Каверзное дело в тихом Сторожце - Владимир Печенкин

Однако припомнили соседи, что осенью семидесятого года, кажется, приезжали к этому Зиновию двое вроде бы из райцентра. Несколько раз видели их - посидят у Чирьева, выпьют, конечно, и обратно в Седлецк. На чем приезжали? Да на автобусе, поди. Не те личности, чтоб свою "Волгу" иметь. Приметы? Разве упомнишь...

Поздно ночью скрипуном-автобусом вернулся Загаев в Седлецк. Заночевал в гостинице. Утром покопался в архивах автоинспекции: не было ли угона автотранспорта в этом или в соседних районах в сентябре 1970-го? Были угоны. За одну только ночь на девятнадцатое в самом Седлецке четыре случая. Однако, по данным ТАИ, все угонщики выявлены, никто из них за пределы города не выезжал. Меры приняты.

Больше в Седлецке делать было нечего.

5

Ушинский в который уж раз перечитывал свидетельские показания, отыскивая в них еще хоть какую-нибудь зацепку, когда в кабинет вошел Хилькевич.

- Ты теперь вроде выпивохи возле гастронома... Все ищешь "третьего собутыльника". Не нашел еще? А что от Загаева слышно? Не звонил?

- Звонил. Начальство разрешило ему провести Первомай в Харькове, с семьей. После праздника приедет, На Урале добыл немного фактов, но конкретного ничего. Вижу, у тебя есть что-то интересное.

- Слушай, Юрий Трифонович, ты и меня в свою веру обратил, и мне уж этот "третий" стал мерещиться.

- Да ну! Перекрестись, если мерещится.

- Может, вместе перекрестимся. Послушай. Сегодня вдова Машихина приходила в паспортный стол выписывать из домовой книги покойника. И есть одна подробность. Так сказать, привет из загробного мира.

- Ладно, не интригуй, рассказывай.

- Ага, интересно? В общем-то, ничего реального. Так, из мира фантастики.

- Что, в Сторожце завелись черти?

- Представь себе, завелись! Знаешь, почему у вдовы живут сейчас брат с женой? Вот послушай...

Когда сегодня у райотдела вдова ожидала паспортистку, Хилькевич как раз проходил мимо. Подсел к Дарье. Посочувствовал ей. Разговорились в неофициальной обстановке.

- Наверное, неудобно брату ездить каждый день за двенадцать верст? спросил между прочим Хилькевич.

- Не шибко брат доволен, а что делать? Боязно одной-то по ночам... А когда брат с золовкой рядом, тогда ничего.

- Чего ж боязно?

- Так... Помер Зиновий грешной смертынькой... Блазнится разное...

- Что же именно?

Дарья Ивановна замолчала, но Хилькевич попросил рассказать, не стесняться, и она, смущаясь, рассказала...

В первую ночь после смерти мужа ночевала одна. Позапирала окна и двери на засовы, поплакала в подушку о судьбе своей бесталанной и уснула. И вдруг, около полуночи, "прокинулась сама по себе" - проснулась без видимой причины. Занавеска была незадернутой, луна в окошке светит... а за окном стоит он...

- Кто?

- Да Зиновий покойный!.. Когда пьяный, бывало, поздненько заявится - у окошка встанет, ладошками заслонится, в горницу глядит и стукает в стекло тихесенько, чтобы дверь ему отчинила. И тут так же - стоит, ладошками заслонился, в горницу глядит... Всю меня холодом проняло, затрясло, як лихоманкой! Крикнуть хочу - не можу, перекреститься хочу - не можу... Очи от страха заплющнла, а так еще страшней. Открыла очи - нема никого в окне. Только месяц светит... Машина на улице гудит. На стройке, слышно, люди размовляют, кран подъемный звякает - все вижу, слышу. Не сплю, значит. Не во снах привиделось. Так злякалась, что до свету очей не сомкнула! На окно подивиться боюсь, да нет-нет и гляну. Но больше Зиновий не казался. Утром на работу иду, а голова болит, сама я невысланная. Сказать кому, что ночью бачила, не можно, засмеют люди добрые. Скажут - баба суеверная. При дневном-то свете и сама разумею, что во снах-то привиделось, а все одно жутко. На другу ночь ще крепше заперлась. Лежу, не сплю. Уж и полночь миновала - ничего. За день уморилась, да прошлую ночь без сна - гак и дрема клонит. Уснула. И снова прокинулась. Месяц светит, за окном никого нема. А на горище ходит!.. На чердаке! Тихенько так ходит!..

Дарья и сейчас вздрагивала, рассказывая. Хилькевич сказал:

- Строительство идет рядом с вашим домом, ночная смена работает, может, вам и показалось...

- На горище воно ходило, кажу я вам! Походило трошки и стихло. До свету тряслась опять с переляку, В тот день после работы к брату в совхоз поехала: братику любый, поночуй у меня! Он посмеялся, целу антирелигиозну лекцию прочитал. Да все ж брат сестру в страхе не кинет - ездит ночевать и жинку с собой берет, чтоб самому не страшно было. Жинка у него боевая. Да-а, вот таки дела. Неприкаянная душа у Зиновия была, такой и осталась.

- Напрасно сразу не рассказали, Дарья Ивановна.

- Чтоб меня на смех подняли? Люди грамотны стали, ничему не верят. А он приходил, Зиновий-то, ночью... Вот как вас бачила...

Ушинский слушал Хилькевича, дымил "Беломором".

- Очень интересно. А где же мистика?

- Спроси у Дарьи Ивановны, - невесело улыбнулся Хилькевич. - Потому и прибежал к тебе со страхами вдовы Зиновия Машихина.

- Спасибо, Павел Игнатьевич. Жаль, Загаева нет. Но и тянуть с этим не годится. Если Дарьины видения не галлюцинация, будет нам к празднику подарок! Пригласи, будь другом, Машихину сюда.

Хилькевич скоро вернулся вместе с Дарьей.

- Здравствуйте, Дарья Ивановна, - поднялся навстречу Ушинский. - С домовой книгой все в порядке?

- Выписала Зиновия, - вздохнула женщина. - Жалко. Непутевый, а все муж был...

- Вам как-нибудь рассеяться надо, Дарья Ивановна, от горьких мыслей отвлечься. Праздник-то отмечать собираетесь?

- Який мне праздник, товарищ следователь, не до того. Скоро месяц, як нема Зини... А там и сороковой день, помянуть треба по обычаю.

- Дарья Ивановна, праздник есть праздник, а вам отдохнуть надо, устали ведь с похоронными хлопотами, верно? - И многозначительно добавил: - Поехали бы вы к брату в совхоз, а? Этим нам очень поможете.

- Вам? Яка уж моя допомога? Не знаю... А и дома-то все мне боязно чегось... Мабудь, и вправду поехать?

- Конечно, Дарья Ивановна! Вот приедет к вам в пятницу брат - соберитесь, да и в совхоз. И, пожалуйста, пошумнее, с хлопотами, чтоб все видели: вы уезжаете к брату на четыре дня. Всем знакомым рассказывайте: еду, мол. Разумеется, о том, что это мы вам посоветовали, - ни слова. За домом присмотрим.

- Да оно, чего ж и не поехать...

- Желаем вам хорошо праздники провести!

Вдова ушла. Ушинский сказал:

- Не отправить ли нам и Гроховенко в Харьков на праздники?

- При чем тут Гроховенко?

- Многие в городе считают, что он повинен в убийстве. Сделаем вид, что и мы его подозреваем, арестовали и услали в областную тюрьму. Пусть поживет три дня в Харькове, в гостинице. Или не согласится на это?

- Как бы нам не пересолить, как бы не переиграть, Преступник, судя по всему, матерый и неглупый.

- Это какой преступник? - хитро прищурился Ушинский.

- Твой "третий лишний", который ходит в Сторожце невидимкой... А Гроховенко согласится. Он ведь бросил пить. Говорит, когда в честной компании за твоим столом собутыльника убивают, то, видно, с пьянкой кончать надо. Жена радехонька - остепенился мужик.

- И то добро. Только цена дорогая... Так что ж, Павел Игнатьевич, попробуем провести операцию?

- Устроить засаду у Машихиной? Попробуем. Если этот "третий" не миф и не призрак, то, может быть...

6

28 апреля, в пятницу вечером, Хилькевич собрался на рыбалку.

- И чего тебя несет на ночь глядя, - ворчала жена.

- К утреннему клеву в самый раз.

- На что тебе клев? Все равно без рыбы воротишься. Лучше бы дома отдохнул.

- Отдых должен быть активным. Где сапоги?

Он уже вышел за ворота, когда жена окликнула:

- Эй, рыбак! Удочки-то не берешь?

Вот черт: удочки забыл! Бормоча, что теперь не повезет, вернулся и взял удочки...

Лет пять назад ходил следователь Хилькевич с опергруппой на задержание двоих заезжих воров, удравших из большого города в тихий Сторожец, чтоб затаиться, время переждать. Воры пьянствовали в одном из окраинных домиков, ареста никак не ожидали. Все же взять их врасплох не удалось... И пришлось Хилькевичу отлежать неделю в больнице с колотой раной в плече. С тех пор Павел Игнатьевич Хилькевич, юрист, следователь, бессовестно врал жене, отправляясь на задержание или обыск, - пусть спит спокойно.

Удочки и рюкзак оставил в сарае у сержанта-оперативника. Посидел у него, чайку попили. Когда стемнело, огородами и садами пробрался к дому Машихиной, тихо постучал в стенку сарайчика-клуни:

- Трифоныч, ты здесь?

- Заходи, - глухо ответил Ушинский. В клуне тьма кромешная. Нащупал плечо Ушинского, прилег рядом на рогожу.

- Ночка для воров подходящая, - ишь, тишина какая... На стройке, должно быть, не работают сегодня, празднуют уже.

- С их начальством договорились, чтобы ночную смену отменили. Так что условия идеальные... если "третий" существует на самом деле.

В щель между досками просматривался небольшой машихинский двор. Молодой месяц светил скудно. Пустой дом глядел в ночь темными окнами. Где-то на другом конце Старомайданной горланили песню, где-то играла радиола. Порой улицу и дом заливали зыбкие пучки света - по дороге проходила машина, и снова еще гуще смыкалась тьма. Лежали на рогожке, смотрели в щель.