Оправа для бриллианта, или Пять дней в Париже. Книга первая - Сергей Курган

– Но ведь это такая редкость! Это просто уникум! Ему нет цены. Спасибо, Отец. Этот камень будет моим. Он обязательно будет моим.

– Ты еще добавь «Черт возьми!» – рассмеялся Отец.

***

И вот сейчас мысль о том, что камень находится где-то здесь, совсем недалеко, не давала покоя Симону, возвращаясь вновь и вновь. Да, Отец прав – это страсть, настоящая страсть. Что ж, значит, так тому и быть…

Между тем, поднялся ветер, начала мести поземка. С небес посыпалась снежная крупа. Баталия14, в которой алебардистом состоял Симон, остановилась. Фланги продолжали движение и скоро ушли далеко вперед: обходный маневр, задуманный герцогом Рене, начался. А у них, у алебардистов и пикинеров, своя задача – удерживать центр позиции, не дать рыцарской коннице бургундцев прорваться и разрезать боевой порядок союзников.

Рыцарская конница – главная ударная сила Карла Смелого, это отборные, к тому же отлично вооруженные и экипированные воины в тяжелых доспехах. Выдержать их удар нелегко, а то, что конница ударит в центре, ни у кого не вызывало сомнения.

Но пробить плотный боевой порядок швейцарской пехоты им не по зубам, – уверен был Симон. Он и его товарищи начали строиться в каре: воины-алебардисты в полной боевой экипировке – в первых рядах, среди них и Симон, остальные – в середине построения и в тылах. Отряды конных арбалетчиков прикрыли фланги. Затем свои позиции заняли лучники, пешие арбалетчики и аркебузиры со своими длиннющими фитильными ружьями-аркебузами. Это была основная огневая сила союзников. Главное, чтобы алебардисты и пикинеры выдержали первый натиск рыцарей, а там уж лучники, арбалетчики и аркебузиры уничтожат их.

Они стояли уже долго – солнце, а точнее, бледное, размытое пятно, в которое оно превратилось, основательно продвинулось по небу. Прошло не меньше двух часов. Вестей с ушедших в обход флангов пока не было. Напряжение достигло предела. Решающий момент приближался. Наконец, вдоль строя пехоты проскакали несколько конных арбалетчиков. Они направились к тому месту, где стяг Лотарингии указывал на местонахождение герцога Рене: то были гонцы с флангов. Вскоре прошел ропот: вести хорошие – не ожидавшие атаки сразу с двух сторон, бургундцы были застигнуты врасплох и смяты. И тогда Карл Смелый приказал протрубить атаку рыцарской конницы, которая стремительно приближалась к неподвижно застывшим швейцарским и лотарингским пехотинцам, стоявшим в своих каре в центре. Вестовые, чуть не загнавшие своих лошадей, еле успели доскакать до них и предупредить о приближении бургундских рыцарей.

Впрочем, скоро все стало ясно и без того: вначале послышался глухой, мощный топот множества лошадей, который все нарастал. Земля тряслась. Затем послышались крики атакующих – их боевой клич, хрип лошадей, звон оружия. И, наконец, рыцари появились в поле зрения: устрашающая сплошная линия закованных в тяжелые доспехи – «белую сбрую»15 – рыцарей-жандармов16, восседающих на могучих конях, лбы которых также прикрывали пластины брони – шанфрье. Где-то в этих закованных в броню рядах скакал и Карл Смелый. Рыцари были вооружены копьями и мечами. На поясе с правой стороны у них болтались булавы, слева – обоюдоострые кинжалы. За тяжеловооруженными рыцарями, скакавшими в первых шеренгах, следовали кутилье -оруженосцы, на лошадях без защитных лобных пластин, но в надежных, хотя и более легких доспехах – «бригантинах», застегивающихся на боках, а также кольчатых кольчужных юбках, наручах и железных перчатках. Кутилье были вооружены дротиками и полу-копьями с рукоятью и упором, а также «средними» мечами. Кутилье подстраховывали тяжеловооруженных рыцарей, в случае необходимости или затруднения немедленно приходя им на подмогу. Наконец, в задних рядах атакующих скакали конные арбалетчики, которые в момент начала сближения с противником давали залп из арбалетов, стреляя в промежутки между своими рыцарями.

– Что ни говори, а войско у этого сукиного сына организовано превосходно! – подумал Симон. – Даже заклятому врагу нужно уметь отдать должное. Что ж, тем больше чести одержать над ним победу! А в победе Симон не сомневался. Он почувствовал, как все его тело – буквально каждая мышца, каждое сухожилие задрожали – нет, не от страха, а от возбуждения, от нарастающей ярости. Он крепко сжал правой рукой древко алебарды.

Стремительно надвигавшаяся на них лавина голосила почище, чем стадо овец, которое гонят на водопой – рыцари и их оруженосцы «взвинчивали» себя перед боевым столкновением. Швейцарцы же, среди которых стоял Симон, молчали, не шелохнувшись. Но внезапно послышался резкий и короткий выкрик – Симон и его товарищи разом – одним согласованным движением – подняли щиты: швейцарская пехота тоже не лыком шита. Это было сделано на редкость вовремя: буквально в следующий миг на них обрушился смертоносный град коротких стальных стрел – бургундские конные арбалетчики дали свой залп. В щит Симона воткнулось сразу две стрелы: удар был настолько силен, что Симон покачнулся. Если бы он не успел прикрыться надежным, окованным жестью дубовым щитом, стрелы наверняка пробили бы его доспех – менее мощный, чем у бургундских «gens d’armes».

Бургундский рыцарь

Но уже в следующее мгновение на наступающих посыпался град стрел – коротких стальных арбалетных и длинных лучных: союзники дали ответный залп. Несколько всадников упали. Но остановить разогнавшуюся могучую лавину рыцарей это, конечно, не могло, и она на всем скаку врезалась в каре алебардистов и пикинеров. Удар был страшным – послышался треск ломающихся копий и лопнувших щитов, звонкий – вразнобой – удар металла о металл, глухой звук падающих тел, конское ржание. Симон успел выставить свою алебарду. Над ним навис бургундский рыцарь – безлицый, в устрашающем шлеме: он с поразительной, удивившей Симона быстротой и силой нанес резкий удар вниз – Симон принял его на алебарду, а уже через мгновение рыцарь ударил снова – и на этот раз Симон опять успел прикрыться – теперь уже щитом. Опущенный с чудовищной силой полуторный меч17врубился в щит Симона. Его резко качнуло. Щит затрещал. Откуда-то слева, где стоял его товарищ, прямо на щеку Симону брызнул горячий фонтан крови и раздался крик. Поворачивать голову было некогда – это было бы смертельно, но Симон и так понял, что спокойного, уверенного в себе великана – Жана из Невшателя – больше нет в живых. Симон вспотел – от всего сразу: от страха, физического напряжения, но более всего от ярости – он сам был поражен силой клокотавшего в нем бешенства. На какой-то миг перед глазами словно все побелело. Что произошло дальше, он не успел даже толком сообразить.

Он понял только одно: тот, кто был в нем заключен, тот – от Отца – проснулся, наконец, окончательно и добавил ему необыкновенной мощи. Симон, коротко отведя алебарду слегка назад, резко и сильно выбросил ее вперед и вверх. Удар был ужасающим: превосходная немецкая алебарда, выкованная лучшими в Европе аугсбургскими оружейниками, пробила щит рыцаря, затем его «белый доспех» и до самой «шпоры» вошла в его тело. Раздался жуткий крик, а вслед за тем фонтан ярко-алой крови ударил из бургундца. Наконец, он кулем свалился с коня, едва не сбив Симона с ног. Симон издал победный вопль – совсем, как дикарь, и изготовился к новому столкновению. Перед глазами его встала багрово-красная пелена, сердце оглушительно стучало. Все словно слилось в одно: крики раненых и умирающих, победные вопли, хруст ломаемых костей, шмяканье тел оземь, неистовое конское ржание, запах пота, лошадиного навоза, пороха (Симон слышал, как затарахтели выстрелы аркебуз). Но все перекрыла невыносимая вонь крови – большого количества крови. Разрази гром! Откуда в людях столько кровищи?! Кто бы мог подумать!

Арбалет

Адская рубка продолжалась с полчаса или больше. Лавина бургундских рыцарей заметно поредела, но ее напор был настолько мощным, что лотарингская пехота герцога Рене не выдержала и стала медленно, упорно отбиваясь, отступать. Еще немного – казалось, всего лишь одно маленькое усилие – и конница Карла Смелого разрубит центр позиции союзников, разрежет их войско пополам. И тогда – конец, гибель, катастрофа. Тогда – никакие фланговые успехи, сколь бы весомы они ни были, уже ничего не значили бы. Бургундцы были близки к тому, чтобы склонить чаши весов в свою сторону. Лотарингцы продолжали пятиться.

Но швейцарцы, занимавшие самый центр позиции союзников, не дрогнули. Они не сдвинулись даже на один туаз18. Смыкая ряды после гибели своих товарищей, они вновь и вновь отбивали яростные, отчаянные атаки бургундских рыцарей. Они буквально стояли стальной, непробиваемой стеной. И атака бургундцев стала захлебываться, не будучи в силах сломить невозмутимое мужество альпийцев. Швейцарские кантоны могли гордиться своими солдатами: теперь каждому было понятно, что швейцарская пехота – действительно лучшая в Европе. Напор рыцарей ослабел, и вот уже лотарингцы герцога Рене, воспрянув духом, сменили попятное движение на поступательное. Среди бургундских рыцарей началось замешательство. И тогда, наконец, с трех сторон на них обрушился град стрел и пуль лучников, арбалетчиков и аркебузиров союзников. Через несколько минут все было кончено.