Игра в звуки - Владимир Михайлов

– Терпеть не могу фиолетового. Под него только эту самую пить.

Он из осторожности не назвал – что именно следует принимать в фиолетовом мире. Но тут же спохватился:

– Слушай, бежать надо. Он сейчас как поддаст ультрафиолетом!

Зенон покосился на кота. Кузя вопросительно смотрел на него, ожидая, видимо, полагающейся порции съестного. Больше ничего, похоже, его не беспокоило. Птич сказал:

– Нет, скорее всего, не поддаст. Вон Кузя не волнуется.

– Он что у тебя – эксперт?

– Они многое чувствуют. Кошки. И коты, понятно.

Дыня снова прозвучала – на этот раз протяжно и как бы разочарованно. И погасла, возвращая миру его сегодняшнюю унылую расцветку.

Минуту-другую друзья приходили в себя. Потом Птич поспешно приблизился к шкафчику, распахнул, достал пакет с кормом. Блюдце было где-то в наглухо заставленном углу, рисковать Птич больше не решился, сыпанул прямо на пол. Кузя посмотрел осуждающе, обнюхал с подозрением, успокоился и принялся насыщаться. Всё было нормально; во всяком случае, оба в это поверили.

– Ладно, – сказал Эмигель. – У нас ещё пять ёмкостей осталось, так что не станем медлить. А что ты там собирался изложить – насчёт денег и перспектив? Не забыл от страха?

– Под тобой сухо? – сделал контрвыпад Птич. – Тряпка не нужна? – И, видя, что партнёр собирается всерьёз обидеться, сразу продолжил: – Ну ладно, шутка. А что касается перспектив, то…

Он вздохнул, как бы вентилируя лёгкие перед долгим объяснением.

– Я вот подумал: всякую вещь можно использовать по-разному. В зависимости от собственного разумения. Можно, как говорится, микроскопом гвозди забивать, топором – балки тесать или головы рубить…

– Вот-вот, – не сдержался Миля. – А врать – нехорошо, воровать же – грешно. Знаешь, я это тоже слышал, и не раз. Так что переходи прямо к делу, считай, что увертюру уже исполнил.

– А это и есть дело. Поясняю для тугомыслящих. Что мы имеем? Достаточно внушительное количество непонятных в большинстве своём вещей. Можно назвать их конструкциями, разумеется. Но пока они в этом своём качестве для нас бесполезны. Почему? Да хотя бы потому, что от всякого, представляющего какую угодно конструкцию, требуют прежде всего ответа на два вопроса, даже на три: для чего это, как устроено и как работает. Пока не будут даны ответы, никто не станет оформлять патента, а предъявленную вещь просто отберут, чтобы над нею поработали люди поумнее. И если ещё только отберут – это полбеды. Но на этом ведь никак не остановятся в наши полные страхов и подозрительности времена. А начнут вызнавать, стараясь копнуть поглубже. «Совершенно ясно, что поскольку вы не можете объяснить, что это, как и зачем, то понятно, что это задумано и сделано не вами. Поэтому будьте добры ответить вот на какие вопросы: где вы это взяли? Каким путём получили? От кого, где и когда? Какие при этом вам были даны инструкции?» И дальше: «Поскольку этот предмет самим своим существованием заставляет заподозрить его внеземное происхождение, предлагаем вам без малейшей утайки рассказать: где, при каких обстоятельствах и каким образом он был вам передан – и кем именно. С точностью до метра и секунды. Далее: каким образом вам удалось установить связь с этим лицом или лицами? Опишите подробно, во первых, их облик, во вторых – дословно: что при этом было сказано? На каком языке происходили переговоры? В-третьих: была ли эта встреча первым случаем контакта с ними? Где и при каких обстоятельствах происходили предыдущие? Далее: согласились ли вы исполнить задание за вознаграждение? Какого характера, если денежное – то в какой сумме и валюте? Если же представленный вами предмет оказался в вашем распоряжении не в результате сговора с какими-либо людьми или другими существами, то каким образом вы его получили? В результате кражи? Укажите, где, когда и при каких обстоятельствах эта кража была вами совершена. А может быть, вы это купили у кого-то? Время, место, приметы продавца. Это ведь не такая вещь, какую можно носить в кармане, она достаточно велика и сразу бросается в глаза, так что не надо выдумывать байки насчёт рынка: появись такое там, мы уже давно имели бы оперативные материалы по этому поводу. Или вы это просто нашли? Вот так – шли и нашли под деревом? А больше ничего такого там не было? Прекрасно, сейчас мы с вами немедленно отправимся туда, чтобы проверить ваши показания и основательно всё осмотреть…» Ну, и так далее. Причём это будет не какая-нибудь местная милиция или полиция. Организация посерьёзнее. Поскольку, как известно, всё, что касается возможных или предполагаемых контактов с представителями иных цивилизаций, правительством рассматривается как государственная и военная тайна высшей степени секретности. Со всеми вытекающими. И первым из этих последствий неизбежно станет глухая изоляция от общества тех или того, кто этот предмет предъявил: на всякий случай. Если даже не будет никаких доказательств сговора, кражи и даже не подтвердится мысль о внеземном происхождении этого товара. Хорошо ещё, если это будет только изоляция, а то ведь – для простоты и надёжности – и угробить могут: как говорилось в былые времена, нет человека – нет проблемы… Как тебе такая интерпретация, Миля?

Шмыгнув носом, Эмигель ответил голосом, прозвучавшим как реквием:

– Кранты. И кой чёрт принёс меня сюда прошлым вечером?

– Это тебе на роду было написано, наверное. Но теперь-то ты хоть понял, чем могло бы обернуться создание такой фирмы, какую ты предложил?

– М-да. Вернее всего, так оно и получилось бы. До заказов дело бы не дошло.

Но тут же Какадык встрепенулся:

– Постой. Но ты ведь сказал, что какая-то перспектива есть? И даже приличная?

– Я её ясно вижу.

– Чего же ты ждёшь? Давай! Или это тоже государственная и военная тайна?

– Ну, не от тебя же. Ответь, пожалуйста, мне вот на какой вопросик: что может, сохраняя абсолютную непонятность и даже, может быть, бессмысленность, при этом оставаться совершенно законным, как говорится – прозрачным, разрешённым и мало того: обладающим определённой, порой очень немалой рыночной ценностью и дозволенным к неограниченному распространению среди населения?

– Гм, – ответил Миля, усиленно размышляя. – Гм. Гм. А ты знаешь?

– Конечно.

– Так скажи – вместо того, чтобы загадывать загадки. Что это?

Мгновение поколебавшись (наверное, велико было искушение ещё помучить возможного компаньона), Зенон сказал:

– Всё очень просто, Миля. Искусство. Современное. Изобразительное. Скажем, пост-постмодернистское. Название, если потребуется, придумаем – или кто-нибудь его даст и без нашей просьбы, совершенно бесплатно.

Эмигель несколько секунд молчал. Потом проговорил шёпотом:

– Зеник, ты гений!

Зенон торжествующе улыбнулся.

– Оценил? Понял, в окружении чего мы находимся сию минуту? Это абстрактная скульптура, Миля. Великое творчество, если даже на самом деле где-то там эти штуки служат для открывания пивных банок – было такое у одного автора. Чего не требуют от абстрактного искусства? Логического смысла! Похожести на что угодно. Наоборот, требуют непохожести. Оригинальности. Оно не должно вызывать мысли, но лишь ощущения, настроения. Кто угодно может спрашивать: «Для чего это?» Ответ будет простым: «Чтобы быть». – «Как вы это сделали?» Ответ: «Не знаю. В приступе вдохновения и озарения». – «А технологически?» – «Простите, но у каждого художника есть свои профессиональные секреты. Возможно, со временем я раскрою их, написав мемуары, но эти дни ещё не настали». И тому подобное. Во всяком случае, ни полиции, ни контрразведке и в голову не придёт искать здесь какой-то криминал. А власти если и заинтересуются этим, то только если захотят приобрести один-другой шедевр, чтобы установить на городских площадях. Иными словами, риск равен нулю.

– Ну, не так быстро, – сказал успевший несколько собраться с мыслями Эмигель. Сказал просто потому, что почувствовал: надо как-то осадить друга, не то он и вправду возомнит о себе. «Гений» не ко времени вырвалось, но ведь это никак нельзя принимать за серьёзную оценку, а с Зенона станется. – Не так сразу. Тут ещё надо крепко подумать над тем – как всё организовать, как раскрутить, чтобы возник интерес, а за ним и спрос. Иначе всё это ни копейки не даст. А без начального капитала не раскрутишь. Значит…

– Ничего подобного! – нотка превосходства в тоне Птича сделалась прямо-таки невыносимой. – Организовать? Проще простого. Мы открываем выставку. Помещение – вот оно: моя дача. Надо только поработать, чтобы всё расставить наилучшим образом. Все три комнаты, да ещё и гараж – всё равно, машины у меня нет. Пока. Выставка-продажа ультрасовременной скульптуры. Сад скульптуры Зенона Птича! А что касается раскрутки, то она обойдется, думаю, в стоимость билета на электричку, туда и обратно, и, наверное, одного ужина в одном из «ростиксов». С одним приглашённым. Остаётся только его выбрать.