Эолли или легкое путешествие по реке - Михаил Пак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На диване зазвонил мобильный телефон Люси. Она поговорила с кем-то, вероятно, с пациентом, потом вернулась к столу.
— Что было дальше? — спросил я.
— С бабушкой и ее друзьями? Их обвинили в шпионаже и бросили в лагерь. Каждого в отдельный. И никогда больше она их не видела. Ене отправили на шахту в Приморье. Там она лечила сокамерников, а однажды вылечила молодого русского лейтенанта, который страдал язвой желудка. Лейтенант тот решил спасти юную девушку и устроил ей вольное поселение. Они полюбили друг друга. Потом Ене приютила одна корейская семья рыбака во Владивостоке. Лейтенант приезжал туда навещать ее. Но вскоре его перевели в Магадан, и там он погиб от рук уголовников. Ене ждала от него ребенка. Позже старший сын рыбака сказал ей, что она ему нравится, и он хотел бы на ней жениться, а ее ребенка — усыновить. Она согласилась. А потом была депортация. Сталин всех корейцев Приморья выселил в Среднюю Азию. Ене с мужем и грудным ребенком попали в казахский город Джамбул. Там родились у них еще сын и две дочери. Младшенькая стала моей мамой. Вот и все. Вы лучше бабушку попросите, она вам подробней расскажет. У нее прекрасная память.
— Неужели никто больше из ее друзей не уцелел?
— Бабушка склонна думать, что никто. Она отправляла запросы, но никакого ответа.
— А в Америку она ездила?
— Да. В 97-м. Дети собрали деньги и она с дочерью, моей мамой, летала в Нью-Йорк. Но это уже был не тот город, который она оставила много лет назад. Там все изменилось. И школы той уже не существовало, все, кто там учился, разъехались по миру. Из своих родственников бабушка разыскала брата и племянников. А родители ее, конечно, давно умерли. Таким образом, погостив на родине две недели, она вернулась назад.
На лестнице показались старушка и Таня. Девушка спускалась осторожно, держась за живот.
— Что, болит? — спросил я ее.
— Терпимо, — качнула головой Таня.
— Ехать в машине она может, — сказала Ене Черсуевна. — А вот маме лучше остаться здесь до завтра. У нас места много, не беспокойтесь.
Я поднялся наверх, чтобы попрощаться с Екатериной Васильевной, она лежала на диване в спальне, укрывшись одеялом. Лицо ее было красное, будто долго сидела на солнцепеке.
— Ну, как вы? — как можно бодрым голосом спросил я. — Выдержали экзекуцию?
— Выдержала, дорогой, — сказала Екатерина Васильевна. — Знаешь, Андрюша, что я чувствую… Боли в груди нету, только больно там, где прижгли. Ене Черсуевна сказала, что через пять часов и прижженные места не будут болеть.
— Вот и прекрасно! — сказал я. — Завтра я за вами приеду!
— Спасибо, миленький!
Таня тоже выпила чашку чая, и мы засобирались. Я посадил девушку в машину, включил двигатель. И тут вспомнив, вернулся в дом, спросил старушку об оплате за лечение. Я намеревался заплатить.
— Деньги я беру, иначе лечение не пойдет впрок, — сказала Ене Черсуевна. — Но ты сегодня убрал снег во дворе. Пусть это и будет платой.
— Но я чистил в свое удовольствие! — возразил я.
— Не спорь с бабушкой, — улыбалась Люся. — Это бесполезно. Поезжайте и ни о чем не беспокойтесь.
* * *Обратной дорогой Таня шутила, рассказывала разные истории, короче, вела себя так, будто ей совершенно не больно.
— Смешная она, докторша, — сказала потом девушка. — Смешная и добрая. Она объяснила нам с мамой, что означает ее имя по-корейски. Оно состоит из двух значений. Е — означает — Да. Не — тоже означает — Да. По-нашему выходит — Да-да. Представляешь?
— Ага, — кивнул я. — Но, вероятно, ее имя содержит и другой смысл. Кто же будет называть своего ребенка таким несуразным именем?
— И, правда…
— А ты знаешь, сколько ей лет?
— Кому? Ене Черсуевне?
— Девяносто.
— Ну, да, — не поверила Таня. — Шутишь?
— Совсем нет. Люся, внучка ее сказала.
— Неужели?!.
— Древняя старушка. Жизнь тяжелую прожила, в лагере сидела.
— Не могу поверить.
— А может, тебе не надо было жечься? У тебя ведь ничего не болит.
— Когда она посмотрела на меня, я сразу будто окунулась в ее глаза. Я поверила ей тотчас… Я молода и здорова. Но порой в меня вселяется какая-то непонятная тревога, я не могу долго уснуть. Внутри меня, где-то в глубине что-то нарастает, наматывается в жгучий клубок… Старушка все верно сказала…
* * *Дома Таня разделась, показала мне три черных пятна на теле, которые оставила горящая мокса, величиной с десятикопеечную монету, — два на животе и одно на спине, у левой лопатки.
— Рубцы будут, — сказала девушка. — Но это пустяки. — Она прижалась ко мне, обвила мою шею руками. — Ты останешься? Папа еще в рейсе, мы одни будем.
— Но тебе же больно, — я погладил ее по спине. — И после прижигания разве можно?
— Я сейчас позвоню Люсе и спрошу, — Таня выпустила меня, подошла к телефону.
— Ты, что, так и спросишь? — удивился я.
— Конечно. Мы же женщины. Заодно с мамой поговорю, узнаю, как она чувствует.
Девушка отыскала в сумочке листочек с записанным номером телефона Люси и подняла трубку. Она разговаривала минуты три. Потом сообщила мне:
— Всё о`кей! Мама поужинала и сейчас спит. Я не стала ее будить. Надо же, ей всегда только к утру удавалось уснуть…
— Значит, лечение дает о себе знать, — сказал я.
Таня надела халат, затянула на талии пояс.
— Я сейчас сварганю ужин.
— Мне домой надо съездить, — сказал я. — Кое-что нужно сделать. И приеду.
— Точно, приедешь?
— Точно.
* * *Из-за пробок я доехал к себе в десятом часу. Припарковал машину во дворе. Поднялся. Открыв дверь, я заметил, что в комнате горит свет. Возможно, утром я забыл выключить. Повесив на вешалку куртку, я зашел в гостиную. И обомлел. Моя кукла сидела на диване, положив руки на колени, без движения, уставившись пред собой неподвижными, округлыми глазами. Я опомнился не сразу. Первое, что пришло мне в голову — Бык! Бык заходил опять! Я даже представил, как он здесь хозяйничал в мое отсутствие. В нем, конечно, взыграло любопытство, когда он обнаружил в соседней комнате куклу женщины. Он, наверняка подумал следующее: " Э-э, да у этого парня проблемы на сексуальной почве!" А уходя, Бык перенес куклу в гостиную и усадил на диван.
Я тщательно проверил входную дверь — никаких следов взлома. И в комнатах все предметы были на своих местах.
"Постой-ка! — осенило меня. — Так кукла сама и встала!"
Сегодня день выдался солнечный, лучи проникли в окно и зарядили батареи в голове куклы! Но, вероятно, батареи зарядились не достаточно хорошо, поэтому в чипе заработал только отсек, отвечающий за двигательные функции.
Я переоделся в униформу и тщательно вымыл руки с мылом, затем протер их еще ваткой, смоченной спиртом. И принялся рассматривать куклу, со всех сторон, наклоняясь, садясь на колени, отходя подальше назад, и приближаясь. Явно бросалось в глаза, что тело куклы, за мое отсутствие, порозовело, оно уже не было таким белым, как гипс. Местами кожа лоснилась. Я дотронулся плеча куклы, — и ощутил тепло. Я взял градусник, вложил термометр под мышку кукле, — так подержал минут пять. Градусник показывал температуру — 36, 6.
"Кукла куклой, а не подобает сидеть ей в голом виде перед мужиком, — подумалось мне. — Но поскольку я не позаботился о ее гардеробе заранее, придется надеть на нее свои вещи".
Я достал из шкафа чистые плавки, рубашку и летние спортивные шаровары. Все это надел на куклу. Когда я застегивал на груди ее пуговицы рубашки, большие сине-зеленые глаза куклы медленно и осмысленно подняли свой взор на меня. И в это время на кухне зазвонил телефон. Это была Таня.
— Ты дома? — спросила девушка.
— Только что зашел, — ответил я. — Пробки на дорогах были.
— У нас с тобой будет поздний, замечательный ужин.
— Знаешь, Таня, боюсь, что сегодня…
— Что, не приедешь?
— Срочную работу на завтра надо сделать…
— Ну, вот… Я такой пирог испекла…
— Не обижайся.
— Я не обижаюсь… Завтра увидимся?
— Конечно. Надо же за Екатериной Васильевной ехать.
— Ну, пока!
— Спокойной ночи!
— Погоди, Андрюш!
— Да, Таня!
— Если захочу еще позвонить, не помешаю?
— Да, конечно. Я допоздна буду работать.
— Ну, пока!
— Пока!
Положив трубку, я достал из холодильника бутылку минеральной воды, налил полный стакан и выпил. Утолив жажду, вернулся к кукле. Сомнений быть не могло — кукла тоже потихоньку изучала меня. Она водила сине-зелеными глазами вслед за моими передвижениями, при этом глазные яблоки медленно двигались, блестя белками. Я вооружился увеличительным стеклом и близко подносил его к лицу куклы, рассматривал нос, рот, глаза, уши, шею, присел на корточки — посмотрел на кисти рук, потом на четвереньках изучил стопы. Ногти на ногах и руках были потемней, чем кожа. Затем я взял зеркальце и поднес к носу куклы, — поверхность зеркальца слегка запотела.