Каверзное дело в тихом Сторожце - Владимир Печенкин

- Покушение на кражу.

- Ну, пускай покушение. За что тут судить? Конечно, меня-то вы засадите, потому что у меня судимость. Всегда так - один раз оступился человек, а потом уж его чуть что - и "в конверт".

- Верно, суд назначает меру наказания. С учетом личности преступника.

- Во-во, мою личность учтут да год-полтора припаяют. А может, в той хате и взять-то нечего было.

- Может быть. Ты с Чирьевым давно знаком?

Ушинский задал вопрос как бы между прочим. Но тут же понял, что не сработала ловушка; Саманюк не растерялся и в свою очередь спросил тоже как бы между прочим:

- Чирьев? Кто это? Не помню такой фамилии. Он из ваших или из воров?

Если в начале допроса Саманюк и держался настороже, то теперь с каждой минутой становился спокойнее и развязнее. Ушинский понял, что легко и сразу ничего не добьется. Взял ручку и склонился над протоколом.

- Не помните, и ладно. Потом вспомните. Саманюк, вы имеете что-нибудь добавить к сказанному вами?

- Имею: пожрать бы

- И мы не отказались бы. Верно, Павел Игнатьевич? Но придется подождать до утра. А вы, Саманюк, как в дом отдыха по путевке - сразу бы вам питание и покой. Прочтите протокол и подпишите, Так. Теперь позвольте вашу руку.

- "На рояле играть"?

- Не для рукопожатий же.

Ушинский снял на дактокарту отпечатки пальцев задержанного. Вызвал дежурного

- Приятных снов, Саманюк. Вспомните Чирьева-то.

- Как впечатление, Павел Игнатьевич?

- Парень крепкий. Думаешь, он и есть тот "третий"?

- ...Который лишний? Кто его знает. Вот она, справка, удостоверяющая алиби Саманюка на четыре года, И вообще, в его показаниях пока ни одного слабого пункта. Ладно, поглядим. Устал, Павел Игнатьевич? Иди поспи.

- Куда я пойду? Жена числит меня на рыбалке.

- Ах да! Вот они, ложные показания, хоть и жене. Из-за них человек лишается покоя. Ну, иди ко мне в гостиницу, за полсуток со мной потом рассчитаешься фактами по делу. Договорились?

Дверь вдруг отворилась, и в кабинет вошел Загаев.

- Не ждали? Доброе утро! Иду в гостиницу, гляжу, а в окне прокуратуры свет. Что за ночные бдения?

- Фью! Константин Васильевич! Да ведь вам разрешили в Харькове Первомай погулять! Неужели Сторожец лучше? Или с женой поссорился да сбежал?

- С женой ссориться не люблю, без того нервотрепки хватает. Праздник и Харьков тоже не уйдут, вечером назад уеду. Понимаете, сосет предчувствие, что вы тут... Есть новости?

- Из-за новостей и не спим, Готовили вам подарок к празднику, товарищ следователь.

- Какой еще подарок?

- Ценный Задержанного. А уж насколько он ценный, гляди сам, Константин Васильевич, - Ушинский подал протокол.

Загаев бегло просмотрел его, потом еще раз прочел:

- Ах, молодцы! Вы понимаете, полуночники, что в ближайшее время будут раскрыты минимум два преступления: старое и новое!

- Но справка из колонии...

- Да что справка! У меня тоже есть справка. В Седлецкой ГАИ я выписал из архива все случаи угона транспортных средств с шестнадцатого по двадцатое сентября семидесятого года и попросил выяснить, "кто есть кто" из угонщиков. Так, на всякий случай! И представьте, фамилия Саманюка в этой справке фигурирует...

- Но он же отбывал срок!

- Да. Но в июне семидесятого освобождался "на химию", как принято выражаться у заключенных, то есть на стройку в городе Седлецке. А в сентябре возвращен в исправительно-трудовую колонию. За что, думаете? За угон автомашины. Правда, по данным ГАИ, угонщик, вернее, угонщики - их двое было - далеко не уехали.

Загаев вынул записную книжку.

- Вот. Машина ГАЗ-69, принадлежащая ремстройконторе, накануне похищения была неисправна - предстоял ремонт спидометра, поэтому и горючим была не заправлена. Шофер "газика" заявил, что бензина в баке оставалось не более ноль-пять литра. Пьяные угонщики пытались доехать от гаража до своего общежития, но не смогли - мотор заглох. Они бросили машину и ушли в общежитие спать. Той ночью на девятнадцатое сентября в Седлецке было зарегистрировано четыре угона, и этой истории с "газиком" большого значения не придали. Теперь предстоит разобраться, так ли все было, как записано в материалах тамошней ГАИ... Хотя подобные ребусы надо разгадывать на свежую голову. Пошли в гостиницу, Юрий Трифонович.

- И меня возьмите с собой, - попросил Хилькевич,

- Ты же местный.

- Возьмем его, - сказал Ушинский, - У него семейная конспирация. Правда, врать жене - аморально...

- Не по девчонкам же я бегал! У меня свидетели - вы.

- Подтверждаю: не по девчонкам, а у дома вдовы ночь провел. Пошли спать...

Ушинский разбудил Загаева около полудня.

- А? Что? Еще кого-нибудь поймали? - тер глаза Загаев,

- Днем и ночью ловить - преступников не хватит. Вставай, Константин Васильевич, тебе с вечерним поездом домой ехать... Конечно, если не хочешь Саманюка допрашивать, то спи...

- Обязательно надо посмотреть на него. Где Хилькевич?

- Спит в моем номере на диване... Жаль будить.

В буфете гостиницы позавтракали наскоро. Придя в прокуратуру, Загаев по телефону велел дежурному побрить Саманюка, сфотографировать и привести на допрос.

- По всему видно, Саманюк хитер, опытен, - рассуждал Загаев. - Так что с вопросами об убийстве спешить не будем. О взломе кассы в Малинихе тоже помолчим пока. Пусть сидит в полном неведении. Меру пресечения прокурор утвердит. Саманюк признался в покушении на кражу, не имеет постоянного места жительства. Донесение в прокуратуру отправь сегодня же. Сейчас на Саманюка только поглядим, послушаем про угон машины. А в среду я махну в колонию, где он отбывал наказание.

- Константин Васильевич, на машихинском огороде сержант нашел плащ.

- Зеленый, болоньевый? Пригодится. К сестре Машихина в Харькове заходил незнакомец в зеленом плаще, спрашивал старого друга Зиновия...

Саманюк вошел бодрый, свежевыбритый, при галстуке.

- Здрасте, граждане начальники, - поклонился галантно. - Очень вам благодарный, встретили как родного, - он провел рукой по выбритой щеке.

- Садитесь, - кивнул в ответ Ушинский. - Ваше дело будет вести следователь Константин Васильевич Загаев.

- Очень приятно. Гражданину следователю повезло со мной - во всем признался с первого допроса.

Саманюк выглядел благодушно настроенным - предвидится недолгая отсидка за неудавшуюся кражу, да ведь не в первый раз сидеть-то.

Загаев задавал обычные протокольные вопросы: в какой исправительно-трудовой колонии отбывал наказание, сколько судимостей, по каким статьям?

- А что вы делали в Лозовой? - и опять начались вопросы-ответы. - Так, гулял. С кем? Как ее, этой Верки, фамилия? Да, конечно, на что она, фамилия. Ну а адрес? И адрес не запомнил? Это уже хуже. Ага, в пригороде, значит? Рядом с баней?

- Посочувствуйте, гражданин следователь, - взмолился Саманюк, - четыре года бабы путем не видел!

- Что так?

- Ха! Колония-то мужская. Вот если б смешанная была...

- Но вас же освобождали на стройку народного хозяйства.

Усмешка Саманюка застыла. Но он быстро сориентировался, опять улыбнулся простецки:

- Э, я уж забыл про то. Как миг единый пронеслась моя "химия".

- В каком году?

- Кажется, в семьдесят первом. Или в семидесятом. Да что, пару месяцев повкалывал как проклятый и возвернулся. Добро еще, что без "раскрутки".

- То есть не добавили срок?

- Да за что?!

- И верно, за что вас вернули в колонию?

- По пьянке вышло... Эх, неохота и вспоминать...

- Но все ж вспомните, пожалуйста. Так за что?

- Там строгости, гражданин следователь, там следили - будь здоров! Чуть какая малость, за шкирку и в ИТК.

- Это где такие ужасы? В каком городе?

- Туфтовый такой городишко, название вроде рыбного. Или лошадиного. А, Седлецк! Вспомнил,

- Худо у вас с памятью, Саманюк.

- Мне ни к чему память-то. Не в институт поступать.

- Не в институт, в другое место. Так за что вернули "с химии"?

- Говорю, по пьянке. С получки выпили с корешем, уснули на вокзале, Просыпаемся вечером. Башка трещит, время позднее, в общежитие на поверку надо, там у нас строго. Что делать? Ну, поперлись домой. Мимо гаража идем, кореш и говорит: давай, говорит, возьмем машину для скорости, чего пёхом эку даль топать. Вот, с гаража сдернули мы серьгу... то есть замочек сняли, "газик" завели и поехали. Ну, думаем, теперь порядок, успеем к поверке. Улицы три-четыре проехали - бац, бензин кончился. Н-не повезло! Так и ушли в общежитие пёхом. Думали - сойдет. Оно и сошло бы, да нас сторож. У магазина приметил. Я ж говорю, за ерунду пострадал.

- Как фамилия вашего соучастника?

- Не помню. Вы правильно заметили, память у меня паршивая. Звать Федькой, а фамилия мне ни к чему.

- Вам все ни к чему.

- Молодой еще, перевоспитаюсь. Я, гражданин следователь, политзанятия всегда посещал...

- А толку?

Можно было отправлять его в камеру.

Пятого мая Загаев приехал в исправительно-трудовую колонию. Два дня изучал дела, беседовал с оперуполномоченным, начальником отряда. Оказалось, что в этой же колонии был в заключении Машихин-Чирьев. Здесь же досиживал срок "кореш" Саманюка по угону машины Фаат Габдрахманов. Все зовут его Федькой. Срок у него пять лет. По словам начальника отряда, Габдрахманов в обращении резок, нарушает режим, завистлив, характер неуравновешенный.