Частное лицо - Валерий Михайлов

– Послушай, Ватсон, ты хорошо выспался? – спросил меня Клименок, когда мы встали из-за стола.

– Да, а что?

– Тогда поработай немного соло, а я пойду вздремну. Представляешь, так ночью и не прилег.

Вот только на его лице не было никаких следов недосыпания. Соврал? А если и так, мне какое до этого дело.

– Хорошо, – согласился я, – а что надо делать?

– Задавать вопросы. Желательно в самых неожиданных местах.

– Какие?

– Любые. Это не имеет значения.

– Но для чего?

– Видишь ли, Ватсон, люди почему-то склонны считать, что мы либо поголовно некомпетентные идиоты, и всё, что мы делаем – полнейшая чушь; либо считают нас клонами Холмса и Пуаро. В этом случае они полагают, что каждый наш шаг является результатом каких-нибудь умозаключений, и всеми силами стараются нащупать генеральную линию партии. А так как никто не знает, какова твоя истинная роль, твое шоу окажет незаменимую услугу следствию.

– Ладно, договорились.

– А раз так, слушай инструкцию: Правило № 2 неписанного кодекса настоящего детектива гласит – чтобы эффективность сбора и обработки информации была максимальной, необходимо сочетать интенсивный сбор и обработку информации с процессом интуитивного прозрения. На практике это выглядит достаточно просто. Устав, например, торчать в каком-нибудь архиве или задавать тупые вопросы всяким придуркам, ты выходишь на улицу и идёшь или едешь, куда глядят глаза. Ты просто следуешь за своей интуицией. И если она подсказывает тебе бросить всё и идти к любовнице, значит, так тому и быть. Разумеется, каждый твой шаг должен быть отражен в отчёте с соответствующей аргументацией… Более или менее понятно?

– В общих чертах да.

– Тогда действуй. Потом расскажешь, что получилось.

Клименок отправился к себе в комнату, а я, решив без лишних раздумий перейти к процессу интуитивного прозрения, вышел пройтись. Гуляя по саду, я совершенно случайно напоролся на Анну Степановну, выполнявшую на спрятанной среди кустов лужайке какие-то хитроумные физические упражнения. Я хотел ретироваться, но она меня остановила.

– Вы не помешаете, – сказала она, словно приглашая меня остаться.

– Спасибо.

Все время, пока мы обменивались любезностями, она упрямо сгибала совершенно нечеловеческим образом ногу в коленном суставе. В конце концов послышался отчётливый хруст.

– Вам не больно? – ужаснулся я.

– Это всегда больно. А иначе практика теряет смысл. Скажите, – спросила она, – почему вы терпите все эти оскорбления? Я понимаю, он ваш начальник, но не дает же это ему право обходиться с вами столь фамильярно… Где ваша гордость, в конце концов?

– Он мне не начальник, а, скорее учитель и консультант. Что касательно оскорблений, то я не чувствую, чтобы меня оскорбляли. Возможно, я и не прав. А относительно гордости… Возможно, у меня её нет.

– И плохо. Гордость – это мост, по которому человек может подняться до неба.

– Рождённый ползать…

– Это не одно и тоже. Главное – понять, ЧТО в этой жизни зависит от нас.

– Я с вами полностью согласен. Но позвольте задать вам вопрос по делу.

– Я же сказала, что скажу позже, когда буду готова.

– Меня интересует не «кто», а «почему».

– Что почему?

– Почему вы сказали это при всех на обеде?

– Я хотела увидеть его лицо.

– А если он вам поверил?

– Боитесь, что он может причинить мне вред?

– Боюсь, что простым вредом здесь не кончится.

– Если я права, то он слишком ничтожен, чтобы что-либо предпринять.

– А если вы неправы, а он поверил?

– Здесь все слишком ничтожны, чтобы что-либо предпринять.

– Вы так считаете?

– А вы разве нет?

– Ну… я не знаю.

– А я знаю. А теперь извините, мне пора в душ.

– Вот вам и Милосердие, – сказал я вслух, оставшись один.

Устав торчать на улице, я вернулся в дом. В декорированной под чайный клуб комнате я обнаружил Покровского. Как и следовало ожидать, он пил чай, соблюдая все китайские премудрости.

– Не помешаю, Генрих Нифонтович? – спросил я, остановившись у порога.

– Хотите чаю? – предложил он.

– Не откажусь. Что пьем? – поинтересовался я, садясь за стол.

– «Большой красный халат». Вам это о чём-то говорит?

– У меня есть «бирюзовая карта» «Улуна».

– О, да вы – родственная душа. Не ожидал.

– Почему?

– Потому что у милиции нет на это времени.

– Ну, я не совсем милиционер.

– Сказать по правде, вы совсем не милиционер.

– Вы сами догадались, или кто-то сказал?

– Я хоть и пишу свиней, но живу-то среди людей. К тому же вас называют Ватсоном, а у него было весьма странное для британца имя: Доктор, если мне не изменяет память.

– Должен сказать, что вы правы.

– А ещё я, думаю, не ошибусь, если скажу, что вы желаете что-то спросить.

– Что вы здесь делаете?

– То же что и вы. Пью чай, и жду, когда стрелки часов преодолеют свой путь между завтраком и обедом.

– А если серьезно?

– Если серьезно… Мне здесь нравится. Вот и все. А нелепые телодвижения и разговоры о потустороннем ничуть не хуже светской трепотни о политике, футболе, тряпье или бабах. А если ещё честнее… У моей мамы пошли камни. Один полностью закупорил мочеточник. А она полгода как после инфаркта, и операция бы её убила, а без операции никак. Я уже приготовился в мыслях её хоронить, и тут приходит приятель. Один из этих, экстрасенсов. Что он гнал, уму непостижимо. Любой шизофреник мог ему позавидовать. Предложил свою помощь. До операции три дня. В общем, мы с мамой согласились. Возился он с ней раза по четыре на день. И что бы вы думали? На третий день она сходила в туалет. Моча была жуткого красно-коричневого цвета с какими-то хлопьями. Ужас! Думал, маме конец. Но хирург, который должен был её резать, сказал, что это мочеточник открылся, и вся гадость, которая была в почке… Извините за эти подробности… Так вот, он сказал, хоть это и невозможно, но камень исчез. Я, конечно же, с магарычом к приятелю. Спрашиваю, как ему это удалось, так он такую пургу понес, похлеще чем Гробовой или Лазарев. И тогда я подумал, что, сталкиваясь с неизвестным, такие люди обделывают штаны и хватаются за любое, самое шизофреническое объяснение, потому что других объяснений нет, а без объяснений страшно до усрачки. Поэтому и несут всякую чушь. При этом они что-то умеют и если им не мешать, делают. Вот только их болтовню не надо воспринимать всерьез.

– И вы думаете, здесь…

– Нет, здесь другое дело. Здесь своего рода клуб состоятельных людей, играющих в магическую игру.

В комнату вбежала Катя.

– Папка, пойдем, – позвала она с порога.

– Папка? – удивился я.

– А вы не знали? – спросила она. – Какой же вы тогда Шерлок Холмс.

– Если ты забыла, Клименок называет меня Ватсоном.

– Тогда вам простительно. Ладно, у нас с папкой дела.

Теперь понятно, что она здесь делает, и почему её назначили жрицей. Вот только почему она Екатерина Егоровна Приходько, а он Генрих Нифонтович Покровский? Ладно, спрошу при случае.

Допив чай, я отправился дальше шляться по дому. В малой гостиной я встретил Аллу. Она раскладывала пасьянс.

– А, призрак коммунизма? Заходи, – позвала она.

– Почему призрак коммунизма?

– Потому что такой же нелепый и бродишь по дому, запугивая всех вопросами.

– Тебя я испугаю только одним вопросом, если позволишь.

– Да? И каким?

– Что ты здесь делаешь?

– Я же говорила.

– Нет, зачем тебе все это? Извини, но ты не похожа на человека, который верит в эту магию.

– Я верю в магию статуса. И очень скоро благодаря этой магии ни одна сволочь вроде твоего начальника не посмеет напоминать, что мы были знакомы. Ты понял? – сказала она с нескрываемой злобой.

– Но ведь мы не были знакомы?

– Нет.

– А раз так, зачем на мне отрываться?

– Если бы я захотела на вас оторваться, вас бы было уже не узнать, – она перешла на «вы», чтобы показать, что её «ты» я недостоин.

– А меня и так в каком-то смысле не узнать, – ляпнул я.

– Пошёл вон, скотина, сволочь, мразь… – закричала она, запустив в меня пепельницей.

Выбежав за дверь, я согнулся пополам от хохота.

– Чего ржешь? – спросил словно выросший из-под земли Клименок.

Я рассказал.

– Знаешь, почему я себя так веду? – спросил он. – Потому что у меня есть удостоверение. Именно удостоверение позволяет мне махать им перед чьим-нибудь носом, хамить, не боясь получить по морде, и так далее. Имея удостоверение, главное не забывать, что оно перебивается другим, более старшим удостоверением, и всегда учитывать эту возможность. А раз удостоверения у тебя нет, будь добр вести себя прилично. Иначе можешь нарваться на неприятность.

– Хорошо, босс.

– Я говорю серьезно.

– Я понял.

– Ладно, что накопал?

Катя назвала Покровского папой. Вот только она – Екатерина Егоровна Приходько, а он – Генрих Нифонтович Покровский.

– Значит, либо он не Генрих Покровский, либо она не Егоровна Приходько, Либо она не его дочь. Впрочем, к делу это не имеет отношения. Я тут, кстати, имел весьма интересный разговор с прислугой. Оказывается, здесь готовится если не революция, то как минимум дворцовый переворот. И знаешь, кто претендует на роль Ленина? Дворецкий. Он, оказывается, собирается занять кресло босса.