, можно было предположить, что дворовик был очень расположен к домашним животным, кроме того, он должен был следить за окружающим и не пускать лошадь в сад, и потому не смел даже высунуть нос со двора.

Но Малыш имел еще и свою собственную ответственность, ведь сразу два колдуна сказали ему об этом, и вполне вероятно, подумал Петр, он сидел где-нибудь под забором, отвергнутый, испытывая ревность и страдая от жалости к самому себе.

3

Ужин проходил в тишине, все вокруг было спокойно, не считая случайно возникающих желаний или взбалмошных мыслей, обычно витающих над столом. Раздавалось лишь: «Передай мне лепешки, пожалуйста», «Еще чаю, Саша?» И казалось, что только один Малыш пребывает в плохом настроении, от того, как с тоской предположил Саша, что ему приходится караулить во дворе лошадь, и никто до сих пор не принес ему ни лепешек, ни водки.

— Он еще придет, — пробормотал Петр. — По крайней мере, к завтраку.

Затем Петр и Саша собрали немного зерна и меда для Волка. Они вдвоем вычистили его скребком при свете лампы, а на следующий день соорудили нечто похожее на загон позади дома, где под полуденным солнцем уже прорастала сорная трава. Это была очень спешная работа, но Саша и тут не оставил своих желаний, чтобы столбы по углам загона стояли очень прочно, что было гораздо легче, чем распространять свои желания на лошадь, имеющую свою голову на плечах, запрещая ей всякий раз пробовать свежие весенние овощи, растущие в саду.

Ивешка вышла, чтобы помочь им поднять и установить на место поперечную ограду и задвижки, и своими желаниями сообщала им дополнительную прочность. Она даже принесла для Волка кусочек лепешки.

— Мне до сих пор жаль эту капусту, — прошептал Петр, и его слова долетели до Саши, который был у другого конца изгороди. А Ивешка прошептала ему в ответ, наклонясь, чтобы поцеловать его в губы:

— Тише, теперь уже все в порядке, я не беспокоюсь больше об этом. Здесь нет твоей вины.

И новый поцелуй. После этого Петр закрепил со своей стороны поперечную перекладину, и они вдвоем пошли, взявшись за руки, по направлению к дому и скрылись за его углом.

Скорее всего, подумал Саша, они не расположены к тому, чтобы в передней комнате вскоре появился непрошеный гость.

Поэтому он набросил на плечи кафтан, так как вечер показался ему несколько холодноватым после того, как он закончил поднимать тяжелые перекладины, и задержался во дворе, чтобы проверить, достаточно ли прочно стоят столбы, которые они только что поставили, рассчитывая, что Петр и Ивешка не долго будут сидеть на кухне.

Ивешке было всего шестнадцать лет, когда она умерла; она оставалась шестнадцатилетним призраком больше сотни лет, прежде чем вновь обрела жизнь и продолжила жить. Временами ему казалось, что она все еще оставалась шестнадцатилетней девочкой, особенно когда кто-нибудь задевал ее, и, Боже мой, подумал Саша, опуская уставшие руки на перекладину, если она почувствует эти его мысли, то самое лучшее для него — поискать этой ночью, а может быть и не только этой, постель где-нибудь в лесной чаще.

Все те годы она получала уроки от Ууламетса, и все те годы она была и призраком и колдуньей… Но она так долго была русалкой и так сравнительно мало времени имела дело с простыми вещами, как, например, боль в пальце, обожженном при попытке вытащить горячий горшок, или общение с мужем, который временами совершает поступки, которые даже колдун не может предвидеть…

(Например, Петр часто напоминал им обоим: скажите мне, что вы хотите от меня, но только говорите это вслух, так будет честно. И при этом весело смеялся. Скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделал, но только уж позвольте мне самому решать это, разве это так трудно?)

Временами это для Ивешки было действительно тяжело, а временами это становилось просто невыносимо.

И вот тогда, когда все казалось возможным, и у них было все, что только они могли пожелать, лучший друг Петра должен был сделать такую дурацкую вещь, как эта, и создать из этой бедной лошади проблему.

Она же поглядывала на него как можно осторожней, потому что теперь они были одни и их разделяла только деревянная перекладина. Один конский глаз настороженно поблескивал под густой челкой черных волос, а ноздри постоянно шевелились, словно и ночь, и это место, и сам Саша пахли чем-то неестественным.

Несчастное созданье, подумал Саша: одна ночь прошла в знакомой уютной конюшне, где за ним был добрый уход, и на следующую ночь — дикая скачка стрелой через леса, полные опасностей самого ужасного свойства.

— Волк? — мягко произнес он, нырнув под перекладину и протягивая руку к лошади. Сейчас он не собирался обманывать ее, а просто хотел, чтобы лошадь познакомилась с его нравом. Еще несколько шагов вперед, ближе. — Сюда зашел самый обычный парень. Подойди ко мне. Я всего лишь друг Петра. И я действительно не самого плохого сорта. Можешь проверить, я не имею никаких желаний.

Волк наблюдал за ним еще некоторое время, затем вытянул шею и тщательно обнюхал воздух вокруг него.

— Не бойся, здесь твой друг.

Лошадь исследовала его пальцы, и очень тщательно. Саша чувствовал на своей руке ее теплое дыханье и прикосновения мягкого, любопытного носа, в то время как в свете лампы их слившееся дыханье походило на густой туман.

Колдун, когда-то бывший конюшим, должен был быть большим дураком, если до сих пор не задал самому себе вопрос, как это он прожил все это время без подобных ощущений, когда теплое и дружески настроенное созданье прохладной ночью сопит в его пальцы и обнюхивает его лицо и кафтан, отыскивая яблоки.

На какое-то мгновенье он вообще перестал быть колдуном, а был только лишь конюшим в конюшне своего дяди и находил действительное чувство товарищества в своих подопечных: в черно-белой кошке, старой Хозяюшке и в других самых разных лошадях, на которых приезжали и уезжали молодые городские богатеи. Петр казался ему лишь одним из этой дикой толпы, окружавшей его в то время, когда-то, может быть даже совсем недавно или вчера: конюшня в «Петушке» так живо и ярко предстала перед ним, что в какой-то момент Саша задумался над тем, для кого же на самом деле он в самый первый раз пожелал лошадь, или над тем, как это случилось, что он с таким теплым чувством вернулся в своих воспоминаниях в те дни, которые хотел навсегда забыть.