Вторая жизнь - Маша Трауб

Ольга Борисовна продолжала веселиться:

– Мария Васильевна, дорогая, предлагаю перейти на «ты». После вашей кормежки считайте, что мы выпили на брудершафт. Как же я хочу шампанского. Сейчас бы хоть глоточек – холодненького. Вы как? Ой – ты. Машенька, а давай по шампанскому? Вот жизнь готова отдать за бокал. И знаешь, еще за что? За котлеты, куриные, с пюре. Сто лет не ела. Как же хочу пюре! Или сейчас более уместно пить водку? Женя предпочитал водку. А я так и не привыкла.

Вадим, и без того потрясенный и ошарашенный свалившейся на него важной функцией главного мужчины, отвечающего за все, был отправлен в магазин за шампанским.

– Я не понимаю, – шептал он жене.

– Просто ты счастливый человек. Ты никогда никого не хоронил, – так же шепотом ответила ему Полина.

– Я не могу. Я не знаю, как. Зачем шампанское?

– Вадик, иди в магазин, – ласково велела Полина.

Ей Мария Васильевна наказала бегом сделать пюре и налепить котлет. Полина знала, что, если мама чего-то требует для пациента, нужно исполнять молча и быстро.

Когда Мария Васильевна вышла из комнаты, Полина сидела за столом с телефонной трубкой в руках.

– Лиза не приедет, – сообщила она матери.

Мария Васильевна знала, чувствовала, что так и будет. Что Ольга Борисовна ее пациентка, хотя ее никто не нанимал и не наймет. И что это все – начало конца. Длинного, дай бог, чтобы не мучительного, но ох какого длинного.

– Ольге Борисовне скажем? – спросила Полина.

– Не знаю. Я должна подумать.

Мария Васильевна составляла в голове план лечения – витамины, препараты, очень нужны анализы и консультация специалистов, но это позже. Люся пока не нужна. Что будет дальше – неизвестно. Надо пережить похороны.

– А что у нее? – спросила Мария Васильевна.

– Конференция. Не может вылететь по погодным условиям.

Тут вернулся Вадим с водкой, шампанским, зачем-то шпротами, банкой соленых огурцов, черным хлебом и коробкой шоколадных конфет.

На похоронах Ольга Борисовна не проронила ни слезинки. На улице перед залом, где проходило прощание, собрались люди – похороны давно были поставлены на поток. Машины – черные, отмытые до блеска микроавтобусы – подъезжали, отъезжали, уверенно маневрируя в небольшом дворике. Мужчины в строгих деловых костюмах проворно грузили гробы в кузов, родственники послушно рассаживались. Открывались двери, выпуская предыдущую партию скорбящих родственников, закрывались лишь для приличия и через минуту снова распахивались, чтобы запустить следующих, по списку. Во дворе перед залом больницы, чистеньким, надо признать, с урнами, двумя скамеечками, родственники деловито спрашивали, уточняли:

– А вы за кем?

– Вон за этими. Они раньше приехали.

– А те, которые там стоят?

– Те после нас. Видимо. Да, точно, я вон за той женщиной в платке.

– Запомни мужчину, вон, крупный такой, мы за ними, наверное. Будем его держаться.

Несмотря на указанное время, весьма странное и точное, не круглое – девять двадцать пять или десять десять, например, волнение во дворике присутствовало. Будто кого-то из покойников внесут вне очереди, нагло втиснут раньше времени. Да и так родственникам было спокойнее – зацепиться взглядом за женщину в платке, мужчину в куртке или за девушку с букетом. И держаться ее. Мы следующие, а они – за нами. Эти прошли по времени, значит, и мы пройдем.

Пришедшие проститься собирались дисциплинированными кучками, переговаривались, здоровались, выражали соболезнования, кивали знакомым и незнакомым, но вроде бы знакомым – где-то виделись, совершенно определенно, лицо смутно узнаваемое. Или только кажется? Коллеги по работе держались чуть в стороне, но не отрываясь от общей кучки. Когда все дежурные слова были произнесены, когда заканчивались положенные церемонные объятия и поцелуи в никуда, все немного расслаблялись. Мужчины деликатно отходили покурить за угол, где стояла урна. Женщины же, чтобы скрасить ожидание, доставали телефоны. Они показывали друг другу фотографии – розы на даче, подросшие внуки, а вот младшая дочь вышла замуж. Никто не причитал, не плакал. Еще минут через десять неизбежно начинались сплетни – а кто это, а как дочка, развелась или так и мучается? А племянник все деньги тянет. А эта девушка, она кто? С виду не наша, никто ее не знает. Стоит, горе изображает. Она-то покойному кем приходится? А сестры передерутся за квартиру, как пить дать. Ох, хорошо, что покойный этого не увидит. Вон, стоят поодаль, зыркают друг на друга. Змеи. Говорят, вдова уже адвоката наняла. Там какие-то внебрачные дети обнаружились, а она и не знала. Да как не знала? Все она знала, только делала вид, что не знает. И как теперь, через суд доказывать будут родство? Завещание, говорят, не нашли. Точно было. Только вроде как бывшая жена забрала и никому не показывает. Конечно, там же все на нее записано, а на вторую жену покойный не успел переписать. Собирался, да все никак. Она ж теперь на улице останется. Первая жена ее взашей вытолкает. Да и правильно сделает. Первая-то столько лет с покойным прожила, двоих детей родила, а эта, новая, года три-четыре?

– Надо Ивана подождать! – всполошилась вдруг женщина из соседней группы. – Где Иван?

– Опаздывает! У нас в одиннадцать ноль пять, а его еще нет, – возмущенно присоединилась к ней другая женщина.

– Да, в пять минут… Он едет. Надо его подождать, – вступила еще одна женщина.

– Не будем никого ждать, – отрезала вторая женщина, – без него начнем. Все его, что ли, ждать должны?

– Иван – это кто? – тихо спросила какая-то новая женщина.

– Троюродный брат, – пояснила вторая.

– А… А кто эта девушка? Она к нам?

Девушка металась от одной группы к другой, вглядывалась в лица, не признавая, извиняясь.

– Кажется, это Наташа, Раина дочка. Или нет?

– Нет, Наташа постарше будет. А Рая болеет?

– Болеет. Или муж ее болеет. Да, кажется, муж.

– Надо ее позвать.

– А если это не Раина дочка?

Девушка наконец приткнулась к своим, обняла ближайшую к ней женщину, поздоровалась с остальными. Было видно, что она успокоилась – нашла, узнала, не опоздала.

– А Рая-то могла бы и появиться, – прокомментировал женский голос.

– Да о чем ты? – отвечал ей другой.

– Готовы? Никого не ждем? – К Ольге Борисовне подошел распорядитель.

– Да, да, готовы, – поспешно ответила та.

– Караваева! Романовский! – выкрикнул фамилии вышедший из зала для прощания мужчина.

– Это нас? Нас? – ахнула женщина из соседней группы с опоздавшим Иваном. И все стали разбирать сложенные на лавочке букеты.

– Или не нас? Почему Караваева?

– Так это по девичьей фамилии. Она ж не меняла по документам-то.

– Она Караваева была? А я и не знала.

– Значит, Караваева. Я тоже не знала.

– Это нас. – Полина взяла Ольгу Борисовну под руку.

– Нет, не может быть, – уперлась та, – у нас отдельно. Отпевание. Разве не было заказано отпевание? Как же можно? Ошибка какая-то.

Ольга Борисовна вырвала руку и подошла к мужчине-распорядителю.

– Нам заказывали отпевание, – строго напомнила она.

– Караваева? – уточнил мужчина.

– Кто, я? Нет. Что вы такое говорите. Отпевание Романовского.

– Да, проходите, проходите, священник уже в зале. – Мужчина придержал дверь.

– Нет, мы не можем! Кто такая Караваева? Почему Караваева? Они ведь после нас. И у них еще троюродный брат не приехал. Я слышала. Они будут ждать. А мы раньше. Почему так? Почему вместе? Посмотрите, сначала Романовский, потом Караваева.

– Ольга Борисовна, успокойтесь, так сейчас бывает. Когда вместе, – увещевала ее Полина.

– Как это вместе? Это же не баня! – взвилась Ольга Борисовна. – Я отказываюсь от этого совместного отпевания! Разве вам не звонили? Из института должны были позвонить! И это они заказали отпевание! Посмотрите в бумагах, наверняка вкралась ошибка!

– Олечка, дорогая, пойдем! – Мария Васильевна крепко, профессионально взяла ее под локоть.

Караваевы тем временем суетливо их обходили и устраивались в зале на удобных местах, поближе к священнику, к стеночке, успеть занять три свободных стульчика, поставленных для тех, кто не может стоять. Хотя положено стоять.

Мария Васильевна ввела Ольгу Борисовну в зал прощания. Они встали у выхода – родственники Караваевой заняли почти все пространство.

– Как их много, – заметила Ольга Борисовна и начала оседать. Мария Васильевна кивнула Вадиму, и тот с мгновенной реакцией врача, пусть и окулиста, бросился к стулу, согнал плотно усевшуюся на нем тетку и притащил стул. Ольгу Борисовну усадили. Она вроде бы была спокойна. Мужчина, помогавший с организацией, закрыл дверь.

– Откройте, – велела Мария Васильевна, – задохнемся тут. – И мужчина оставил дверь приоткрытой.

Гробы стояли рядом. Евгений Геннадьевич и неизвестная Караваева с многочисленными родственниками.

– У нас меньше, да? Наверное, не всем позвонили, – пробормотала Ольга Борисовна.