Вторая жизнь - Маша Трауб

– Как их много, – заметила Ольга Борисовна и начала оседать. Мария Васильевна кивнула Вадиму, и тот с мгновенной реакцией врача, пусть и окулиста, бросился к стулу, согнал плотно усевшуюся на нем тетку и притащил стул. Ольгу Борисовну усадили. Она вроде бы была спокойна. Мужчина, помогавший с организацией, закрыл дверь.

– Откройте, – велела Мария Васильевна, – задохнемся тут. – И мужчина оставил дверь приоткрытой.

Гробы стояли рядом. Евгений Геннадьевич и неизвестная Караваева с многочисленными родственниками.

– У нас меньше, да? Наверное, не всем позвонили, – пробормотала Ольга Борисовна.

На прощание к Евгению Геннадьевичу пришли немногие – помимо Марии Васильевны, Полины и Вадима, двое мужчин, которые отрекомендовались бывшими аспирантами, секретарша из института, машинистка, которая набирала его рукописи. Венки, конечно, были роскошные, дорогие, с золотыми надписями.

– Берите бумажки и свечки. Берите. Передавайте. Зажигайте. Зажигайте! – Между собравшимися бегал мужчина-распорядитель и раздавал свечки, бумажки с прорезями, чтобы воск не капал на руки. Священник – уставший мужчина средних лет, с брылями под нижними веками, начал что-то читать. Полина не слушала. Ольга Борисовна собиралась взять свечку, но вдруг отдернула руку.

– Подождите! – прокричала она. – Простите, одну минуточку, пожалуйста.

Священник умолк. Родственники Караваевой посмотрели на нее недовольно.

– Моя дочь, она едет. Она вот-вот должна приехать, – объясняла Ольга Борисовна, – ваш брат ведь тоже опаздывает. Давайте их подождем. Мы ведь в одинаковом положении, вы не находите? – Ольга Борисовна улыбнулась собственной шутке.

Дверь открылась шире, впуская запоздавшего троюродного брата Ивана.

Пока он, извиняясь, пробирался к своим, Мария Васильевна присела на корточки и сказала, как говорят маленьким детям, чтобы они услышали:

– Олечка, Лиза не приедет. Она не может.

– Полина! Объясни мне! Почему Лиза не может? – закричала Ольга Борисовна.

– Там нелетная погода. Она в другом городе, на конференции. Обещала вылететь первым же рейсом, – ответила ей Полина.

– Хорошо. Хорошо, – кивнула Ольга Борисовна. – Можете продолжать, – обратилась она к священнику.

Тот начал читать молитву, скороговоркой, быстро, чтобы уложиться в график. У него тоже рабочий день. Все расписано по минутам.

– Полина, ты в это веришь? – прошептала Ольга Борисовна. – Неужели нельзя было прилететь? Совершенно невозможно? Ведь есть же другие виды транспорта.

– Она думала, что успеет, – соврала Полина.

Лиза ей так и не перезвонила, оставив без ответа несколько звонков.

– Машенька, дорогая, посмотри, – продолжала шептать Ольга Борисовна, – та сторона крестится, женщины в черных платках, головы покрыты, а наша нет. Наверное, нужно было подумать о головном уборе. Но у меня и нет, никогда не было черного платка. А у той женщины очень красиво голова повязана. Очень элегантно. Наверное, мы тоже должны креститься? Как ты думаешь? А если мы без головных уборов, это неприлично? Я думаю, нас должны были предупредить о… о том, как сейчас принято появляться на отпевании.

Ольга Борисовна говорила уже громко. Караваевы злобно щерились, осеняя себя крестами. Священник читал молитву, не отвлекаясь, а мужчина-распорядитель шел к ним, чтобы сделать замечание.

Мария Васильевна выдала Ольге Борисовне сразу три таблетки валерьянки, чтобы предотвратить истерику. Потом подумала – достала из сумки пластиковый стаканчик, валокордин, бутылку воды и накапала, заставила выпить. Священник недоуменно смотрел на них, но продолжал читать молитву и махать кадилом.

– А у нас цветов больше, и гроб мне больше нравится, – рассуждала Ольга Борисовна в полный голос. – На крышке какой чудесный букет! Это из института прислали? Надо передать им благодарности. Ты не знаешь, его тоже сожгут? Жалко, если сожгут в крематории. Хотя я вижу там лилии. Тогда лучше сжечь. Не выношу запах лилий.

– Тихо, Олечка, тихо. Еще чуть-чуть осталось, – приговаривала Мария Васильевна, проклиная это проплаченное и организованное, никому не нужное отпевание. – Потерпи – скоро домой поедем.

– Полина! Ты здесь? – окликнула Ольга Борисовна.

Полина подскочила, склонилась к ней.

– Ты мне скажи, неужели Лизе было совершенно невозможно приехать? И кто придумал такую формулировку: «совершенно невозможно»?

Мария Васильевна с Полиной едва успели подхватить Ольгу Борисовну, которая вдруг стала опадать, сползать со стула.

Мария Васильевна поливала Ольгу Борисовну водой, растирала ей уши. В ее сумке нашелся и нашатырь. Она дала понюхать вату, и Ольга Борисовна очнулась.

– Боже, что за запах! – отмахнулась она. – Это так ладан пахнет? Я правильно говорю? Ничего в этом не понимаю. Или лилии? Нет, аммиак в чистом виде. Мария Васильевна, как такое возможно? Почему здесь стоит устойчивый запах аммиака?

– Олечка, это нашатырь, просто нашатырь. Успокойся. Тебе стало плохо. Здесь просто душновато, – говорила Мария Васильевна.

– Маша! Мы забыли! – опять закричала Ольга Борисовна. – Мы забыли предупредить священника о том, что у меня нет достоверной информации, был ли крещен Женя. Я считаю, священнослужитель должен быть в курсе этого обстоятельства.

– Хорошо, я скажу.

– Надо сказать прямо сейчас, пока не поздно. Вдруг есть какая-то процедура, которая необходима в подобных случаях?

Мария Васильевна подошла к священнику и что-то ему прошептала. Тот кивнул.

– Ну что? – обеспокоенно спросила Ольга Борисовна.

– Все хорошо, не волнуйся, – кивнула Мария Васильевна. – Мы все сделали правильно.

Священник, собиравшийся было положить еще один камешек в кадило, остановился. Помахал так, для вида.

– Гасите свечи, гасите, сдавайте, мне сдавайте, бумажки сюда передавайте, гасите, – ходил между людьми мужчина-распорядитель, собирая огарки и бумажки. Одну он уронил, и священник, не запнувшись на финальной скороговорке, указал ему на улетевшую бумажку. Мужчина полез ее доставать под гроб.

– Это так странно, да? – Ольга Борисовна не без интереса следила за передвижениями распорядителя. – Но мне было небезынтересно. Я никогда не была на отпевании.

– Пойдем, Олечка, вставай. Давай потихоньку уже выйдем отсюда на свежий воздух. – Мария Васильевна подняла Ольгу Борисовну и повела к выходу. Но их остановил окрик мужчины-распорядителя.

– Прощайтесь!

Родственники Караваевой выстроились в очередь к гробу – подходили, целовали, просто стояли молча, трогали гроб.

– Нам тоже так нужно? – спросила Ольга Борисовна.

– Если ты хочешь.

– Да, я подойду.

Мария Васильевна подвела ее к гробу. Ольга Борисовна церемонно положила руку на краешек, задержала на мгновение и с облегчением отошла.

Полина с Вадимом тоже подошли, постояли и двинулись к выходу.

Они уже почти перешагнули через порог, но вдруг проход загородил мужчина-распорядитель.

– Раньше гроба нельзя.

– Что? – не поняла Ольга Борисовна.

– Сначала гроб. Плохая примета, если раньше.

– Маша, ты слышала? Это просто какое-то чернокнижие! – рассмеялась Ольга Борисовна. – Это удивительный опыт. Ну где бы я еще такое услышала? Вот как они считают? Простите, уважаемый, у меня уточняющий вопрос – если мы выйдем после, так сказать, нашего гроба, но перед гробом Караваевой, то будет считаться, что мы все равно вышли перед гробом? Или вы сначала выносите гробы, а потом выпускаете людей?

– Нет, сначала вы, по очереди, – опешил распорядитель.

– Тогда ваша примета не работает! – торжественно объявила Ольга Борисовна и сделала шаг вперед.

– Не положено, – упрямо загородил проход распорядитель, – сначала гроб, потом вы. Родственники после своего гроба выходят.

– Хорошо, хорошо, – радостно улыбалась Ольга Борисовна, – как скажете. Мы не будем ломать ваши представления о приметах.

Мария Васильевна, крепко держа Ольгу Борисовну под локоть, уже сама чуть не падала. Подреберье не просто ныло, а кололо и взрывалось очагами боли. Все плохо. Срочно нужно добраться до дома. Отменить поминки. Срочно вызвать Лизу. Возможно, дочь поможет пережить тяжелейший стресс. Непременно нужна консультация невролога. И покой. Обязательно покой и постельный режим. Никаких поминок, никаких девяти дней. Ольга Борисовна сорвется. Уже сорвалась. И Люсю. Люся нужна непременно. Хотя бы на первое время.

– Ну, вы дальше, на кремацию, а мы домой, – сказала Мария Васильевна дочери и зятю. Она усадила Ольгу Борисовну в такси.

Так получилось, что на кремации Евгения Геннадьевича присутствовали совершенно чужие ему люди – Полина и Вадим. Аспиранты, машинистка и секретарша уехали.

– Маша, ты знаешь, о чем я думаю? – спросила в машине Ольга Борисовна.

– О чем?

– Мне кажется, была совершена чудовищная ошибка. В гробу был не Женя. Я же подходила, видела. Тот мужчина совсем не был похож на Женю. Другое лицо. Абсолютно чужое.