Лила Изуба: Голодные призраки - Филип Гэр

Приняв решение, Ободранный передвинул по доске слона. От резкого движения шкура на его шее разошлась, и вылезшая из прорехи мутная капля упала на доску. Окружающие фигурки запачкало.

Тень поморщился от брезгливости. Тут же из его лопнувшего уголка глаза желтая капля гноя заляпала другой край доски.

Ободранный хихикнул, и достал из нагрудного кармана сюртука на удивление чистый платок.

Где он ухитряется его стирать? — удивился про себя Тень.

Он подождал, пока его соперник оботрет фигурки и доску.

Ободранный спрятал платок обратно и, продолжая ухмыляться, уставился на Тень.

— Что? — неприязненно спросил тот.

— Чистоплюйство твое меня забавляет. В детстве ты таким не был.

— Много ты обо мне помнишь, ага, — огрызнулся Тень.

— Ну… — Ободранный закатил глаза, отчего его цилиндр съехал назад, и задумчиво потер подбородок. — Например, подпоить львицу-училку и трахнуть её, было исключительно твоей идеей.

— После того, как ты подсунул мне комиксы для взрослых!

— То есть, и здесь я виноват? — Ободранный картинно прижал лапы к груди. — Ещё скажи, что ты кончил раньше, чем в нее сунул, тоже по моей вине.

— Послушай, заткнись, а? Ну вот ты нашел что вспомнить.

— Просто напоминаю, что ты не всегда был таким ангелочком, какого любишь строить из себя теперь.

— Зато я никогда не был предателем!

— Да тебе просто не предлагали. Впрочем, коллаборационист из тебя вышел бы так себе.

— Ну а из тебя он получился такой, как надо!

— Верно, — ни мало не смутился Ободранный. — Пока ты меня не убил. Тоже мне, святой воин нашелся. Твой ход, герой.

И Тень снова проиграл.

Они ещё раз протерли фигурки и доску, аккуратно сложив их.

Внезапно, ножом разрезав воздух, из-за стеллажей донеслись чьи-то душераздирающие вопли.

Тень было рванулся, но Ободранный поймал его за руку.

— Брось, не успеешь.

И тут же крики стихли, сменившись вначале предсмертным хлюпаньем, а затем еле слышным сипением.

— Опять вешает? — хмуро спросил он Ободранного.

— Ага, — не стал отпираться тот.

— Где он их берет? Я совсем редко встречаю здесь живых. А твой Вешатель ловит их каждый день.

— На то он и существует. Ловить и вешать.

— Но зачем?

— Ты всегда спрашиваешь. И прекрасно знаешь ответ.

— Я не понимаю его.

— Ты не хочешь понимать. Ты строишь из себя святого, а из меня монстра. Тебе так удобнее существовать. Да, я монстр. Но именно ты создал это место, эту изнанку всех без исключения миров. Чтобы поймать меня, ты применил тот самый древний артефакт. И все бы обошлось, если бы ты просто меня застрелил. Но ты завершил ритуал, и создал вот это.

Ободранный снял с головы цилиндр и обвел им ветхие полки. Его рысьи уши поднялись, подчеркивая жест.

— Ты обречен скитаться здесь вечно, Тень. И твоего имени никто не сможет вспомнить и произнести вслух. Даже я забыл его. Ты оказался слишком труслив в свое время.

Тень сжался в комок. Правда причиняла ему почти физическую боль.

Ухмылка Ободранного стала ещё более гадкой.

— Ну иди, иди, посмотри. Может чего-нибудь осталось.

Тень сжался ещё больше.

— Нет, — пробормотал он. — Не хочу.

— Хочешь, хочешь, — тон Ободранного стал ласковым, и одновременно брезгливым. — Давай же.

Волк задрожал. Из его пальцев высунулись когти. Запрокинув голову, он завыл, пытаясь отогнать свою безысходность и свой голод. Затем, не в силах более сдерживаться, вскочил и бросился в распахнутую дверь.

— Беги, беги, — сказал Ободранный ему вслед, поднимаясь сам и прихватывая с собой шахматную доску. — Только не успеешь. Здесь и без тебя падальщиков хватает.

Он потянулся. Сюртук на его спине разошелся. Под ним что-то зашуршало, затрепетало, будто стараясь распрямиться. Затем успокоилось. Прореха в сюртуке вновь затянулась.

При жизни Пилат Изуба имел почти все. При смерти Ободранный тоже имел почти все. Но ни при жизни, ни при смерти, ему так и не довелось испытать ощущений полета. Это было единственное, о чем он желал.

В его жизни не было самолетов. А после смерти ему достались низкие потолки, нависающие над стеллажами, да узкие проходы.

Но он не считал это несправедливостью. Он и сам всегда любил пошутить.

***

Голова раскалывалась. Наверное, из-за этого он и очнулся.

Улисс Мэйтата очень, очень хотел умереть. Закрыв глаза после ухода безумного леопарда Алекса, он желал больше никогда их не открывать.

Ему было горько, тоскливо и больно.

Психоделический диссонанс, в который поверг его сознание Алекс, едва не прикончил Улиссу разум.

Нехотя он открыл глаза. Он сидел все там же, прислонившись к бетонному блоку спиной, в окружении автоматных гильз и разорванных тел сослуживцев. Напротив, у его ног, лежала оторванная голова Рэм. Она таращилась на него пустыми мертвыми глазами.

Солнце уже скрылось за зданиями. Воздух был недвижим и совсем не доносил привычной прохлады с великого Арсина, несущего свои черные воды.

Улисс вспомнил, как Алекс рассказывал ему о своих мечтах. О том, как не хотел никого убивать. Леопард мечтал совсем об ином. Он мечтал жить на берегу моря, вдыхать его соленый аромат, плавать на лодке, ловить рыбу, играть с китами, а по ночам смотреть в телескоп на звёзды. Но никогда в своей жизни убийца не видел ни моря, ни даже телескопа.

И жалел об этом, не в силах бросить то, чем так не хотел заниматься.

Улисс в детстве мечтал стать полицейским. Он не был умным. Он был самым обыкновенным енотом. Но мечтал стать именно полицейским. И, как и у Алекса, его мечты не сбылись.

Он с трудом встал. Конечности не слушались. Ему пришлось постоять с минуту, прежде чем спала темная пелена, окутавшая его голову от смены позы. Затем Улисс подошел к стене, у которой лежали армейские рюкзаки его товарищей. Они сложили их сюда перед боем, намереваясь расправиться с психопатом Алексом Багенге.

Вместо этого Алекс легко, будто походя, сам расправился с ними.

Улисс достал из аптечки шприц-тюбик с обезболивающим. Покрутил его в руках, раздумывая. Потом все же снял колпачок, задрал рукав куртки и загнал иглу себе в плечо, выдавливая содержимое.

Жить он больше не хотел. Жизнь без возможности исполнить свою мечту теперь не имела для него смысла. У него оставался лишь последний долг.

Действительно, подумал он. Последний долг перед лейтенантом. Единственное, что все ещё держало его в мире живых.

Теперь Улисс понимал, после слов Алекса о своих мечтах, что его представление об успешной службе в клане Жерло были лишь иллюзией. Оно не имело ничего общего с теми мыслями о