Нелюбимый (ЛП) - Регнери Кэти

— Есть что-нибудь, что ты хочешь знать? — спрашиваю я. — О Джеме?

Она поднимает глаза, её взгляд смягчается, губы искривляются в грустной улыбке, и я знаю, что права насчёт нашего прощания. Но она качает головой.

— Нет ничего, чего бы я не знала о нём.

— Я — болезненное напоминание о нём, — говорю я без горечи. — Должно быть, было тяжело позволить мне приехать сюда.

— Бринн, — говорит она, вытирая рот, прежде чем продолжить. — Я любила Джема. Но помимо этого, он был моим близнецом. Он был частью меня — больше, чем любой другой человек на поверхности земли. Ты знала, в вечер, когда он умер, я потеряла сознание в тот момент, когда его сердце перестало биться? В одну минуту я стояла перед микроволновкой, готовя попкорн, чтобы посмотреть фильм. Два часа спустя я очнулась на полу в кухне, потому что мой телефон звонил. Это звонила ты, чтобы сказать мне, что он умер.

Она тянется к бутылке «Мерло» и наполняет наши бокалы.

— Ты была хороша для него. Я серьёзно. Он действительно был счастлив с тобой. У него были большие надежды. И я всегда буду благодарна за то, что он испытал настоящую, романтическую любовь перед смертью.

Она делает глоток, глядя на меня через край своего бокала.

— Веришь или нет, всё, что я говорю тебе сегодня, я говорю за него.

Она делает паузу, позволяя словам дойти до меня.

— Ты понимаешь меня? Я говорю то, что он хотел бы, чтобы я сказала, чтобы помочь тебе двигаться дальше.

Я стискиваю зубы и, глядя на неё, готовлюсь.

Она осторожно продолжает.

— Он ушёл, но ты всё ещё здесь. Ты должна отпустить его, иначе ты никогда не узнаешь, что или кто произойдёт дальше.

Что или кто произойдёт дальше.

Вот кое-что, в чём я чувствую себя виноватой, признавая, что с тех пор, как потеряла Джема, я жажду кого-то. В мои самые одинокие моменты я так отчаянно жажду кого-то, что это вызывает боль. Я хочу, чтобы кто-то обнимал меня, шептал мне на ухо, переплетал свои пальцы с моими и дышал напротив моей кожи. Я хочу познать любовь снова. Фактически, я активно стремлюсь к этому, хотя, на самом деле, я не могу представить, что приму это.

Почему?

Не только потому, что любить снова будет пугающе, но и потому, что любить кого-то другого — будет означать предательство Джема.

Читая мои мысли, Хоуп качает головой.

— Попрощаться — не значит забыть. Движение вперёд не означает, что ты никогда не любила его. Я говорю тебе отпустить. Я говорю тебе, что тебе позволено быть счастливой.

Всхлип, застрявший в моём горле, вырывается, а руки дрожат на коленях, хотя вечер тёплый.

Хоуп берёт мои руки в свои, согревая их, и мягко повторяет:

— Бринн, отпусти его. Тебе позволено снова быть счастливой.

Спираль скорби и облегчения пронзает меня, как пуля. Скорбь и облегчение одновременно, но в основном облегчение. В основном прекрасная, внушающая страх, долгожданная капитуляция облегчению.

Плечи опускаются.

Голова падает вперёд к ожидающему плечу Хоуп.

И я плачу.

Глава 6

Кэссиди

Четырнадцать лет

Пять лет назад, после суда над моим отцом, когда жизнь в городе стала невыносимой, мы с мамой переехали к моему дедушке Клири, который жил в уединении в лесной хижине на Северо-востоке Пискатакуис (прим. округ, штат Мэн, округ США, центральный штат Мэн, США. Это преимущественно гористая местность).

На этой неорганизованной территории северной части штата Мэн, где нет местных органов власти, где приблизительно 340 человек живут на 1800 квадратных милях, мой дедушка жил на акрах и акрах необузданной, неукротимой дикой природы. Самым близким путём была грунтовая лесовозная дорога, примерно в четырёх милях от его хижины, добраться до которой можно только по практически непроходимым трассам вездеходов в лесу.

Мне было девять, когда мы переехали сюда.

Мне было десять, когда моего отца убили в тюремной драке.

Сейчас мне четырнадцать.

Прежде чем мы сюда переехали, я и мама навещали моего дедушку каждое лето. Нас подобрал кукурузник армейского приятеля моего дедушки на поле Девитт рядом с Бангором (прим. город в округе Пенобскот, в штате Мэн) и высадил на травянистом лугу у дедушкиного уединенного дома.

Я вырос, постигая, как функционировал его необычный дом.

Оригинальная конструкция была построена моим дедом Фрэнком Клири и двоюродным дедушкой Бертом Клири, когда они вернулись из Вьетнама. Сначала это должен был быть лишь охотничий домик, маленький и аккуратный, на 800 квадратных футов, с резервуаром для сбора дождевой воды, дизельным генератором и флигелем. Однако, когда мой дедушка, который потерял руку на войне, разочаровался в мире, в который вернулся, он постепенно внёс изменения в планировку, добавив кухню, гостиную и две небольшие спальни. Его брат приезжал помогать ему каждое лето, и им удалось добавить круговую террасу, погреб и небольшую застеклённую теплицу. Они вырубили деревья и разбили сад, затем построили небольшой сарай для полдюжины кур, одного петуха, коровы и козы. В том же году они утеплили постройки, чтобы кто-нибудь мог оставаться круглый год и ухаживать за домашним скотом. И когда наступила весна, мой дед решил вообще не уезжать и сделал усадьбу своим постоянным жилищем.

Пару лет спустя на конференции по солнечным батареям в Нашуа он купил достаточно ячеек, чтобы покрыть крышу своей хижины. Он также встретился с моей бабушкой, бывшей хиппи из Сиэтла, которая думала о том, чтобы сделать решительный шаг к упорядоченному образу жизни.

После быстрой свадьбы в Бостоне они вернулись в Мэн и вместе привели в порядок своеобразную хижину, женская рука сделала её комфортным, хоть и очень простым загородным домом. Солнечной энергии, поглощённой панелями, было достаточно для одновременного питания одного электроприбора, лампочек и прочих небольших электрических устройств.

И они были счастливы.

Пока моя бабушка не обнаружила, что была беременна моей мамой.

Поначалу мой дедушка утверждал, что воспитание их ребёнка вне системы было лучшим подарком, который они могли дать своему отпрыску, но моя бабушка, чьи чувства изменились с предстоящим материнством, обнаружила, что жизнь вне системы менее приемлема. С отсутствием минимальных медицинских навыков у них обоих, такая изоляция стала для нее некомфортной. Кроме того, она настаивала, что для правильного умственного развития их ребёнку необходимо больше социального взаимодействия.

Мой дед неохотно продал корову и куриц, закрыл хижину и переехал с семьёй в ближайший настоящий город, Кристал-Лейк (прим. Crystal Lake, город в округе Блу-Эрт, штат Миннесота, США), из которого, однако, открывался довольно хороший вид на Катадин.

Там он выживал, а не жил, дожидаясь того дня, когда его дочь закончит старшую школу, а он и его любовь смогут вернуться в лес. К сожалению, моя бабушка, умершая от рака яичников до моего рождения, так и не вернулась. Тем не менее, дедушка после её кончины уволился с работы, продал дом в Кристал-Лейк и вернулся в хижину на Северо-Востоке Пискатакуиса, поклявшись, что никогда не уедет вновь.

Мама учила меня дома с четвёртого класса, а дедушка научил меня всему остальному, что мне нужно было знать, чтобы позаботиться о себе. К двенадцати годам я был способен управляться с большей частью имущества, регулировать и чистить солнечные панели, проверять резервуар для дождевой воды, следить за домашним скотом и ухаживать за внутренним и наружным садами.

Мебель, которую моя бабушка выбрала в 1980-х годах, вероятно, сейчас устарела, но мне, действительно, всё равно.

Эта хижина с её пристройками, садами и лугом — мой дом. Он далеко от любопытных глаз, полных ненависти и едких голосов, которые обзывают вас прозвищами, которые вы не заслужили, а унаследовали.

Это моё убежище, и мне здесь нравится.

— Кэсс, иди сюда и помоги немного своему деду в саду. Мне нужно поговорить с тобой, сынок.